Ты и я

      Джею определённо не нужно было просыпать будильник утром, торопиться на учёбу, пробегая скверы и улицы, заполненные жёлтыми листьями, и уж точно ему не нужно было бежать по западной стороне коридора и заворачивать за угол, врезаясь в безумно милого мальчика с большими кошачьими глазами и чуть отросшими волосами сзади. Определённо не нужно было давать всему этому произойти. Особенно перед зачётом по физике, после которого учитель подозвал его к себе и попросил помочь отличника племяннику своего друга.       Пак нервно поправляет волосы, проходясь ладошкой по ещё свежему андеркату на затылке, и наконец нажимает кнопку звонка. Через пару секунд слышится топот, — стены дома явно были картонными, — и дверь открывает он. Тот самый парень, с которым они неловко перебросились извинениями утром. И сейчас, стоя на пороге и глупо моргая, отголоски его разума дают распознать лицо напротив. Это же Ян Чонвон. Ещё хуже! Он проходит в дом, удобно устраивась на кухне вместе с учеником, и начинает репетиторство.       Чонвон бы не сказал, что он хулиган или бунтарь. Просто так вышло, что он не умеет держать язык за зубами, да и похоже вообще следить за своими телодвижениями. Он умел драться, ходя каждый вторник и четверг на тхэквондо, но при этом он попадал в самые обычные перепалки — махнул рукой не так, ударил в нос, получил в живот. Большая часть школы знала об ученике со второго года старших классов, который перечил всем учителям и ввязывался в глупые драки, а так же устраивал дебоширные приколы. И если кто-то не знал о нём, то они узнавали его сразу как только получали толчок в плечо от пробегающего мимо юноши. И так уж вышло, что он был абсолютно невыносимой пиявкой и слишком ласковым котом. Это Чонсону посчастливилось узреть, когда после занятий, младший искал его на обеденной перемене под предлогом очередной помощи. Но в итоге все 20 минут они сидели за столом, не решив ни одного примера. Старший честно верил, что о нём забудут на следущий день. Он даже почти поверил в это, пока не столкнулся с Яном у выхода. Юноша смеялся с друзьями, — таким же хулиганьём, — и бегал почти за каждым. Но стоило Джею появиться в его поле зрения, как он сразу же расплылся в очаровательной улыбке с ямочками и за секунду оказался рядом. Он предложил подвезти его на велосипеде, ведь, к счастью (нет), они жили в одной стороне. Молодой человек вежливо отказывается и пропадает из виду, стоит тому отвернуться.       Пак искренне надеялся, что это единичные случаи. Но это превратилось в чёткое расписание. Вот в понедельник он приходит вечером к младшему, зависая либо на кухне, либо в его комнате и пытаясь помочь с заковыристыми задачи от физика или математички. Если они сидят на кухне, то их разделяет стол, а младший подгибает ногу к груди, ставя её на стул. И Джею приходится перегибаться через мебель или вставать сзади при объяснениях. А Яну это нравится. Он невольно немного сильнее откидывается, чуть ближе прижимаясь к тёплому телу позади. В комнате мальчишки всё происходит категорически по-другому. Они сидят на кровати, неловко соприкасаясь бёдрами и вздрагивая за каждое случайное столкновение локтей. Чонсону с такого ракурса проще любоваться. Как изгибаются брови Чонвона, когда он осознает непонятные условия, или как он прикусывает щёку, пока пытается вспомнить нужную формулу, или как он наклоняется к нему, протягивая лист с ручкой и прося помочь, вздыхая от незнания иных вариантов решения. Каждую среду Ян зовёт старшего на обед, иногда принося из дома печенье якобы от матери, скрывая, что это он сам вчера весь вечер кружился у плиты и мазался случайно растопившимся шоколадом или мукой. Джей всегда хвалит полученную выпечку и греет дрожащее сердце своей тёплой улыбкой. Они не спеша едят, после чего младший провожает Пака до кабинета, а потом бежит со звонком на свой урок. Каждую субботу Чонвон предлагает его подвезти на своём велосипеде. Но Джей всегда отказывается. Он соглашается на это всего один раз. И не знает, жалеть ли ему об этом, потому что именно в этот раз на углу к дороге до его дома Ян приподнимется на цыпочках и оставляет лёгкий и самый мягкий, ощущающийся на коже как луч солнца с утра, поцелуй на щеке, и сразу же уезжает, оставляя краснеющего парня в ступоре и раздумьях.       