***
— Что привело тебя сюда? — Уходи.***
— Что привело тебя сюда? — Я не справился с силой, что была мне дана. — Это не так. Ты не захотел с ней справляться. Ты сжёг себя дотла.***
Давно, так давно, что никто уже и не знает, как всё случилось, в момент сотворения мира, родилось две души. Первая — воздушная и лёгкая, отличалась проницательностью и светлыми намерениями. Душа эта была столь красива и добра, что каждый находил в её обществе покой и радость. Она исцеляла духовно нуждающихся и дарила миру свет, сравнимый с первым лучом новорождённого солнца. Но была и вторая душа. Сила её заключалась не в созидании, а в разрушении. Только что появившаяся на свет и уже мёртвая, она, подобно урагану, стремилась уничтожить всё на своём пути. Душа эта была столь черна, столь кошмарна, что вовсе не каждый сосуд был способен нести её в себе. Две стороны одного целого — свет и тьма — путешествовали по миру, старательно избегая друг друга. И не сталкивались они никогда, не вступали в борьбу, не желая соприкасаться. Они лишь меняли носителей, тысячелетие за тысячелетием выскальзывали из одного человека лишь для того, чтобы тут же пробудиться в другом. И это было правильно. Но однажды порядок вещей нарушился. Пока светлая душа продолжала переходить от одного носителя к другому, тёмной пришлось задержаться в одном сосуде. То был мальчик, рождённый в самую холодную зимнюю ночь. Мальчик, что вскоре стал мужчиной. И мужчина этот множество раз должен был умереть. Однако этого не происходило. Он ходил по земле долго, так долго, что чёрная его душа ядовитыми сетями обняла его сердце. И был он властолюбив, порочен и умён, и выплеснулась часть его души в мир. Так появился Тенистый Каньон, населенный обрывками души Дарклинга — волькрами. Мужчине стало легче переносить буйную свою душу, однако теперь он переродился в воистину бессмертного короля тьмы. И был он им долго, и находил он баланс лучше всякого бродящего по канатам смельчака. Конец приходит всему. У всего есть завершение, иногда бесславное, иногда позолоченное почестями. И концом обладателя самого чёрного сердца стала светлая душа, что напоролась на него непреднамеренно, не подозревая ничего дурного. Когда встретились они, чёрная душа потянулась к светлой, желая приумножить своё могущество. И заметалась она, и возжелала запереть в клетку светлую так, чтобы никто во всем свете не смог больше наслаждаться её существом, кроме души тёмной. То было веяние первобытной ревности. И ревность эта сожгла короля тьмы, и оставила на месте его души и тела звёздное пепелище.***
О дивный, странный мир. Постоянный, неизменный, застывший в белом монохроме. Мир неживой, остановившийся или даже никогда не начинавший движение. Вокруг всё причудливо меняет форму, переливаясь белоснежными кольцами густого тумана. Нет ни людей, ни животных. Ни городов, ни следа человеческого присутствия. Этот мир даже не пахнет. Он ничем не звенит, никак себя не проявляет. Нет в нём звуков, как нет и воздуха, и чувств, и эмоций. Странное место, где рассыпавшейся в пепел душе остаётся лишь вспоминать свою жизнь, не ощущая течения времени. Ибо времени здесь тоже нет. Так рассуждал Дарклинг, наворачивая круги по зыбкой поверхности, которая должна была играть роль земли. Ходил он по этому месту, мысленно называя его «лимбо», без какой-либо цели, просто из желания чем-то себя занять. Александр не был уверен точно, сколько он уже находился тут. Может день, а может и год. Здесь не было солнца и звезд, чтобы понять, наступала ли ночь. Спросить тоже было не у кого, Дарклинг был совсем один. Лишь раз к нему приходила странная девочка и спрашивала, что привело его сюда. Девочка была такой же белой, как и всё вокруг. Даже её волосы и глаза — всё тот же цвет свежего снега. Мужчина при виде неё подумал было, что она слепа. Но это оказалось не так — она всё видела. Или чувствовала. В первую их встречу он спросил, как её зовут. Малышка не ответила, но как-то знакомо скривилась. Дарклинга прошибло смутное воспоминание из прошлого, недостаточно сильное, чтобы он вспомнил, где мог видеть её. Тогда он спросил ещё раз, на что девочка ответила ему странной сказочкой о душах и растворилась, разбившись дымным облаком о землю. Мужчина снова остался один. В месте, где должно было биться его сердце, зародилась тоска. С течением его существования здесь, мысли Александра теряли свою скорость и текли вяло, бессмысленно. Он ждал новой встречи со странным ребенком, потому что больше ему ничего не оставалось.***
