Сломанные крылья

Марат Суворов донельзя прекрасно помнил тот день, когда он узнал о смерти Айгуль — его любимой девушки. Тогда его жизнь действительно разделилась на «до» и «после». Если быть совсем честными, юноша больше ничего не чувствовал. Вообще ничего. А что он прекрасно ощущал, так это боль, которая заставляла его сердце сжиматься от невыносимой силы душевных истязаний. Как же она смогла совершить с собой такое? Его Айгуль, его девочка?… Зачем она заставила его страдать? Почему девушка повела себя эгоистично, совершенно не подумав о том, что будет с ним?… Пошла вторая неделя с того момента, как Марат ужасно выпивал. Да на самом деле, он уже и забыл, когда был в здравом уме. Когда был трезв. Юноша покинул родительский дом на это время и устроил себе настоящее логово в «качалке», благо Кащей освободил её и куда-то исчез вместе со всеми своими группировщиками. Что ж. Данный факт Марату был только на руку. Суворов сознательно «травил» себя крепким алкоголем и сигаретами, предпринимая мнимые попытки убежать от раздирающей душу и сердце боли. Да, так Марату действительно становилось легче. Но лишь на период действия алкоголя. Поэтому, он принял решение пить «запойно». В буквальном смысле, юноша «не просыхал» все эти такие тяжелейшие для него две недели. С наступлением темноты и ночи напролёт Марат искренне плакал, поглощая водку в колоссальном количестве. Чуть позже Марат вообще перестал выходить из своего «логова». Пару раз его навещал тот самый парень из комсомола и убеждал Марата бросить пить и «встать на путь истинный». Однако Марат просто грубо посылал его. Матом. И в конце концов, мужчина перестал приходить к нему. Он лежал целыми днями на изъеденной молью софе, заглушая пустоту внутри водкой. Лежал и смотрел в потолок. Часами. Иногда Марат выходил курить на воздух, и его рвало прямо на снег. Пару раз, его навещала «белочка»: Марат звал Айгуль в ночной темноте, разговаривая сам с собой, обещал покойной девушке, что собственноручно убьёт Колика. В остальные же часы — Суворов вновь плакал… Он попросту не видел выхода в сложившейся ситуации. Да и смысла жить дальше он тоже не видел… Но однажды, на пороге «качалки» появилась его мать — Диляра. Узрев повсюду пустые водочные бутылки, коих было просто намеренное количество, женщина поистине ужаснулась. Бутылки валялись повсюду: под софой, где благополучно сейчас спал её сын; на столе; на полу… Женщина тотчас же заплакала и принялась неистово тормошить своего ребёнка, на что тот недовольно пробормотал во сне что-то нечленораздельное. От самого Марата шёл стойкий запах водки. Он пропах ею. Насквозь. Диляра, зарыдав пуще прежнего, всё-таки растормошила Марата. — Сынок!… Сынок… Ну что ты с собой делаешь, зачем?!… Скажи, зачем?!… Суворов-младший протёр заспанные глаза и кое-как уселся на софе. Глаза его моментально округлились от удивления. — Как… Как ты меня нашла?… — Парень тот приходил из Комсомола, — Диляра глотала бежавшие по лицу слёзы. — А. Понятно. Гнида Комсомольская… Всё ему неймётся. — Сынок… Маратушка… Ребёнок ты мой… Горе моё луковое! Перестань, пожалуйста пить! Я тебя умоляю! Подумай о своём будущем! — А у меня больше нет будущего… Без неё. Я не хочу жить дальше. И не буду. Зачем? Просто зачем?… — прошептал Марат, отхлебнув из горла водки. — Подумай обо мне, о папе… Что будет с нами, если ты не остановишься?… — Я думал, что мои пацаны — человечные. Я думал, у меня есть настоящие друзья. И что они сделали? Затравили её так, что она в окно вышла… Никогда не прощу! Никого! Это — мрази, нелюди. Таких расстреливать надо. На месте, — глаза Марата сверкнули весьма недобрым огнём. — Нужно жить дальше, — произнесла Диляра твёрдым тоном. — Что бы ни случилось, нужно продолжать жить! Ты ничем не мог помочь этой девушке! У каждого из нас здесь своя Судьба… — Я мог бы помочь ей, если бы не эти гниды!… Они специально задерживали меня в тот день на дискаче! И за это ещё больше их ненавижу! Если бы я был там всё время, возможно, никакой травли бы не случилось! И она бы сейчас была бы жива! И у нас с ней всё бы было хорошо! Диляра Суворова протяжно вздохнула. — Сегодня тётя твоя приезжает… Со своей приёмной дочерью, кстати, твоего возраста… — начала женщина с осторожностью. — От меня что нужно? — грубо оборвал её Марат. — Я подумала, тебе вовсе не помешают новые знакомства… Новая любовь. Сынок, у тебя такой сейчас возраст, что влюбленностей будет много. Ну много ещё будет, правда… Жизнь не заканчивается, дорогой. — Как ты смеешь вообще говорить так?! — вскричал Суворов-младший. — Я никогда и никого больше не полюблю! Никого! Никогда! Если бы была моя воля: я бы сдох! Сдох! Только для того, чтобы встретиться с ней Там! Из красивых глаз Диляры вновь полились горькие слёзы. Серьёзно, она просто не имела представления о том, как же помочь своему любимому чаду. Да и может ли здесь помочь хоть что-то?… — Пойдём домой, сынок. Пойдём, — сглотнула Диляра. — Никуда я не пойду! Умру здесь, потому что так хочу! Я хочу быть с ней даже Там. И я буду с ней! Понятно?!… — Наверное, нужно уже лечь в больницу, дорогой мой. Я не хочу потерять тебя окончательно… — Ты знаешь, как они её «травили»? Знаешь?? А я знаю! И даже могу предположить, насколько ей было больно в тот самый момент! Пошли вы все нахрен! Нахрен! Просто не трогайте меня и всё! Ничего мне больше в этой жизни не надо! Осточертело мне жить… Я не знаю, кто я без неё… И я не буду жить без неё! — из глаз Марата вдруг хлынули слёзы. Настоящие слёзы. — Я завтра приду, и мы с тобой поедем в клинику! В очень хорошую клинику. Тебе там помогут, сынок… Точно помогут. Просто поверь мне, — с этими словами Диляра Суворова, заливаясь слезами отчаяния, покинула помещение «качалки». Марат выпил немного водки и снова принялся смотреть в потолок. Он знал: для него «завтра» уже никогда не наступит…