Колокол

для самого чистого колокольного звона нужна одна детская жизнь Ребенку лет пять, наверное. Он худой, большеглазый, темноволосый, смотрит так, как могут смотреть только дети, пережившие смерть — Говард уже видел такие глаза. Его такими глазами встречали сироты в освобожденных городах на войне. Вечно голодные, видевшие смерть и лишившиеся детства. — Старк, — говорит Арним. — Вы не думаете, что это уже немного… слишком?.. — Брось, — усмехается Говард. — Это наука. В науке нет понятия “слишком”. Мальчик, эй, мальчик, где твои родители? — Мертвы, — глухо говорит ребенок. Он старается не смотреть в глаза, отводит взгляд рефлекторно, словно прекрасно знает, что за открытый ответный взгляд последует наказание. Судя по тому, что у него и сейчас на лице синяки, наказывали его часто. — Как давно они мертвы? — продолжает Говард. — Отец убил мать вчера, — отвечает мальчик равнодушно. — Потом полисмены убили его. Говарду… интересно. Мальчик в шоке? Или просто уже привык, что в жизни происходит такое? — Выкупи его, — бросает он Арниму. — Старк, — хмурится Арним. — Это… ребенок. — Это ребенок, — кивает Говард. — Мы ученые. Я не вижу никакой проблемы. Выкупи его. Мальчик смотрит прямо перед собой, не спорит, безучастный к своей судьбе и тому, что собираются с ним сотворить. ... — Здравствуй, — говорит Тони. — Отец. Он молчит, не зная, что говорить, как говорить, о чем? Серьезно, что он может сказать человеку, которого давно нет на этом свете, который сотворил с их жизнями такое, от чего Тони до сих пор потряхивает. Надгробная плита молчит в ответ. Да и что мог сказать ему Говард? Повиниться? Даже смешно. Немного. Этот человек думал, что знает, как лучше. Даже на его надгробии согласно завещанию было выгравировано “Тот, кто видел будущее”. — Меня просканировали, — продолжает Тони. — Знаешь, у меня в груди, у самого сердца есть шрапнель. Крошечные кусочки, которые слишком сложно достать. И я решился на операцию. Оказалось… не всё так просто. Но ты же об этом знал? Ты знал обо всем, сукин ты сын! Тони выдыхает, мотая головой. … Мальчик всё ещё тощий, большеглазый и безвольно реагирует на то, что в него литрами вливают чужую кровь. — Как тебя зовут, — щелкает перед его лицом Говард. — Зола, у этого существа есть имя? — Арно, — не отрывается от бумаг Арним. — Хорошее имя, — кивает Говард. — Что-то там про власть… не помню. Да и какая у тебя сейчас власть, а, Арно? Арно не властен даже над собственным телом. Он лежит, глядя в потолок, и Зола смотрит на это почти с ужасом. Он признает, что эксперименты с человеческими жизнями необходимы, чтобы увеличить человеческий потенциал, но у него никогда не было недостатка в добровольцах или пленных. И все они были взрослыми!.. — Он вообще на что-то реагирует? — хмурится Говард. — Зола, с ним кто-то разговаривает? Книжки ему читает, нет? — Судя по моим наблюдениям, — сдержанно отвечает Зола, — реагирует он только на вас. — Потому что на меня нельзя не отреагировать! — ухмыляется Говард. — Эй, Арно, Арно-Арно-Арно. Ты хоть моргни, если слышишь. Арно моргает и снова безучастно смотрит в потолок. Кажется, он думает, что его убивают. Возможно, это так. Возможно. Арним не верит в богов, но сейчас он тихо произносит про себя молитву, чтобы этот ребенок ушел быстро и легко, чтобы не мучился, как большинство взрослых подопытных. Мальчик вздрагивает всем телом. Арним отводит взгляд. “Господь милостивый, забери в Чертоги свои эту невинную душу...” … — Знаешь, — говорит Тони. — Врачи были очень удивлены, когда нашли в моей спине… Он выдыхает, отходит на пару шагов назад, трет лицо ладонями. Его немного потряхивает, когда он говорит: — Мама знала? Я понимаю, я всё понимаю, Говард. Ты был ебанутым сукиным сыном, который повернулся на том, чтобы улучшить человека. После Капитана Америка грех не оторваться на его дружке, да? Сотворил Зимнего Солдата, который потом тебя и убил. Тони замолкает, дышит ритмично, мотает головой, смотрит в небо. Ему нужна секунда. Или две. — Но я… — он сглатывает. — Я просто надеюсь, что мама не знала, понимаешь? Ты должен гореть в Аду. Без шуток. Но я не хочу, чтобы ты утянул ее за собой. … — И тогда Красная Шапочка спросила, — с выражением читает Говард. И Арним захлопывает дверь. Потому что он не хочет видеть живой детский интерес на лице ребенка, на котором они тестируют новые импланты. Да, эти импланты могут совершить прорыв в протезировании, но три из пяти подопытных просто не выжили. А Говард читает их подопытному сказку на ночь. — Как поживает Мария? — вежливо интересуется Арним чуть позже. Говард напрягается, а потом говорит холодно: — Прекрасно, спасибо. — Как ваш малыш? — продолжает Арним. — Замечательно, — с той же холодной вежливостью говорит Говард. — У этих расспросов есть какая-то глубинная цель? — Я пытаюсь сказать, — осторожно говорит Арним, — что семейные отношения допустимы в семье и с друзьями, но не с подопытными. — Не с Арно, — кивает Говард. — Не с Арно, — соглашается Арним. — Я понимаю, что он — прелестный ребенок, но он — подопытный. Мы — ученые. Ты сам говорил. — А ученый