before fading to dust

Наблюдать за этим можно было вечность. То как на крепкой спине, тод тонким слоем рубашки, перекатываются мышцы от каждого удара ножом по доске, то как сильные руки осторожно перемещают уже нарезанные овощи в салатницу, как мягко подсвечена тень улыбки на столь любимом лице. В последне время у них совсем не было возможности встретится, она буквально разрывалась между офисом и новыми вылазками, а он проводил всё время в больнице иногда даже не успевая вздохнуть между операциями. — Так и будешь там стоять? Как на счёт помощи? - голос Зейна звучит приглушенно и не совсем понятно почему так происходит. То ли он намерено понизил тембр, то ли она просто потерялась в вихре собственных размышлений о красоте и изящности этих рук. Проворные пальцы, большая ладонь и ловкие кисти. Зейн орудовал ножом с завидной точностью. Наверное сравнивать людей с салатом было бы неэтично, но Зейн точно бы нашел что ответить на её безграничное любопытство. — Мне нравится наблюдать. Никто и никогда не готовил для меня. Могу ли я считать это своим праздничным подарком? - этот день дорого им обошелся. Две перенесённые операции и липовая справка, чтобы не погнали палками на дежурство в оцепленные зоны. В последнее время активность вандеров возросла на сорок процентов и это здорово всколыхнуло общественость. Нападения участились, а от того спрос во врачах и охотниках вырос практически втрое. Последний месяц не было покоя даже дома. Но сегодня был праздник и Зейн настоял чтобы они вместе провели его. Кто бы мог подумать, что такой серьёзный и замкнутый человек так настойчиво будет уверять что четырнадцатое февраля важная дата. Может так и было, а может кто-то устал от разлуки. — Неужели я выгляжу столь мелочно? Это не должно быть чем-то особенным. - строго замечает мужчина продолжая увлечённо готовить. Зейн всегда был таким. Нет особого отношения, всё что связано с ней это то чего она стоит и обязана получать. Ей понадобилось время чтобы привыкнуть к этому. Забота, внимание к деталям, тепло и любовь. Это то что он отдавал безвозвратно потому что сам того хотел. Это не было особенным, это было его самым чётким проявлением чувств. Он мог сколько угодно строить из себя морозную глыбу, но руки у него всегда горячие и очень нежные. Взгляд всегда внимателен, а уши умеют слушать в то время как голова запоминала и анализировала. Зейн был в мелочах, в букете цветов, новой снежной фигурке, внезапной доставке обеда и вечерним льдом на палочке с шоколадным сиропом. Он делал ещё сотню мелочей о которых она и подумать не успевала, он окружал её собой с ног до головы даже когда они не виделись днями. — Ты выглядишь слишком невероятно чтобы была возможность убедится в твоей реальности. - даже с другого конца комнаты можно было увидеть как заалели уши мужчины, а ровный стук ножа сбился на медленный темп. Он не повернулся и лишь продолжил делать вид усердной занятости совершенно не реагируя на охотницу, но когда же ладонь коснулась его шеи громкий выдох сдержать не удалось. За его несдержанностью последовал лёгкий смешок и она поспешила убрать руку. Шея была его слабым местом, как и плечи и ей было это хорошо известно. — Лучше бы тебе перестать мешать и подумать о том как будешь благодарить меня за ужин. - Зейн не серьёзен, это понятнго по дрогнувшему голосу и слишком серьёзному лицу. Но она даже с места не сдвигается и лишь улыбается своей маленькой победе. И всё же помогает закончить с готовкой, в основном занимаясь уборкой и сервировкой. Ужин проходит в разговорах о работе и новых приключениях на задании. О сонливом напарнике и вредном пациэнте повредившем ногу. О назначении нового осмотра в эту пятницу и совместных выходных. Вечер за окном медленно перетекает в ночь и ужин практически окончен когда мужчина вдруг встаёт из-за стола и просит подождать после чего уходит всего на мгновение позволяя украсть последний синий макарон с его тарелки. Она даже не успевает прожевать как он возвращается держа в руках пакет и застукав её за шалостью лишь кротко дёргает уголками губ хмыкая. — Ты говорила на счёт подарка. - он вдруг затихает подходя ближе и вручая пакет. Тот оказывается лёгким и тихо шуршит когда охотница торопливо юркает рукой внутрь. — Я видел твою коллекцию пластинок и мне показалось что это будет идеальным дополнением. Ты была так расстроена что из-за всей ситуации отменился концерт Брайтман. Это заняло больше времени чем я думал. Но мне удалось попросить её записать на пластинку твою любимую песню. Это единственый экземпляр и он только твой. Надеюсь вечерами когда я не смогу быть рядом это будет скрашивать твоё одиночество. Рука так и замирает не притронувшись к