Мальчик сам не понимает когда начинает влюбляться в старшего. В какой-то момент ему начинает нравиться сосредоточенное лицо юноши напротив. В груди зарождается желание подойти и надавить на его плечи, чтобы снять напряжение от скорее всего подступающих мыслей. Ему хочется ластиться как тёплый апрельский кот к такому манящему плечу. Хочется просто поцеловать губы, одна из которых снова треснула посередине, лишь бы он не закусывал их после прочтения задания. Он начинает проводить меньше времени с друзьями, которых можно назвать лишь приятелями, и искать больше возможностей дополнительно провести время с Джеем. Когда его, ласково записанный в телефоне «любимый хён», соглашается, чтобы он наконец проявил заботу и подвёз его, внутри Чонвона всё переворачивается вверх тормашками. Его глаза светятся и блестят от счастья и хочется выбежать на главную площадь и закричать об этом всему миру, чтобы каждый знал. Из-за этого порыва чувств он сам от себя не ожидает того поцелуя в щёку, уезжая скорее, лишь бы не получить отрицательной реакции.       После этого чмока они ведут себя как обычно. Ничего не происходит, но что-то определённо меняется. Чонвон начинает принюхиваться к старшему, как кот к неизвестной вещи, а тот начинает позволять себе потихоньку притираться к младшему и уже проводит с ним время просто так, а не по учёбе. Например, теперь каждую субботу он остаётся у Яна ночевать. Каждый раз, когда они задерживаются допоздна, Джей позволяет ему отвезти себя домой (конечно не без отчётного звонка по телефону, что он сам обратно добрался). Чонвон подстригается примерно в тот же момент, что и Джей обновляет свой андеркат. В самом начале это не вызывало особого внимания у младшего, но сейчас это становится его новой манией. При любой удобной возможности он проводит рукой по затылку старшего, сначала вызывая напряжённые плечи и мурашки у жертвы, а потом получая удовольствие и расплываясь в улыбке, когда ему позволяют гладить ёжик. Даже сейчас, когда они устроили ночёвку с фильмом на каникулах, он гладит тыльной стороной ладони волосы сзади у сидящего перед диваном Пака и смотрит в телевизор. На экране мелькают сцены мелодрамы, завершающиеся поцелуем и продолжающиеся непонятными ссорами и кульминациями, а в голове у хозяина дома поселяется вопрос, который становится озвученным в следующую секунду и повисает в воздухе:       — Ты когда-нибудь целовался, хён?       — Глупый вопрос, Чонвон, — но он не поворачивается к нему, упуская момент приближения Яна, который лёг на живот, свисая с кровати. — Я целовался на выпускном и на дискотеках, когда они ещё были. Почему ты спрашиваешь?       — Просто интересно, — раздаётся над ухом Чонсона, и тот резко поворачивает голову, сталкиваясь с парой заинтересованных глаз.       Они смотрят друг на друга около минуты. Чонвон смотрит неуверенно, будто решаясь на что-то. а Джей хмурится из-за непонимания и, мать твою, поджимает губы, заставляя младшего действовать. Он немного приподнимается на локтях и приближается к его лицу. Он закрывает глаза и робко прижимается губами к чужим, боясь, что его резко оттолкнут, а возможно даже обматерят, но получает лишь тёплый ответ в виде движений навстречу. Это и поцелуем не назовёшь — они просто прижались друг к другу на несколько секунд, но у обоих появился румянец на щеках. Чонвон тянется к нему во второй раз уже перед сном, но в объятия. Если бы Джею сказали описать его, то он на сто процентов уверен, что Ян — это вислоухая кошечка с большими глазами, нуждающаяся в ласке каждую секунду.       