не может привязываться к подопытному, — кивает Говард, плечи его всё еще напряжены, но он странным образом ссутуливается, становится чуть ли не вдвое меньше. — Я это прекрасно понимаю, Арним. Но Арно… Он не договаривает, качает головой, скомкано прощается. Арним больше не делает ему замечаний и осторожно закрывает дверь, если натыкается на то, как Говард читает их подопытному сказки. Это совершенно непрофессионально, но иначе не получается. … — Я только одного не понимаю, — продолжает Тони, — это со мной произошло случайно? Или вы сделали сначала это со мной, а потом исправили то, что вы натворили? Надгробный камень молчит. Тони закрывает глаза. Хочется плакать как маленькому, но он не может себе этого позволить. Нет, не сейчас. Сейчас у него слишком много дел. — В любом случае, — продолжает Тони глухо, — теперь у меня возникли сомнения в том… что я — это я. Мне нужны доказательства. ДНК в стерильных лабораторных условиях даст мне стопроцентные ответы. Вот только придется потревожить еще и маму. Тони выдыхает и дает отмашку рабочим. … — Ты смог! — выдыхает Говард. — Ну-ка, давай еще раз. Арно шевелит пальцами правой руки и смотрит на Говарда большими темными глазами. — Я смог, — шепчет он. — У нас получилось, Зола! — смотрит на Арнима Говард. — Благодаря крови Солдата Арно смог пережить операцию и его тело не отторгло импланты из вибраниума. Универсальный металл для протезирования! — Которого у нас осталось прискорбно мало, — кивает Арним. — Но, признаюсь, даже я не верил, что у нас выйдет восстановить нейронные связи. Фактически, мы создали искусственный спинной мозг. — Да, — кивает Говард, глядя на Арно. — И из-за временного пребывания сыворотки в организме не осталось даже шрамов. Ни единого намека на вмешательство. Идеально!.. — Идеально будет, если мы сможем повторить, — качает головой Арним. — А для этого нам нужно больше крови. Постоянно откачивать ее у серж… кхм… у Солдата нельзя. — Значит, нужно синтезировать сыворотку и создать больше доноров, — кивает Говард, улыбаясь тому, как Арно шевелит пальцами рук. — И это позволит парализованным людям снова ходить. Как Арно. Да, малыш? Ты — мое лучшее творение. — Спасибо, — неуверенно отвечает Арно. — Потом поблагодаришь, когда сможешь бегать, — улыбается ему Говард. И Арниму не нравится эта улыбка. Совсем не нравится. … — Ошибки быть не может? — спрашивает Тони глухо. — Ни единой, мистер… Старк, — с запинкой отвечает доктор Мэддисон. — Вы пригласили меня, потому что я — лучшая. И я могу точно вам сказать, что ни Говард Старк, ни Мария Старк не являются вашими биологическими родителями. Это не отменяет того, что они любили и растили вас. — Я всё ещё ваш пациент и врачебная тайна работает? — уточняет Тони с кривоватой усмешкой. — Да, конечно, — кивает доктор Мэддисон. — Хорошо, — говорит Тони. — Хорошо. Он вздыхает, собираясь, потом говорит: — При перестройке поместья мои рабочие нашли детский скелет. Мальчик. Лет пять-шесть. Рак костей. Я предоставлю вам его ДНК, нужно будет подтвердить, что он — ребенок четы Старк. Тони. — Хорошо, — кивает доктор Мэддисон. — Я… я проведу анализы. Но… — Я не помню ничего до своих шести лет, — смотрит ей в глаза Тони. — Мой позвоночник — медицинский прорыв, потому что мои врачи уверены, что ходить я не должен, но там есть какие-то импланты, которые ускоряют скорость нейронных связей. Видите? Я даже не гений. Я — научное достижение Говарда Старка, которое тот держал поближе к себе, предварительно полностью стерев ему память обо всем, что он с ним сотворил. Надеюсь, это не уйдет дальше вас, доктор. — Конечно, — едва шепчет доктор Мэддисон. — Я… буду молчать. — Спасибо, — кивает Тони. — Я скоро вернусь. Ему нужно на воздух. Как можно скорее. … — Старк, — говорит Арним, догоняя Говарда, спешащего по коридору. — Ты куда-то перевел Арно? — Да, — соглашается Говард. — Нам нужно его защитить. Арним долго кивает, потом спрашивает: — Ты знаешь, кто-то включал ночью кресло Зимнего Солдата. — Правда? — хмыкает Говард. — Кто бы это мог быть?.. — И пропали все запасы крови Зимнего, — продолжает Арним, глядя на Говарда. Говард не отвечает, только напрягается, сжимает губы. Арним старается идти с ним в ногу, но не поспевает, а потому спрашивает: — Как там поживает Тони? — Что? — останавливается Говард. — Твой сын, — смотрит на него Арним. — Как он? Лицо Говарда на миг искажает такая боль, что Арним даже делает шаг назад. Но это же Старк! А Старк — это не только фамилия, но и приросшая к лицу маска, а еще вежливое: — Теперь ему хорошо. Мы с Марией приняли это. А теперь мне нужно идти. Поговорим позже. Арним провожает его напряженным взглядом. Он должен доложить о том, что сотворил Говард… но не может. Ученые не должны привязываться к своим подопытным, да? Они с Говардом совершили одну ошибку. … — Что же, — говорит Тони, стоя у вернувшейся на прежнее место надгробной плиты. — Ты был прав. Я — твое величайшее творение. Жаль только, что я никогда не был твоим сыном… Говард. Тони качает головой и уходит по дорожке. За его спиной остаются три надгробных камня семьи Старк.