Когда растёт сад из васильков.

в легких распускаются васильки тёмно-синего цвета, дышать все труднее и труднее. в легких распускаются васильки, и это совсем не метафора

      Первое упоминание о Ханахаки появилось не более десяти лет тому назад. Говорят, болезнь пришла с востока и унесла немало жизней. Своеобразная чума двадцать первого века, разве что не заразная, прозванная в народе «синдромом неразделённой любви».       Это началось четырнадцатого февраля. Сяогэ отчетливо помнит тот вечер, наполненный терпким, сладковатым ароматом корицы, веселым треском огня в камине малой гостиной, где он, У Се и Толстяк любили проводить вечера. Тогда они любили наслаждаться вкусной едой и глинтвейном, когда за окном вовсю властвовала зима. Тогда он и не думал, что тот, у кого сильный иммунитет на разновидности ядов и на многое другое, может начать кашлять кровью.       У Се заметил это первым. Он тут же подскочил к Чжан Цилину и сразу же спросил, почему по руке виновника его беспокойства струится кровь. Знал бы тогда Наивняш, что всегда молчаливый братец заболел из-за него, то сразу же признался, но он лишь помог ему откашляться и прийти в себя. Но все же сейчас…       — Сяогэ, ты снова кашляешь? — уперев руки в бока, спросил наследник У, нависнув сверху над Цилином, который откашлял, словно кот, очередной бутон прекрасного василька.        Он сжал его в руке, полность окровавленного, но так чтобы не одна капля крови не просочилась сквозь его пальцы. Подняв голову Цилин посмотрел на своего возлюбленного, прямо в глаза напротив словно ища в них ту любовь что горела под ребрами у самого Сяогэ. Те цветы что разрослись там уже настолько что Цилин кажется чувствовал как каждый лепесток щекочет ребра словно напоминая ему чтобы он не забыл, он все ещё любил У Се и это не исправить никак, ему нельзя даже признаться ведь он навлечет на себя только новую боль, а ещё хуже услышит что мерзкий, убьет их хорошую сильную дружбу.       Толстяк узнал первый, что с ним, когда зашёл в комнату Цилина без стука. Прямо на кровати парня было разбросано множество окровавленных васильков, словно они выросли прямо на белом полотне постельного белья. Тогда Ван прошел в его комнату, закрывая за собой дверь, и осел прямо перед плачущим Сяогэ, раздирающим себе горло ногтями.        — Сяогэ… это У Се, да? — голос звучал тихо, но дрожь проскальзывала в нем.       Заметив друга, Чжан попытался вздохнуть, как делал всегда, когда друзья лезли не в свое дело, но это не прошло бесследно. Он снова закашлялся и зажмурился от боли, откидывая ещё один цветок, ярко-красный и живой, как и любовь Цилина в чёртовых пять месяцев.       — Да… У Се… Я не могу потерять его только потому, что умираю, — все же ответил Цилин, смаргивая новые слезы.       Сейчас Юэбань был растерян, кажется, не только из-за цветов, но и из-за слез Чжана, который никогда не позволял себе даже слезинку. Но сейчас ему было настолько больно, и не только морально, но и физически, ведь цветы росли и раздирали лёгкие своими корнями. И Цилин бы ушел. Он даже пытался, но то обещание У Се не давало ему возможность просто снова пропасть на десять лет, а правильно уж сказать навсегда.       — Тебе надо ему сказать! Я уверен: он тоже любит тебя! — твердо сказал толстяк, который взял себя тут же в руки. — Я видел его взгляды, я видел прикосновения, да на меня так ни одна девушка не смотрела. Цилин лишь покачал головой. Нет, его не могут любить. Он просто друг, защитник, он тот, кто не позволит ещё хоть раз сделать больно У Се, он уйдет точно…       — Толс…тяк..? — ну вот и виновник торжества.       Все же самой большой ошибкой Ван Юэбаня было тут задержаться хотя бы на пять минут, ведь У Се, который не может без своего собутыльника и пару минут, в любом случае пошел бы его искать. Ну вот и нашел. Забавно.       — Сяогэ! Что это?! — Наивняш тут же подбежал к Цилину, как заботливая мамочка, убирая руки от его горла, ведь тот, по всей видимости, пытался себя задушить, ещё и цветы…что здесь делает столько цветов? Почему их так много…?       