В следующий четверг Чонвон спонтанно зовёт его гулять на дальнюю детскую площадку. На улице был морозящий ветер. Близилась зима. Но губы Чонвона, сидящего в ветровке Пака, пылали жаром и норовили расплавиться от кратких, но таких нежных поцелуев. Чонсон аккуратно держал его лицо за щёку, иногда поглаживая большим пальцем и целовал так часто, что едва хватало воздуха в лёгких, а чешуекрылые так и желали выпрыгнуть из желудка.       В тот день Ян впервые побывал в комнате у Пака. Старший жил с родителями, вечно пропадающими на работе и оставляющими разные записки на всех поверхностях дома, чтобы сообщить сыну о чëм-либо. У Чонвона было по-другому. Отец работал допоздна, но приходил счастливый, а мама постоянно была дома. Он привык быть с кем-то и, наверное, сошëл бы с ума, если бы был старшим. Его комната была наполнена каким-то уютом. Плакатов на стенах было меньше, чем у младшего, а на столе стоял очень даже милый подсвечник в виде облака. Только он и помогал своим тусклым светом разглядеть глаза Чонсона, когда младший впивался в его медовую кожу ногтями, пытаясь съесть его целиком. Они целовались так много, что кружилась голова. С одной стороны Чонвону хотелось обслюнявить его с ног до головы, насколько бы противно это не ощущалось, но его просто хотелось поглотить. Однако он остановился на том, чтобы выцеловывать узоры и дорожки на линии челюсти, на шее и на груди Джея, вызывая у него томные вздохи и наслаждаясь тем, как пальцы старшего идеально укладывались на его талии.       Что-то снова начало меняться. Ян всё чаще жался к старшему на занятиях и всё больше случайно задевал его ладонь при прогулке, заставляя чувствовать лёгкий жар. а Джей позволял ему это, мягко сминая его губы на прощание. Но что-то всё равно было не так. Этого было мало. Чонвон не мог понять почему. И вот в субботу, когда они забили на фильм и сконцентрировали внимание на губах друг друга, а руки Чонсона пересчитывали рёбра младшего под футболкой, пока сам он удобно разместился на его бёдрах, до него дошло осознание. Они были никем. Вернее только друзьями. Ему нужно было точно знать, что любимый хён любит только его. Он пытается забыть эти мысли, жмурясь и сильнее впиваясь в губы напротив, пока они не сталкиваются зубами, а руки под тканью не останавливаются, окольцовывая спину.       — Котёнок, ты чего? — Джей смотрит на рвано дышащего младшего с опухшими губами и растрёпанными волосами. Хмурится, пытаясь найти причину резких движений, но тонет в его глазах, как в огромных дырах.       — Не называй меня так, — шепчет в ответ Ян. Это глупое прозвище приелось к нему после глупого начала этих глупых поцелуев и глупого сравнения глупого Джея.       — Вон. Ты в порядке? Тебе не обязательно терпеть, просто скажи, что не так, — рука старшего выпутывается из-под футболки и тянется к его щеке, но тут же оказывается остановленной.       — Ты любишь меня? — его лицо становится серьёзным заставляя сжимать чужую руку в надежде.       — Конечно. Ты мне очень дорог.       — Ты не понял, хён. Я нравлюсь тебе?       — Я люблю тебя больше всех на свете, Чонвон. Я бы не стал целовать тебя просто так. Ты мне безумно нравишься.       Младший расслабляется, сразу же отпуская его руку и прижимаясь к нему настолько близко, насколько это возможно, обхватывая его спину руками.       — Ты мне тоже нравишься, до одурения, Джей. Я так боялся, что в этом есть подвох, потому что мы ничего не говорим друг другу и просто целуемся.       — Тогда будешь моим парнем?       — Буду.       — Теперь ты будешь целоваться со мной без страха? — Пак игриво поднимает бровь, сразу же получая ладошкой по бедру.       — Ну хëн!       Когда они ложатся спать, Чонвон жмëтся к нему сильнее обычного и успокаивается лишь, когда ощущает руки старшего, крепко сжимающего его в объятиях. «Точно кот. Сейчас замурчит» — приносится в голове у Джея, а Чонвон даже не подозревает, что завтра в качестве подарка на день рожденья получит букет из пурпурной сирени и незабудок, а также миллион поцелуев и болящие от них губы.