Unified

Когда они расслабляются за просмотром кино по вечерам, после тяжёлых, наполненных работой в мэрии дней, Эдвард всегда садится на диван позади Освальда и обвивает его своими длиннющими ногами, прижимает к груди руками, вдавливая в себя, как свою маленькую драгоценную птичку. Он оказался очень тактильным котиком (или стал таким, когда сошёлся с Пингвином), что явно было неожиданным, но очень приятным открытием. Хотя вызывает некоторое раздражение тот факт, что Нигма постоянно пытается облапать задницу мэра или переплетается с ним пальцами прямо посреди важного совещания, внезапно соскучившись по прикосновениям. Несчастный мэр Кобблпот отчаянно краснеет в такие моменты и теряет голос, а подчинённые закашливаются и стараются сделать вид мартышки, которая ничего не видит, ничего не слышит, ничего не говорит. Всё-таки проявление знаков внимания на публике не очень нравится Кобблпоту, он считает их чувства слишком личными и не хочет выставлять свою любовь (которая слабость, ага) напоказ. Эдварду приходится мириться с этим, но спроси его мнения и он ответит, что заставил бы новостные каналы ежедневно вещать об их паре в прайм-тайм, а по городу развесил бы огромные билборды с совместными фото. Ох, уж эта Загадочниковская тяга к публичности и хвастовству. - Иногда я не верю, что всё это реально и тогда мне хочется проверить свою теорию, воткнув в тебя нож. Если умрёшь, значит я не сплю - говорит ему Освальд. - А я хотел бы сжать твою чудесную шейку руками и держать, наблюдая, как жизнь уходит из глаз капля за каплей - не теряется Нигма. - Ты такой предсказуемый, Эд. Любишь ходить по проторенной тропинке. - Не то, что ты, дорогой. Только и делаешь, что угрожаешь мне ножом. - Вообще-то ещё был пистолет! - Так и у меня однажды был. - Давай не будем об этом? - Согласен, сейчас не самое подходящее время для воспоминаний. Лучше тащи свою задницу сюда, а я так докажу тебе, что реален, что неделю собрания стоя проводить будешь. - Такие угрозы мне больше по душе, но тебе придётся очень постараться. Знаешь, вообще-то у меня крепкое тело! - Ты такой болтливый, Освальд. - Весь в тебя. Дома Освальд совсем расслабляется и ходит повсюду за своим уже-не-таким-загадочным-парнем хвостиком, мешает заниматься делами и всячески лезет под руку. И вероятно дело именно в температуре тела Нигмы, она всегда выше средней нормы. Он как большая грелка, наполненная кипятком. Освальд льнёт к этому теплу. Ему всю жизнь было зябко, и Эд стал именно тем, что было нужно, чтобы изгнать холод. Лёд в груди он тоже упорно топит день за днём своими настойчивыми вниманием и заботой. Да, полностью истребить тревожную нервозность уже не получится, но он очень старается. Оба усердно работают над тем, чтобы смягчить последствия совершённых в былом ошибок, коих было немало. Они уже решили, что пора оставить всё, что было между ними "до" в прошлом и идти вместе в будущее. Только проговорив, приняв и отпустив можно будет жить дальше. Поэтому они так нежны в своей глубокой привязанности. Делая первые робкие попытки в постели, боясь причинить хоть каплю боли и разбередить старые раны, они учились быть чрезвычайно внимательными партнёрами. Неловкие поцелуи, нерешительные прикосновения подрагивающими кончиками пальцев, мягкие поглаживания. Сотни волшебных часов, восхитительных ночей, наполненных постиганием друг друга потребовалось, чтобы начать доверять, почувствовать себя уверенными и побороть застенчивость. Позже, во время долгих и достаточно интимных разговоров за ужином при свечах или в спальне, они смогли признаться, что чем крепче становятся их романтические чувства, тем больше растут потребности. Появилась нужда в большем разнообразии ощущений, касаний, возможно, более грубых и настойчивых. Возможно, они готовы стать смелее, открыться больше, вытащить