he gets so emotional

      ветер сдувает в сторону всё, что криво лежит у костра. также обычно пропадает всё, что попадается муну на глаза; в особенной опасности все, кто остался без мамы, папы, хозяина и прочего надзирателя, который, чёрт возьми, должен отвечать за свою невоспитанную животину, даже после смерти! астарион шагает уверенно, и звук его каблуков, будьте уверены, отражается в каждом уголке лагеря. мун, однако, не обращает на него никакого внимания, путаясь когтями в белой шерсти шкряба.       — потрудись-ка объясниться! — астарион возвышается над ничего не подозревающим любовником, который, в свою очередь, медленно поднимает взгляд. эта улыбка — жизнерадостный оскал — немного смягчает сердце вампира. — пф…       — что-то произошло? — а может, смягчает больше, чем подозревал астарион. он коротко пыхтит от злости, но в итоге сдаётся; плюхается рядом с муном на колени, уклоняясь от поцелуев собаки.       — любимый, — тихое, многообещающее начало, но очень быстро тон астариона вновь повышается. — объясни! ну почему, почему мы подбираем с улицы всех, кого бросили... ты меня извини! — астарион красноречиво кладёт себе ладонь на грудь, касаясь её одними пальцами. — я мог пережить медвежонка, эту блохастую псину, но мун! любимый...       мун не может сдержать смеха, но очень сильно старается; ему, всё же, не хочется сильно задевать гордость партнёра. он смотрит на астариона, слушает очень внимательно, особенно, когда тот берёт его лицо в свои холодные ладони и гладит, как только что гладил он сам собаку. астарион вновь переходит на полушёпот.       — мы только что избавились от этой дрянной девчонки из рощи, ты у подножия города умудрился подобрать ещё одну, да ещё и с этой... кошкой... собака не даёт мне спать. я так больше не могу...       и всё же, чужой ропот, такой звонкий и, как и обычно, обоснованный лишь нарушенным комфортом, не оставляет муна равнодушным. он берёт чужие ладони в свои, целует костяшки, трётся носом.       — я понимаю твоё недовольство, милый, но всё же... это не твои заботы. я принял такое решение в трезвом уме, и, поверь, как только я придумаю, что с этим сделать, ребёнка тут уже не будет... к тому же, чтобы лучше высыпаться, — мун тянет чужое лицо к своему и выдыхает в самые губы. — ... нужно меньше приставать ко мне под одеялом. ты же знаешь, что я не могу оставить тебя без внимания, особенно когда вижу, как ты его хочешь...       астарион почти злится, но всё же целует партнёра в губы, с такой же скоростью отворачиваясь в сторону. он пыхтит громче обычного, и только после нескольких шумных выдохов поджимает губы, повышая тон, словно ребёнок.       — ненавижу, когда ты прав... с тобой ужасно сложно спорить, мой хвостик.       они цепляются друг за друга взглядами; такими задумчивыми и влюблёнными. шкряб теряет интерес к мужчинам, безучастно укладываясь кренделёчком у бедра муна.              всё ещё сложно понять, откуда исходит эта непонятная злоба — когда мун гладит свою собаку, когда засыпает с медвежонком под деревом, когда учит арабеллу обращаться с мечом, когда внимательно слушает какую-то чепуху йенны. не то, чтобы мун уделял своему вампиру мало внимания, как раз наоборот — в лагере всех тошнит от их сладости. от "хвостика", от поцелуев за общим столом, от бесстыдных укусов в шею во время разговоров. как же муну нравится кусать эти шрамы на шее... и всё же, ревность? или бесконечная мысль — моё, моё, моё, м о й. в этой жизни тебе ничего не принадлежало, даже ты сам, и впервые появился человек, который решает доказать обратное. показать тебе, что ты волен решать за себя. что твоё мнение важно для него также, как и его собственное. ты так боишься его потерять, что готов быть выпотрошенным в ночи его же руками; зато любимыми, с постоянными ранами от боёв, с когтями более цепкими, чем у гарпии. если это станет смертью астариона, то даже её он смог выбрать сам, и никакой хозяин у него этого не отнимет.              астарион не удерживается от того, чтобы спрятать синие кудряшки за оттопыренные уши, прихорошить их у рогов... за этим мужчиной хочется идти до конца. разве это твоя новая свобода?       — хотя, может... стоит покрепче тебя держать во сне, чтобы ты не мог лишний раз играться своими руками, — мун смеётся, и его хвост виляет активнее, чем у собаки.       приподнимаясь на колени, астарион не может разорвать зрительный контакт. его выражение лица словно становится печальнее, но в то же время спокойнее — он стоит на коленях перед муном и смотрит сверху вниз несколько долгих секунд, прежде чем толкнуть партнёра в грудь; мун падает на спину, даже не думая противоречить. эльф тратит ещё пару мгновений, любуясь этой картиной, и падает сверху, ударяясь острым подбородком о чужую грудь. мун смешно выдыхает, сразу же обнимая любовника за талию.              пока у тебя есть свобода, у тебя есть выбор. есть люди, которым ты доверяешь, которые верят тебе тоже. твоё мнение уважают, учитывают, считаются с тобой. больше не нужно врать, чтобы с тебя не снимали кожу, больше не будет боли, которую ты так боишься. ты можешь делать всё, что не противоречит твоим моральным принципам. это твоя новая свобода.              — да, — астарион прячет нос в ворот его рубашки, трётся щекой о горячую кожу, и мягко улыбается. — держи меня крепче.