И не только

Ярик держался долго. И сомневался. И боялся. Гнал от себя опасные откровенные мысли, как только мог, но они упрямо его преследовали и преследовали. Спать мешали по ночам, в прямом смысле. Он пробовал разное: приходил на стримы к Саше, чтобы, как говорится, посмотреть опасности в лицо; наоборот, отказывался от лишних встреч — «с глаз долой — из сердца вон». Не помогало. Рядом с Сашей было чертовски хорошо, а без него — ужасно тоскливо. И долго это продолжаться не могло. Но Ярик полагался лишь на волю случая. И случай представился. Потому что состоялась премьера «Ромео против Джульетты. Двадцать лет спустя». И это, мягко говоря, уже просто не оставило ему выбора. Он смотрел на действо на сцене, как завороженный. Смотрел на Сашку, разумеется, такого юного, влюбленного, наивного, воздушного и до безобразия милого в синем костюме. Конечно, Даша рядом с ним была не менее юной, влюбленной и воздушной, но, как говорится, сердцу не прикажешь. Эх. Почти неделю Баярунас, мотаясь из Москвы в Питер и обратно, недосыпая в вагонах поездов и на неудобных диванах у знакомых между репетициями, терзался и прокручивал в голове возможные варианты разговора, который ему предстоял. Но слова вообще не находились. Да и какая разница, ведь он все равно все испортит со своим косноязычием. Он будет волноваться и заикаться, родную речь забудет. Но если не поговорит, то будет страдать и мучиться еще сильнее. Идеально подошел день «Монте Кристо» без Казьмина. А Даша после спектакля с удовольствием встретила его в гримерке, предложила сразу конфеты и чай, добрая понимающая душа. — Грустно тебе без Сашки сегодня, да? — А? — Ярик, ты так выглядишь, будто хочешь у меня что-то спросить. Так давай, спрашивай, и по домам. Дашка насильно всунула Ярику в руки конфету, тут же и себе развернула, понюхала и сунула в рот. Подмигнула другу и приготовилась слушать. Просто не оставила путей к отступлению. — Да, спасибо. Да, Даш. Есть вопрос. — Ну? — Он деликатный. И личный. И вообще, я, наверно, лучше не буду… И Баярунас уже хотел было встать и испариться за дверью, но девушка настойчиво вернула его на место. Упрямства и смелости ей не занимать. — Яричек, милый. Что? С Сашей что-то? — С Сашей? А почему сразу с Сашей? — Ну, не знаю, ты мне скажи, — и Дашка снова улыбнулась. Но ведь она же не может знать, нет? Никто не знает. А если? — Ладно. Я спрошу. Короче. У вас тут премьера случилась, «Ромео против Джульетты». — Ага. Милый спектакль. — Даш, — Ярик набрал побольше воздуха в грудь и выпалил на одном дыхании. — А каково это… с Казьминым целоваться? — А? О? И это ты у меня спрашиваешь? Девушка не выглядела обескураженной или смущенной. Наоборот, немного удивилась и прищурилась. — Эм. Да. Только ты не подумай, Даш… — Постой. Подожди. Яр, ревновать — глупо. Это просто сценические поцелуи, часть профессии. Я вообще их не чувствую. Все происходит механически. Понимаешь? — Ревновать? Даш, нет, я не ревную. С чего мне? Я просто хотел спросить, каково это, — и Ярик неловко опустил голову, прячась за длинными растрепанными волосами. Даша несколько минут сверлила его взглядом. А потом ее будто озарило — огромные глаза вспыхнули еще ярче. — Постой! Так ты? Так вы? Вы не целовались с Сашкой, что ли? Ни разу? — Тише, Даш. Ни разу. Ага. — Ярик, господи, прости. Но я была уверена, что у вас уже давно, ну… все же и так видно. — Что видно? — Что вы нравитесь друг другу. — Правда? Ты что-то знаешь? Саша, он? — Нет, ничего не знаю. Но вижу. И не сомневаюсь, что ты Сашке нравишься именно как парень. По глазам видно, Ярик, по глазам. — Охренеть, Даш. После разговора с Январиной все стало только хуже. Оказывается, она уже как полгода свела их вместе и наивно полагала, что они целуются и не только. На этом ее «и не только» Ярик готов был провалиться сквозь землю. Но вывод сделал: Саше признаться первым он точно не сможет, никогда. Если их теплая дружба со стороны кажется некоторым, —как выяснилось, не только Даша «свела их в мыслях», — романтическими отношениями, то это их проблемы. И теперь Ярик немного жалел, что во всем признался Даше. Да еще так странно. Про поцелуи он захотел узнать, дурачок. И та тоже, хороша подруга. «У Саши мягкие губы, он ласковый, уверена, что он классно целуется. И вообще, Ярик, проверяй лучше сам, мой тебе совет». Отличный совет, ничего не скажешь. Особенно перед вечером, который придется провести дома у Казьмина в ожидании ночного поезда в Питер. Ярик тянул, как мог. Общался до последнего на служебке, зашел в супермаркет, плелся до дома Саши медленно, словно его туда силком тянули. Сомневался. Настраивался, чтобы никак себя не выдать. Ведь, по сути, ничего же не произошло между ними. Так что все будет обычно. Но Ярик не знал, что Даша успела уже написать Саше одно короткое сообщение. И Казьмин