колыбельная поджигателя

      Послушай, Вэш: хватит играться в героев. Я видел тебя — ты чертовски сильно устал. Я знаю, как все они на тебя смотрят — как на добрячка-бога. Машину исполнения желаний нон-стоп. Ну почему, отчего ты противишься соединиться? Это не больно: два разума близко, снова вместе, не врозь. Знаешь, в детстве всё было в миллионы раз проще. В детстве мы поровну делили друг друга и так же поровну делили себя для других. Я ненавижу Рэм. Я не прощу ей то, что она с тобой сделала. Зачем она забрала тебя у меня и раздала по кусочкам другим? …Я помню первую кровь. Она была моей и пролита мною. Вокруг было тихо, но я был не один: голоса мне шептали внутри. Они подсказали, как сделать надрез ровнее и лучше — так, чтобы чувствовать себя свободным, чистым, живым. Я пускал себе кровь, представляя, как люди давятся ею; ножи рисовали на теле незримую путеводную нить. Было трудно отводить глаза от порезов на кистях — знаешь, есть в этом что-то такое… Впрочем, ты не поймёшь. Хотя ты плант по природе, ты не хочешь быть с нами, ты стремишься быть частью чужеродных иных. …Но я всё ещё помню Теслу. Во мне не угас огонь ада, поселившийся в ломком теле в тот самый миг. Тогда я ещё не отдавал себе отчёта в том, что это было за пламя, какого рода и свойства; но оно разрасталось, пожирало со временем мою плоть и кровь. Она ведь жила ещё, брат... жила… Её окружал раствор в гадкой колбе. Её законсервировали и убрали долой с человеческих глаз. Я ненавижу Рэм за то, что она с нами сделала. Чёрт побери! Я так рад, что её теперь нет в живых. В день Большого падения я был не против взять эту женщину с нами, лишь бы утешить тебя, удачно притупить всего одним человеком боль от утраты сотен тысяч других. …Я обрушил корабли для тебя. (Я — поджигатель. Ты — соучастник.) Людишки капали на землю некрасивым кислотным дождём. Голоса шептали: не позволь им отравить ещё и эту планету. Я знал способ. Противоядие. Ты тогда уже слышал о нём. Десятки лет я рвал сорняки вместе с корнем — легко и просто, одной левой. Немного больно? Возможно… (Один за другим.) Почему ты ушёл от меня перед этим? Я помню, как был тогда зол, очень зол. Нам ведь замечательно жилось только вдвоём, двоим-вместе. Наши взгляды разнились, но со временем ты мог бы понять… Я виню тебя во всём, что со мной дальше случилось. Я виню тебя… Я люблю тебя. Я ни за что, никогда не уступлю тебя им. После стольких лет порознь мы снова свиделись в Дженеоре, и ты стрелял мне в лицо, приветствуя градом из пуль. Разве так встречают своего единственного и горячо любимого брата? Я напомнил тебе о манерах, оставив след из красивых багровых руин. Всё, что я делаю, я делаю для нашего с тобой, братец, блага. Рэм больше нет, только призрак; смирись и не следуй за ним. Понимаешь ли ты, что мы с тобой — безраздельное целое? Приди же в себя! Опомнись! Позови меня вслух! В Дженеоре видеть тебя было не-вы-но-си-мо. Ты исхудал (уж я-то заметил), ты казался мне слишком покинутым, ты стоял на чужой стороне и потому был по-прежнему глуп. Твой поток просто невероятен… Я всё думал: его сила заменяет тебе слабость души? Я повторял тебе до Джулая, снова и снова: послушай, Вэши, ещё не наигрался в такого смешного-беспечного людского божка? Я согласен быть идолом, но только по нашим канонам. Как, к примеру, насчёт мира для плантов, где все независимые мучают в лампах людей? Ты любишь Рэм, а я дурак, раз люблю тебя. Эдем — не то место, в котором должен сидеть лишь один. Прошу тебя, пойдём со мной вместе! Не хочешь по-хорошему? Что ж, я могу быть плохим. Пленю твоё тело, проникну в твой разум, найду путь к сокровенному и уничтожу его, сперва покопавшись как следует, обглодав твои мысли до косточек и пронзив твою сущность сотней металлических игл. Спи, брат. Осталось вовсе недолго. Пока ты дремлешь, мир рухнет, а проснёшься — созвездия плантов уже будут устилать свой собственный небосвод. Я защитник, я хранитель наших сородичей. В моей фамильной коллекции не хватает только тебя. Если бы можно было посадить тебя в лампу… Но вместо этого я даю тебе цепь и ломаю ей же твоё упрямое тело; консервирую ненадолго, сунув в банку из прошлого и осколочных грёз. Я ревную тебя к человечеству; впрочем, это не новость. Ты не для них создавался, мой милый сострадательный бог. Я во Вратах, я впервые парю в макрокосме. Это неописуемо… и за это — спасибо; благодаря тебе планты наконец-то получат новую, более совершенную жизнь. Иной мир уже скоро откроется нам по ту сторону. С днём рождения, Вэши. Ты пришёл ко мне в верный день, хотя и без торта. Но я счастлив безумно — наконец-то ты вернёшься к родным. Твоя кожа покрывается несмываемым пеплом, и боги свидетели, как идёт тебе этот цвет… Я боготворил тебя прежнего — и возносить тебя нового я буду тоже. …Ты просыпаешься и сбегаешь. Так вот каков твой ответ?! Как ни отрицай, Вэш, а всё же ты очень жестокий. Ты взял мои доводы, сжёг их до углей и так бессердечно прошёлся по ним… Ты устроил в моём сердце пожар, и я невольно помогал тебе в этом. (Ты — поджигатель. Я — соучастник.) Пожар жил во мне с детства, когда я каждый день просыпался, находя себя в нём, но каждый день не испуганный — заворожённый… А теперь мы летим с тобой вместе в чертоги богов, и я не могу оторвать взгляд от вида собственной сгорающей плоти. Голоса снова шепчут: не отдавай его им! Я оставил тот куб и, что страшнее, отпустил твою руку… Я сожалею, ведь знаю: голоса теперь не помогут. Голоса сгинут в космосе вместе со мной.

***

…Его глаза открылись, но постепенно, не сразу: к миру нужно было привыкнуть опять. Он очень долгое время отсутствовал, проведя эти дни в царстве мёртвого сна. Почти-человек, словно феникс, восставший из пепла… Он осмотрел себя; он был цел и чувствовал в себе свежую силу. Он был заново собран, но костёр неистовой мести по-прежнему вился и так же значительно господствовал в нём. Где ты, Вэши? Горевший в межзвёздном плазменном свете, отныне он сам будет испепелять. Берегись, человек: ты обзавёлся новым-старым врагом. Он попытался дотянуться мысленно до разума брата, и тот вскрикнул, отпрянув, будто получил серьёзный удар. Ничего, ничего, Вэш ещё будет рад их новой встрече. Он поработает над этим, до мелочей и неспешно продумает всё. Он покинул лампу, довольный, размял затёкшие суставы и мышцы. Скоро, скоро он устроит реванш. Это будет до смерти весело… Он отберёт у них надежду, а вместе с ней — драгоценного Вэша, и с удовольствием спляшет для плантов на оголённых паучьих костях. В пустой лаборатории не раздавалось ни звука. Мигнула лампочка, освещавшая комнату, и расплылась чернильным пятном по губам одна нехорошая, злая улыбка. Ну здравствуй, Гансмоук. Здравствуй, белое племя. Я ваш голод и мор. Я — чума для живых.