наружу порядком запылившихся демонов, томительно ожидавших освобождения. Их игры становились острее, ласки изощрённей, желания извращённей. Новый уровень любви открыл второе дыхание в их отношениях. Следы от укусов яркими пятнами расцветали на нежно оглаживаемой ранее коже. Уже не боязливые пальцы впивались в мышцы, оставляя после себя подолгу немеркнущие синяки. Тело человека может стерпеть многое, им это знакомо не понаслышке. Зная это, так увлекательно проверять друг друга на прочность, проявляя свою страсть всё отважнее. Они часто достигали грани, в запале чуть ли не разрывая друг друга на части, как дикие животные. Это могло бы пугать, но оба никогда не умели вовремя нажать на тормоз, поэтому только больше наслаждались и заводились от собственной звериной похоти. Спустя время, когда они напились этой физически болезненной страстью, начали рождаться иные желания. В голове возникало всё больше неожиданных вопросов. Согласится ли он, если я предложу связать его, закрыть повязкой глаза и заткнуть кляпом рот? Будет ли ему страшно и возбудит ли его этот страх? А меня его страх возбудит? Каким он будет, когда окажется в безвыходной ситуации, полностью уязвимым? А что будет, если медленно, мучительно дразнить, не притрагиваясь к потаённым местам? Как будет реагировать? Можно ли заставить его просить или даже умолять? Какой уровень возбуждения он будет готов вынести, пока не сорвётся? Эти и многие другие идеи рождались с завидным постоянством у обоих и непременно требовали воплощения. Вот так они и пришли к моменту, в котором Освальд подвешивает Эдварда за запястья и уходит, аккуратно прикрыв дверь каморки. Небольшое помещение было приспособлено под пытки ещё долгое время назад, когда криминальный авторитет значил многое и частенько приходилось прибегать к нестандартным методам удержания власти и ведения допросов. Каморка давно не пользовалась популярностью, ведь времена в Готэме настали довольно мирные. Можно сказать, что весеннее тепло щедро пролилось на измученный город. Уровень преступности снизился до минимальных отметок благодаря упорной работе мэра Кобблпота и его первого помощника. Да, спустя столько лет, снова занять пост главы было приятным дополнением, помимо отпущения грехов за проявленную отвагу, когда они объединились на Стене, в борьбе против Бэйна. Довольно быстро после событий в Ничейной Земле неожиданное потепление наступило и в отношениях между Эдом и Освальдом. Первый наконец принял свои чувства, оценил жертву друга и осознал, что они действительно идут только в комплекте. Без одного нет другого, и только вместе они могут добиться всего, что им требуется для полного процветания. И вот, спустя стремительно пролетевшие два года, мэр уводит своего любовника в подвал, подвешивает к потолку, как пойманную муху, и испаряется. Эдвард, обнажённый по пояс, удивлённо крутит головой, когда Освальд уходит и всё не возвращается. Минуты текут бесконечно долго. Кровь отливает от запястий, кожа зудит, а остывающий торс зябнет. Он доверяет себя Освальду и уверен, что тот вот-вот придёт, развяжет и разомнёт затёкшие руки. А потом пройдётся губами по каждой фаланге, уложит к себе на колени и укачает, как ребёнка в объятиях, ласково покрывая поцелуями лицо. Но он всё не приходит, а на опустевшее место свои права заявляет страх. Эд начинает понемногу дёргать руками, проверяя, сможет ли ослабить путы. Нет, верёвка слишком крепко стянута, а узел "восьмёрку" распутать одеревеневшими пальцами не так-то просто. Остаётся только ждать, борясь с нарастающей тревогой, и понемногу раздражаться. Напуганный и уже порядком злой Нигма дрожит от холода и усталости, утешая себя мыслями о том, что сделает с Освальдом, когда тот его наконец освободит (тут же напрашивается "если освободит", но такие мысли лучше гнать из головы