шершавой поверхности. Она не сводит пристального взгляда с сияющих глаз напротив. А ведь у неё ничего такого не приготовлено. Внимания хватило лишь на то чтобы заказать ему новые очки с красивой серебряной оправой и бархатным футляром. Кажется его давно износились: на стёклах была пара мелких царапин, а кое-где стёрлась краска, носоупоры расшатались и очки часто съезжали на переносице. Она обязательно подарит их в конце дня. Но в груди щемит так словно она старалась недостаточно. — Не думай об этом. Очки прекрасны. - кажется он заметил её замешательство. - Я не хотел чтобы это произошло так, но ты так же ужасно прячешь подарки как и слушаешь советов своего лечащего врача. - он снова поддевает её, но она знает что это не из вредности или зла. Всё это – его беспокойство за каждый дюйм её естества. И она смеётся всё же распаковывая свой подарок и полностью отдаваясь чувству эйфории наполняющему сердце. Они перебираются в гостиную довольно спешно. Охотница тянет его за руку оставляя стоять посреди комнаты пока ловкие пальцы работают с патефоном в стеклянном футляре. Она любила этот механизм, его изящность и прозрачность, чтобы было видно как работает каждая деталь даруя желанное наслаждение ушам. Требуется ещё пара секунд чтобы комнату заполнил женский голос. — Любовь и глубокий космос. Я слушал её накануне, это название и вправду подходит песне. - он уже знает что будет дальше и спешит поймать веселящуюся девушку. После банкета у них была ещё куча танцев, но именно этот он готов высечь как мемориал на подкорке сознания. Её улыбка, прикрытые глаза и голова покачивающаяся в такт музыке. Он ведёт танец иногда уступая главенствующую роль энергичной напарнице и льнёт ближе когда голова девушки касается его груди. Они кружат так ещё какое-то время наслаждаясь мгновением спокойствия и близости, пока грудную клетку не скручивает в болезненном спазме. Зейн оступается и чуть не заваливает их обоих на пол, но она успевает его подхватить отмечая как резко упала температура вокруг них. Сердце ещё минуту назад радостно трепещущее, робко заходящееся в сбитом темпе от столь теплого и родного резко перестаёт биться совсем, а после возобновляет медленный ход. Охотница сразу всё понимает и помогает ему перебраться к дивану чтобы присесть и сжав губы проглотить болезненный стон. Его кожа бледнеет покрываясь инеем, а руки сводит судорогой. Проклятье снова нагнало его. И всё вокруг словно разбивается синеющей крошкой, осколками льда нещадно царапающими нежную плоть их чувств. Какого же это когда любовь убивает и спасает одновременно? Он чувствует как холод течёт по его венам, как лёд просачивается сквозь кожу, как с дыханием вырываются наружу кристаллы мороза. И всё это затмевает горячая рука на груди, тёплые губы на виске и весь бок словно обдаёт жаром когда его прижимают плотнее к пышущему телу рядом. Он замерзает и горит одновременно и это невозможно остановить. Этот сковывающий лёд и то как она заставляет его таять каждой частичкой стоит лишь коснуться. Она держит его так крепко словно уверена что за гладкий лёд можно схватиться голыми руками. Ей приходится сконцентрироваться чтобы поделиться своим эвол и помочь притупить боль. Она делит эту участь с ним. Чувствует этот холод, ощущает как маленькие, острые льдинки впиваются в кожу сквозь слои одежды и не смеет отстранится. Его проклятье она и она же его плата. Он никогда не будет страдать один если позволит ей быть рядом пускай это и увеличит количество боли, она разделит её с ним, как бы он не сопротивлялся. — Не забывай дышать. - следующий поцелуй остаётся пламенной меткой на скуле, потом щека и снова висок. И он думает только об этом. О её ладони на его сердце, он мягких губах и тихом шепоте. Боль отступает и сердце восстанавливает ритм позволяя инею остаться лёгкой испариной на розовеющей коже. Поцелуй в шею заставляет облегченно простонать и он резко дёргает головой в сторону виновницы отмечая благодарный блеск на дне расширенных зрачков. Она спасла его точно так же как и ранила, слишком самоотверженно и уверенно. И всё чего он боится так это того что в один момент последствия будут фатальными для неё, о себе он давно не думает. Игла соскочила с пластинки ещё минуты две назад, но обращать внимание никто не стал. Куда важнее было пробовать на вкус тихий выдох из приоткрытых уст, поглаживать податливую спину и мягкую щеку полностью умещающуюся в его ладони. Тепло разливалось томной негой покалывания на кончиках пальцев и кажется зима переходила в весну. Но это не значило что она не вернётся и так же это не значило что после снова не наступит весна. И прежде чем превратиться в пыль он готов пройти ещё сотни зим.