теперь ходил по комнате из угла в угол, терзал несчастную челку и теребил губы, а потом бил себя по рукам. И очень сильно вздрогнул, когда раздался звонок в дверь. — Где тебя носит, чего так долго? Я чай уже заварил. Сашка встретил немного нервно, Ярик даже опешил. Но сам виноват, не предупредил. — Да я, это, в магаз зашел, сыр купил и печенье. Будешь? — Буду. Я пока кружки в комнату принесу. — Ага. Чай они выпили быстро, болтая о всяком постороннем. Причем говорил сплошь Ярик — у него всегда найдутся безумные идеи и мысли о будущем, а Саша внимательно слушал, покусывая губы. И какой-то был немного не такой. Да, привычный, в шортах и футболке, взъерошенный и уставший, но смотрел как-то более внимательно, что ли, чаще — глаза в глаза. И Ярика смущал этот взгляд сильнее обычного. — Яр. А как тебе премьера моя, кстати? Ты особо ничего и не сказал. — Хороший спектакль, Саш. Чувственный, красивый. Даша там такая нежная и милая. — Ага. Даша. Яр? — М? — Завидуешь Даше? — Эм. Не понял, Саш. Если ты про постоянку в Оперетте, то нет. Я так не хочу. Мне надо много времени на концерты. И я разное хочу попробовать… — Нет. Я про другое. Я про, — Саша длинно моргает, выдыхает, а потом кладет руку поверх руки Ярика на столе, — про поцелуи. И не отпускает, потому что понимает, что Ярик сейчас может в едином порыве за секунду смыться из комнаты. Мысль бьет взрывом и ослепляет мигающей красной лампочкой: «Дашка рассказала! О, боже…». — С… Саша. Ты чего? Шутишь, да? — Нет. — Саш, правда, нет? — Правда, Яр. Так хочешь, чтобы я тебя поцеловал, или нет? — Нифига себе вопросики. Ой, точнее, Саша, я… — Яр. Я сейчас тоже, черт возьми, провалюсь сквозь землю от стыда. Давай отвечай. — Хочу, — чуть ли не шепотом. — Яр, пожалуйста. — Хочу, Казьмин, хочу! — не сказал, а почти выкрикнул на эмоциях Ярик и тут же замолк, свободной рукой прикрывая рот. Сашка отпустил его и облизнул свои невозможные губы. — Ладно, я услышал. — И что теперь, Саш? Саш? Мне на поезд через час выходить. — Теперь, Яр, ты помолчишь. И я тебе помогу. Саша сказал это довольно уверенно и напряженно, а потом улыбнулся ласково и сразу обнял: одной рукой притянул к себе за талию, а вторую мягко положил на затылок. Ни одного шанса к отступлению. Мир сузился до одних ярких зеленых глаз, а потом — до тех самых губ, о которых он думал последние часы. Ярик смущенно прикрыл глаза, уже тая в теплых объятиях в ожидании, и дождался. Саша поцеловал его легко в самый уголок сомкнутых губ, а потом — горячо обжег дыханием подбородок, чуть сжимая затылок дрожащими пальцами. И снова поцеловал, но уже увереннее, мягко надавливая, чувствуя, как губы Ярика раскрываются ему навстречу. Ни одно слово не смогло бы описать этот поцелуй. Разве что – «долгожданный». А дальше уже — второй, третий, смелый, неожиданный, головокружительный и так далее, с перерывами на подышать, обнимаясь, переплетаясь и руками, и взглядами, прижимаясь отчаянно и откровенно. Чувствуя обоюдное желание, вспыхнувшее, как спичка, горячее и неумолимое. Сашка сам предложил переместиться на диван, а Ярик и не в силах был что-либо возразить. Лишь облизывал припухшие губы и сверлил горящим безумным взглядом. И гладил подрагивающими руками по плечам и шее, ерошил волосы на затылке, прижимаясь носом к щеке, не в силах отойти ни на шаг. Но Саша аккуратно усадил его рядом, сам закинул стройные ноги себе на колени, погладил, оставляя руку, и заглянул в глаза. — Яр? А тебе понравилось? — Саша? — Ну, вдруг? Я же не знаю. У меня губы опять обветренные, да и вообще, мешки от усталости никак не исчезают, глаз не видно. Ярик не может поверить тому, что слышит. Но это так трогательно, что хоть плачь и кричи. Но зачем кричать, когда можно теперь дотронуться, так, как он давно хотел. Ответить прикосновениями и поцелуями. И он берет осторожно и мягко Сашино лицо в ладони, жмурясь, касается лбом лба, потом — легко целует в одну щеку, потом — в другую, затем, игриво, — в кончик носа. И улыбается, и открывает глаза, ведет большими пальцами по желанным губам, сначала очерчивает размытый контур, а затем — чуть надавливает по нижней. И снова целует, долго и нежно, со значением, с ответом. Обнимает за шею и льнет еще ближе, тянется к уху и шепчет. — Сашенька. Сашечка. Ты даже не представляешь, сколько всего я сейчас чувствую. Я с ума по тебе схожу. А твои губы — это чистый секс. Прости уж. — Яр. Я краснею, — прошептал Саша, еще крепче стискивая пальцы на тонкой талии через футболку. — А я на грани того, чтобы сдать билет и купить на утро. — Я сам тебе куплю. Только поцелуй меня еще раз. — Много-много раз, Саш. И как говорила Даша, «и не только». — «И не только» я полностью поддерживаю, — горячо шепчет Сашка после очередного поцелуя и ловко укладывает Ярика на лопатки. — А Даше завтра цветов купим, м? — Я — «за».