поганой метлой). Всё происходящее даже близко не похоже на то, что он себе представлял. Это ни разу, вот нисколечки не похоже ни на одну из их сексуальных игр. Ужас как обидно. Он представляет, как вытрахает душу из мелкого гадёныша, как будет изводить его, не давая кончить часами, как заставит просить прощения за эту глупую и жестокую игру. Время течёт, а вместе с ним выветривается злость. Хочется крикнуть, позвать Освальда, попросить закончить этот таинственный перфоманс. Эдвард какое-то время борется с собственной гордостью и самолюбием, буквально выворачивая себя наизнанку, чтобы решиться. Ему совсем не хочется этого делать, в конце концов, это так унизительно - не справиться с классическим "повиси пока тут, а я скоро вернусь", но сил терпеть пытку одиночеством больше нет. Когда он открывает рот, занемевшие связки не способны выдать ничего, кроме свистящей просьбы, состоящей из одного слова, одного имени. Он зовёт приглушённо, практически шёпотом, но спаситель слышит его и открывает дверь. Освальд молча заходит в помещение и смотрит настораживающе холодным взглядом. Невозможно прочитать ни в одной черте, о чём он сейчас думает и что замыслил делать дальше. О, Эд очень надеется, что он всё-таки планирует отпустить, а не просто полюбоваться и выйти вон, снова оставив его наедине с бешено пляшущими мыслями. Освальд пристально и всё также в полной тишине рассматривает Нигму, а на его лице промелькивает что-то похожее на сожаление. Он достаёт нож и медленно подходит к своему добровольному пленнику. Снова колючий страх протягивает свои лапки под кожей, но наработанное ими за годы доверие сильнее, поэтому Эдвард из последних сил старается не отклониться зашедшимся в неконтролируемой панике телом, от наступающей на него фигуры. Он держится, но всё-таки крупно дрожит и смотрит глазами, в которых плещется немая мольба о снисхождении. Освальд вплотную подходит к Эду и немного задирает голову, чтобы рассеянно чмокнуть в подбородок. Вытянутые вверх руки просто ужасно затекли от долгого напряжения под весом собственного тела. Освальду неудобно, Эд высокий, его конечности слишком длинные. Приходится постараться, чтобы позорно не встать на носочки, перерезая канат, туго стягивающий костлявые кисти. Нигма падает на колени от неожиданной свободы, чувствительно ударяется коленными чашечками о каменный пол. Холод и боль сконцентрировались в двух точках тела, пронзая двумя металлическими иглами. Физический дискомфорт медленно растекается от коленей вверх. Он стоит перед своим мучителем на коленях и не может собраться с силами, чтобы подняться. Понемногу Эдвард начинает ощущать боль по-другому, она больше не колющая и резкая, а тянущая и волнообразная. Ноют ушибленные ноги, ломит уставшие от долгого нахождения в неестественной позе плечи, саднят пережатые и оцарапанные верёвкой запястья. А ещё почему-то очень хочется упасть лицом прямо на пол и разрыдаться от облегчения. Освальд стоит над ним, уперев руки в бёдра, ноги слегка расставлены. Глядит сверху вниз серьёзно, лишь в глубине зрачков мерцает искорка интереса и любопытства. Теперь можно предположить, о чём он думает: какой твой следующий шаг, Эдвард? После того, что произошло. Ожидает реакции. Они готовы не вдыхать, а пить воздух, вот настолько пространство вокруг заряжено. Неопределённая смесь чувств, которые нельзя отделить друг от друга. Нельзя определить, что они значат и нет уверенности даже в следующей секунде. Никакого будущего - только сейчас. Ничем не замутнённое мгновение происходящего. Хочется впитывать в себя это необычное, безумное, желанное, нездоровое. Освальд терпелив и даёт Эду время на осознание себя и принятие решения. Он готов ко всему, потому что не пытается предсказать будущее. Поэтому даже не вздрагивает от неожиданности, когда Нигма, отчаянным