Но на все эти множество вопросов Цилин ответил незамедлительно, когда согнулся пополам и закашлялся, снова выпуская красивый бутон прекрасного цветка. Со всех этих цветов можно было собрать красивый букет для У Се.       — У Се, этот Чжан-болван влюблен, не видишь?! — закричал явно переволновавшийся Толстяк, пока Цилин обмяк и повис на сильных руках Се.       У Се сначала застыл, словно каменная статуя Будды, а потом, отмерев, медленно перевел взгляд на Цилина, который, кажется, пришел в себя и снова стал кашлять кровью с бутонами. Из-за покидавших его сил он не мог даже вырвать руки или заткнуть толстяка, который только что выдал его любовь с поличным.       Взгляд У Се на доли секунды метнулся к коленям Цилина и он узрел пред собой как на штанах черных словно ночь, будто маленькие звёзды рассыпаются зеленые зернышки запачканные кровью, а эти кончики окрашенные в синий так и манят чтобы помочь им поскорее расцвести заставляя заворожить взгляд любого кто посмотрит на них.       — В кого? — с ревностью послышалось от парня, который тут же схватил Цилина за щеки, заставляя посмотреть прямо в глаза. Ведь У Се мог с легкостью прочесть Цилина за столько-то лет дружбы.       Но глаза Чжана закатились от накатывающей боли, и он потерял сознание. Дальше Цилин не помнил, что было. Все было как в тумане, и лишь отдаленно звучащие слова: «Сяогэ!», «Открой глазки, прошу!» «Я люблю тебя!» «Слышишь?!». Но дыхание Цилина медленно иссекало. Он дышал очень медленно, словно ему осталась секунда, но он знал, что эти слова он хотел слышать, хотел, чтобы они прозвучали.       Новое пробуждение Чжан Цилина было странным. Он дышал как обычно, его не тянуло снова закашлять, ему не хотелось вырвать свой кадык, чтобы закончить мучения. Медленно открыв глаза, он наконец-то стал распознавать и звуки, и свое тело, а самое главное - тяжесть на своей руке. Медленно переведя взгляд на затекшую руку, он увидел каштановую голову. Это был У Се, что спал, ткнувшись, словно щенок, в его руку.       Сколько он был в отключке? Что произошло за все время как был без сознания , что вообще происходит, почему он снова открывает глаза находясь на больничной койке? Он пострадал в какой-то из гробниц? Нет, они же повязали с этим, разве нет? Тогда что? Но весь его быстрый и неровный поток мыслей прервал ввалившийся в палату Толстяк с криком:       — У Се, тебе надо поспать я… оооо, Сяогэ, проснулся наконец? — грозный вид друга сразу же испарился, а всю грозность сменила теплая улыбка и уставший взгляд. — Разбуди его, думаю вам надо поговорить. — и ретировался словно его тут и не было.       Но Чжан Цилин не спешил будить своего наивного мальчика, он лежал пялясь в потолок и вспоминая что было накануне и о чем им надо поговорить. Осознание и воспоминания вернулись за три часа частями, но главное он вспомнил. Он заболел Ханахаки и.. У Се спас его в последний момент.       — Спасибо. — спокойно проговорил он поглаживая мягкие волосы любимого.       — Ммм? За что благодаришь? — послышался сонный голос Се что очнулся.       Цилин аж вздрогнул когда послышался ответ, рука так и застала в мягких волосах возлюбленного Наивняшки. Тот поднял голову облокотив подбородок на их руки и посмотрел своими выразительными глазами прямо в темные глаза Цилина, заставив его сердце уйти в скач. Они так долго смотрели друг на друга пока Цилин первым не увел взгляд да и не отвернулся вовсе, явив любимому свои алые уши.       — Сяогэ, ты не должен благодарить, я сделал то что должен был уже давно. — когда тяжесть ушла Чжан медленно повернул голову смотря в такие родные глаза. — Прости что тянул это все нереально долго, я должен был сказать тебе что я люблю тебя до того как ты заболел. Это все по моей вине.       Цилин просто смотрел на возлюбленного и даже не замечал как губы сами растянулись в лёгкой улыбке, а взгляд потеплел. Его давно любили и видимо Сяогэ это забыл ещё тогда во дворце Сиванму. Наклонившись ближе к лицу парня он прильнул к его губам и смял, не боясь уже что его толкнут, его поцеловали в ответ и это пустило жар по телу, и теперь Цилин уже не боялся быть отвергнутым, он знал что теперь его любят и он не умрет.