импульсом бросается всем корпусом вперёд и буквально падает лицом, утыкаясь лбом в блестящий мысок лакированного ботинка. Он кажется жалким сейчас, если сравнить с уверенной и непоколебимо бесчувственной фигурой Освальда. Он лежит у его ног, касаясь лбом его обуви. Хотя бы так касаться - этого мало, но на нескольких сантиметрах столь непривычного контакта сконцентрировалось всё существо, всё настоящее, всё сейчас. И Эдвард ведёт головой, медленно скользит по начищенной поверхности выше. Кожей ощущает прохладу ботинка. Натыкается на шершавую и колючую текстуру - чёрную манжету брючины. Всё, чего отчаянно хочется сейчас - поцелуй. И Нигма не отказывает себе, прижимаясь губами к носку ботинка, крепко целуя, как будто в губы. Приоткрывает рот и проводит языком, потом снова прижимается губами и снова лижет. Ему не противно, даже когда песок скрепит на зубах. Хочется больше и он движется выше, прихватывает губами брючину, приподнимает её и льнёт к сгибу ступни. И снова лижет, целует, невесомо прикусывает, чувствуя тепло тела, запах чистой кожи, мыла и стирального порошка. Это практически приводит его в неистовство. Затылком ощущается всё тот же прожигающий, изучающий взгляд. Он хотел бы лежать у ног Освальда часами, не чувствуя твёрдого пола под коленями, затекающей шеи и холода. Хотел бы часами целовать одни его ботинки, не получая большего, боясь даже желать. Но не в этой Вселенной, потому что он всё-таки пронзительно желает и не способен привить себе смирение - Нигма не из тех, кто способен смиряться, он жадный. И сейчас готов лопнуть от отчаяния, потому что брючины слишком узкие, а хочется прогуляться губами выше, испробовать на вкус всё, что можно получить от Освальда. Отведать всего Освальда. Дразняще исцеловать каждый миллиметр его тела, оставить десятки влажных дорожек горячим языком, сотни нетерпеливых укусов, желая поглотить, вдавиться в него, раствориться в нём, поселиться внутри и стать одним целым. Эдвард не сдерживается, когда в голове возникают картины всего, что он просто должен получить, и издаёт сокрушённый рык, переходящий в горестный стон. Прижимается лбом к обтянутым брюками коленям, весь - просьба, мольба. Не поднимает лица и не пытается посмотреть выше, он боится не выдержать и умереть на месте, если увидит его глаза. И тут чувствует, как по телу Освальда пробегает вибрация. Он дрожит. Дрожит также, как Эд и только теперь позволяет себе слабость перестать из последних сил держать себя в руках, сохраняя вид высшего достоинства. Это их особая игра, в которой сегодня оба явно проигрывают. Впрочем, как и всегда. И ни одному из них не жаль. Ведь самоцель - в любых обстоятельствах и декорациях держаться до последнего, а затем непременно проиграть. Получить свой приз за последнее место. Пока что ведёт Освальд, а Эд отдаётся ему в их извращённом танце. Освальд слегка наклоняется и пропускает пальцы в слегка завившуюся чёлку Эдварда, притягивая к себе. Наклоняется чуть ближе, сжимая захваченные пряди сильнее, но сохраняет минимальное расстояние между их лицами. Поза получается неудобная - Эд изо всех сил тянется к желанному, к губам, которых так хочется, но Оз продолжает удерживать короткую дистанцию. Очень близко, но недостаточно. Глаза в глаза. Один взгляд внимательный с еле сдерживаемым возбуждением, колышущимся где-то на дне зрачков, другой - умоляющий и покорный. Из всех демонов Освальда этого Эдвард полюбит чуть ли не больше всех. Он весь обмирает, а внутренние органы сжимаются в трепете, когда этот невысокий, с виду хрупкий мужчина выставляет напоказ весь потенциал таящейся в нём силы. И снова ожидание, ох, как же много его сегодня досталось, всегда такому нетерпеливому до телесного контакта Эдварду. Какой извращенец умудрился придумать эту пытку? Ах, ну да, его личный извращенец. - Наверх - хрипло бросает Освальд, так толком и не прикоснувшись, даже не поцеловав. А ведь хочется. Хотя снаружи он сохраняет ледяное спокойствие, под одеждой он уже весь влажный от сдерживаемого напряжения. Он затеял это всё не только для Эдварда, но и для себя. Своего рода эксперимент. Сколько он сам протянет и какими они придут к финишу? Хочется сорвать неприятно липнущую к спине рубашку как можно скорее. Идеально, если бы Эд сорвал с него эту рубашку, обрывая от нетерпения пуговицы, портя в запале недешёвую ткань. Плевать на шмотки, получать доказательства того, что его желают дороже всего на свете. И сегодня он в очередной раз убеждается, как сильно его любят, ведь Нигма проявляет поразительно несвойственные ему терпение и покорность. Если бы он злился, яростно выл и угрожал - это было бы очень приятно и предсказуемо (Оз просчитал и такой исход событий), но доверие, покорность, отринутое самолюбие просто рушило всё в груди и перестраивало взгляд на их отношения. А достоин ли Освальд такой любви? Эд, глядя в пол, неуклюже поднимается и ковыляет к двери, даже не пытаясь переварить происходящее. Всё тело гудит, возбуждение болезненно давит на ширинку, а в голове вата. Обычно такой умный и очень работоспособный мозг даёт сбой за сбоем, мысли дробятся и рвано пролетают мимо, не успевая укорениться. Он весь - заряженный комок энергии, которая ещё не нашла выход. Срочно требуется хоть что-то, чтобы заземлиться и вернуться в реальность. Когда они оказываются в спальне, Освальд кивает головой в сторону кровати и Эд беспрекословно валится на неё спиной, выжидающе поглядывая из-под полуопущенных век. Освальд расстёгивает пуговицы рубашки не шибко послушными пальцами очень стараясь, чтобы этот факт остался незамеченным. Теперь он обнажён ровно настолько, насколько всё время был обнажён Эдвард. Кожу приятно холодит прохладный воздух, он старается держать дыхание ровным, чтобы не было заметно, как он тонет в океане испытываемых чувств. Пока что нужно сохранять спокойный вид, чтобы не разрушить щепетильно созданную атмосферу. Освальд подходит к кровати и садится рядом с Эдом, наконец, целуя его. Между их губами будто проносится маленькая электрическая молния. Сразу становится мокро и мягко. Как и всегда это так сочно и вкусно, будто вгрызаешься в экзотический фрукт. Когда касаются кончики их языков, рождается ещё одна молния, заставляющая надсадно вдохнуть. Слишком скоро Освальд вырывается из поцелуя. И то, как разделяются их губы, у Нигмы отрывает кусок сердца. Спустя пару мгновений он уже растекается в благостную лужицу, впитывается в простыни, исчезает в ощущениях, пока Освальд покрывает его сотнями маленьких поцелуев. Эд пытается обнять Освальда за плечи, желая пробежаться пальцами по коже, подарить тепло и ласку, но тот не позволяет - останавливает, оседлав его бёдра, впившись коленями в бока, а руки пригвоздив к кровати над головой, больно вцепившись в повреждённые верёвкой запястья. Наклоняется к самому его лицу и резко кусает за щёку, потом ещё раз за подбородок и яростно впивается острыми пингвиньими зубами в шею. Эдвард дёргается, хрипло вздыхает и замирает, показав, что усвоил урок и больше не станет злить своё хищное пернатое божество. Пусть хоть растерзает его на клочки, он останется покорным. В глубине души он даже тайно мечтает об этом, но у божества на него сегодня другие планы и состоят они в том, чтобы нагло провоцируя изводить любовника лаской, доводя его до точки невозврата. Прощупать границы того, насколько долго Эдвард сможет быть податливым, пока не потеряет контроль и сорвётся в пропасть, опустившись до отчаянных мольб и безумного, совершенно помутневшего взгляда, покрытого пеленой слёз. А если зайти ещё дальше, он сможет увидеть в этих же глазах ярость? А можно ли довести бедного Эдди до той точки, когда он схватится за нож и заставит трахнуть его, под страхом смерти? - Лежи смирно - предупреждающе шипит Пингвин, задевая зубами мочку уха, в ответ получая слабый кивок. Ведёт носом по кромке волос, вдыхая родной запах. Пряди щекочут лицо и он зарывается в них ртом, прихватывает зубами одну и слегка оттягивает её. Снова вдыхает запах волос и адреналина. Губами прокладывает дорожку по лицу, невесомо целуя виски и лоб, чмокая в кончик носа и на секунду прижимаясь к припухшим губам. Опускается ниже, в чувствительную зону под челюстью и ощущает, как Эд ощетинивается мурашками. Ему до невозможности нравится, когда его так целуют. Руками Освальд медленно проводит по торсу, слегка царапая ногтями, оставляя блёклые розовые дорожки. Появляется желание впиться сильнее, чтобы до боли, до царапин и ссадин, услышать писк возмущения, но он сдерживается и продолжает сосредоточенно ласкать Нигму. Этих прикосновений слишком мало, они только сильнее воспламеняют, запуская волны дрожи по всему телу. Эдвард жалобно мычит и слабо дёргается, безмолвно прося о большем. Освальд игнорирует эту просьбу, продолжая впиваться в беззащитно распростёртое под ним тело слишком нежными поцелуями. Когда он проводит руками по груди, будто ненароком задевая соски, Эдвард крупно вздрагивает и стонет снова. Его тело, как неразорвавшаяся граната с оторванной чекой. Ещё секунда и он подскочит с постели, наплевав на всё, схватит Освальда и одним движением перекинет на спину, подомнёт под себя и наконец-то поцелует так, как хочется - страстно, глубоко, жадно кусаясь и рыча. А потом трахнет, нет, выебет так, чтобы у того ноги отнялись от удовольствия. Или оседлает его, приспустит чёртовы брюки и самостоятельно насадится на его член без подготовки и будет вытрахивать демонов, пока они не взмолятся о пощаде. Будет слушать возмущённые вопли, переходящие в блаженные стоны и смотреть на победителя, любуясь своим поражением. В ту секунду, когда Эд уже готов осуществить родившийся в голове план, его резко прошивает новым чувством, потому что Освальд дойдя поцелуями до пояса явно лишних в этой ситуации брюк, прикусывает кожу под пупком. Множество жалящих и довольно болезненны укусов обрушиваются на Нигму. Он теряется от контраста и снова растекается в лужицу, неспособную ни на какие действия. По всему телу носятся целые табуны мурашек, а тяжесть пониже пояса уже готова порвать штаны. Освальд вонзается зубами в его живот, грудь, руки, покрывает синяками всё, до чего дотягивается, ладонями оглаживая бёдра, попутно подбираясь к ширинке брюк. Крохотное мимолётное облегчение наступает, когда молния перестаёт давить на член. Но всё ещё слишком тяжело, потому что даже стянув с него штаны, Освальд не прикасается к органу, который так бесстыдно стоит колом, требуя контакта. Хотя бы через нижнее бельё. Нет, он продолжает гладить и щекотать нежную кожу на внутренней стороне бёдер, массирует гребни повздошных косточек, ласкает бока и живот, снова поднимается к груди, не прекращая наносить низвергающие в пропасть укусы. Эдвард теряет контроль. Он готов кричать, но сил хватает только на то, чтобы повторить всё ту же мольбу, которая прозвучала недавно в подвале: - Освальд... Мучитель поднимает внимательный взгляд, который ослепляет нестерпимо яркими пропастями расширившихся зрачков. Возбуждение выдают заалевшие щёки и полубезумная улыбка на губах: - Да, дорогой? - господи, как красиво. Оз сохраняет этот момент в памяти, как фотокарточку. Разбитый и обессиленный Эдвард, раскинувшийся на кровати, его полуприкрытые глаза и приоткрытый рот, свистящее дыхание, цветастые синяки и испарина на лбу приводят в неописуемый восторг. Эдвард не способен на членораздельные звуки и просто трясёт головой, издавая что-то похожее на вопрос или просьбу. Кажется, сознание покидает его, он будто в горячке. То, что сотворил с ним Освальд, вызвало целый всплеск гормонов, отчего он сейчас чувствует себя как наркоман в самый пик прихода. Он весь выгибается и снова готов разрыдаться от сочности ощущений, когда чувствует, как с него стягивают нижнее бельё и прикасаются к члену, сразу крепко сжимая его у основания одной рукой, а пальцами второй нежно массируют головку. В следующую секунду он рассыпается в пепел, потому что Освальд медленно, но уверенно насаживается ртом сразу на половину длинны и не останавливаясь начинает вбирать в себя глубже, втягивая щёки и понемногу аккуратно дыша носом, опаляя каждым выдохом кожу внизу живота. Он не ускоряется, но меняет давление губ на ствол и иногда отстраняется, чтобы отдышаться и слизать выступающие капельки предъэякулята. Всё существо Нигмы концентрируется на долгожданной ласке, которую благодушно дарит ему Освальд. Острое удовольствие в текущем моменте - руки на бёдрах и мягкий рот, вбирающий в себя его член - всё, что существует сейчас и Эд готов взорваться и выстрелить собственным семенем прямо в эту птичью глотку. - Не смей кончать, пока я не дам тебе разрешение - с трудом отрывается Освальд от своего занятия и угрожающе смотрит на Эда. - Ты же не хочешь, чтобы мои труды пошли прахом и всё закончилось прямо сейчас? Эд мычит и мотает головой из стороны в сторону. Он не хочет. Нужно больше, нужно, чтобы его взяли властно, жёстко и глубоко. Он хочет отдаваться всем своим существом и пошло стонать, извиваясь под Освальдом, пока тот натягивает его, прижимается бёдрами к бёдрам, нашёптывая грязные словечки в искусанные губы. Можно даже без подготовки, чтобы он ворвался отрезвляюще, ожесточённо. Чтобы резкая боль мешалась с наслаждением. Но Освальд не хочет наносить травм, поэтому продолжает следовать плану, крепко удерживая мечущееся под собой существо, пока тянется за смазкой. Стискивает одной рукой бедро, а смазанными пальцами второй слишком медленно проникает в пышущее жаром нутро. Эдвард бьётся в его руках сильнее, причитает и старается резче насадиться на пальцы, подаётся всем телом к страстно желанному контакту. - Ты забылся и становишься слишком непослушным, Эдди - Освальд наклоняется вплотную к его лицу и смотрит неодобрительно, прекращая растягивать пальцами тугое и потаённое. Эдвард замирает и смотрит щенячьим взглядом, будто просит прощения. Манипулирует, сучонок хитрый. Главное, что дёргаться перестал. - Так-то лучше. Будь послушным, а не то встану и уйду. Врёт, конечно. Куда он уйдёт с подводной лодки (с таким-то стояком), но на Эда это оказывает действенный эффект и тот покорно расслабляется, отворачивает лицо в подушку и немного обиженно косится из-под упавшей на лоб чёлки. Освальд награждает Нигму за послушание тем, что проталкивается уже тремя пальцами чуть резче и глубже, вместе с этим прижимаясь к нему торсом, стискивая бедро сильнее и впиваясь в губы поцелуем. Позволяя вылизывать Эду свой рот, сплетаясь с ним языками. Он знает, куда надавить, чтобы тот издал низкий стон, безотчётно запрокинув голову и впился пальцами в простыни. В такие моменты можно залюбоваться беззащитно открывшейся шеей и дёргающимся кадыком, в который так приятно впиться зубами и терзать выбивая всё более громкие стоны. Нигма весь трясётся пронизываемый сладостной агонией, а Освальд трогает это дрожащее тело, жадно слушает издаваемые им звуки и любуется результатом дела рук своих (и не только рук). Перед ним открывается самое возбуждающее кино для взрослых, которое он самолично срежиссировал по собственному сценарию. Он окончательно выпутывается из приспущенных брюк и натягивает презерватив, от души полив лубрикантом свой член и промежность любовника. Тот нетерпеливо фырчит и приподнимает бёдра в приглашающем жесте. Освальд подкладывает подушку под поясницу, чтобы было удобнее и приникает к горячему телу. Проникновение ощущается слегка болезненно, распирающим чувством неторопливого наполнения. Нужно жёстче, резче, чтобы больше ощущений, чтобы сильнее раздвигало изнутри, чтобы до красных точек в глазах. Но главный сегодня Освальд, а Эдварду нужно быть покорным и он изо всех сил старается справиться со своей задачей. Голова идёт кругом, а перед глазами пляшут мушки от того, насколько это всё хорошо. И как он раньше жил без этого великолепия? В уголках глаз скапливаются слёзы, лицо немеет, а бёдра дрожат. Эдвард издаёт звук, совсем по-щенячьи скулит и толкается тазом, насаживаясь глубже. Он в руках Освальда такой уязвимый, напрочь растрёпанный, истекающий слезами и предъэякулятом. И это самое вкусное зрелище, которое только можно представить. Хочется наклониться ближе и нежно вобрать ртом капельки пота, выступившие на лбу, на висках и над верхней губой. Именно это и делает Освальд, проникая глубже членом в нутро Эда и одновременно языком в его рот, глубоко вдыхая его пронзительный стон. Их тела соединяются, кисти переплетены над головой Эдварда, они касаются даже локтями. Носом к носу, лбом ко лбу, тяжёлое дыхание смешалось. Оба замирают, чтобы прочувствовать момент, когда они физически так близки, буквально слеплены друг с другом. Ноги Эда деликатно обвивают талию Освальда и прижимают к себе ближе. - Я люблю тебя, Эдвард Нигма, и вероятно однажды мы оба погибнем от этой любви. - Взаимно, птичка, и это единственный исход, о котором я только могу мечтать. Оз готов расплакаться от умиления, но вместо этого невыносимо нежно целует Эдварда в губы, пока в голове крутится озвученная только что фраза, разнося по венам тепло. Но чудное мгновение нагло обрывается язвительным и насмешливым: - А теперь, когда мы закончили обмениваться сантиментами, пожалуйста, трахни меня так, чтобы я забыл все слова, кроме твоего имени. Рот Эдварда растекается в ядовитой улыбке, а Освальд рычит на эту занозу в заднице, которой вечно нужно испортить хороший момент и в отместку прокусывает ему губу, не смея однако отказать в просьбе. Он резко двигает бёдрами и почти сразу задаёт духовыёбывающий темп. Хоть Нигма никогда раньше не имел половых связей с другими мужчинами, да и с женщинами у него было крайне мало опыта, чётко уверен, что никто в Готэме не трахается так хорошо, самозабвенно уходя в процесс, как делает это Освальд. Эта природная страстность и самоотдача впечатляет каждый раз, будь он сверху или снизу. Определённо лучший любовник, которого только можно представить. Напряжение покидает их тела с каждым умопомрачительным толчком, а обрушившийся один на двоих оргазм заставляет прижиматься ближе, сбиваясь с ритма в хаотичной возне. В этом моменте они чувствуют, что неотделимы. А спустя полминуты алчно ловят губами воздух, потому что забыли лишний раз вдохнуть, утонув в потоке впечатлений. Освальд обессиленно падает в шею Нигмы, а тот наконец-то вытягивает руки, оплетая ими навалившееся на него тело. Перекатывается и опрокидывает его на спину, нависая сверху, облегчённо смеясь и целуя в губы. Чуть позже они сидят на мягких подушках друг напротив друга за маленьким японским столиком, а в руках держат дымящиеся кружки с заботливо заваренным Освальдом травяным чаем. Чувство тянущего приятного опустошения рождает радостно пляшущих за грудиной чертят. Выгулянные на свободе демоны отдыхают. На губах растекаются счастливые, слегка смущённые улыбки. Удивительно, как после всего, что между ними происходит в постели, они не пугают и не отталкивают друг друга, лишь становятся ближе. И чем мучительней были пытки, тем вкуснее кажется чай, который они пьют после. - Я хочу, чтобы в следующий раз именно ты задавал правила игры - признаётся Освальд. - С удовольствием, у меня уже есть пара наработок - мурлычет Эд.