— Итак, что привело тебя сюда? — она вновь задавала этот бессмысленный вопрос. Неужели не поняла еще, что мужчина не хочет на него отвечать? Глупая девчонка, она приходила сюда через разные промежутки его бессмысленного теперь бытия и спрашивала всегда одно и то же. А еще отказывалась называть своё имя. Точнее просто игнорировала его, неизменно корчась от этого вопроса. В предыдущую их встречу Дарклинг просто прогнал её, пребывая в скверном расположении духа. Когда она исчезла, Александр дошел до пика своего гнева и стал бить кулаками по туманным поверхностям вокруг, издавая звериное рычание. Он метался по своей бескрайней призрачной клетке, пока не успокоился. Это заняло значительно больше времени, чем при жизни, потому что Александр не ощущал физической усталости. В конце концов он просто свернулся на земле, закрыл глаза и пролежал так до следующего прихода единственного своего собеседника. — Ты ответишь? — что же, это можно считать победой. В детском голосе появился новый оттенок — сомнение. — Я умер. Умер, когда в последний раз дотронулся до неё. — Но ты знаешь, почему это случилось? — Моя сила — я не смог контролировать её. Я не справился, я был слаб. — Нет, это не так. Ты был очень сильным, сильнее всех в том мире. Но твоя древняя душа не выдержала, она воспламенилась из-за твоей ревности. Я рассказала тебе всё в нашу первую встречу здесь. Ты понимаешь меня? Он понял. Вспомнил. И ему стало больно.***
Глаза девушки, стоявшей перед ним, разве что не лопались от противоречий, что плескались в них. Кофейный взгляд Алины выражал всё и сразу — недоверие, надежду, страх, желание и тлеющую еще веру в его самообладание и честность. Да, так на Александра могла смотреть только она — девушка, у которой на данный момент было два противоречивых желания — сбежать на край света со своим дружком-простецом и оказаться в руках Короля тьмы. Но на то и дана ему была сила. Александр опередил ход времени и решил всё за Алину. Он поймал её за воротами Малого Дворца, сверкая шальными от гнева глазами. Скрытый шлейфом первородной тьмы, он принес её обратно в свои комнаты, намереваясь не выпускать её оттуда больше никогда. Алина видела это желание в его глазах. Видела и не воспротивилась. Обмякла в его руках, смиренно дожидаясь своей участи. Она даже испытала грызущее удовлетворение, когда прижалась к его груди и ощутила на своей щеке ревнивые удары его сердца. Оно у него всё-таки было! Когда он поставил её на ноги в том месте, где всего час назад целовал её так, что она забывала дышать, и уставился на неё в молчаливом неодобрении, Алина вновь почувствовала себя смущенной и побежденной. — Ну и что мне теперь с тобой делать? — Дарклинг плавно подошел к ней и развернул девушку спиной к себе. — Моя болтливая матушка выдала тебе все мои тайны. Я надеялся, что ты узнаешь об этом позже. Мужчина прижался к ней и провёл носом по правой стороне лица Алины, замершей в ожидании. Его щетина мягко царапнула ее скулу. — А еще я хотел бы, чтобы ты узнала это от меня, — лёгким укусом в линию челюсти. Едва различимое мычание вылетело изо рта Алины: — Скажи мне, что ты не бессмертное чудовище. Скажи мне, что это не ты создал Каньон, Александр. Я не могу… Я буду твоей, если ты не чудовище… Я не сбегу больше. — Но это всё я, Алина. Я чудовище, и я создал Каньон, я сделал это специально. А ты… — Дарклинг незаметно для Алины собрал между пальцев маленький, но искрящийся злобной тьмой шарик своей силы. — Ты и так будешь моей. Больше никому ты не будешь писать письма, никакого Мала больше нет. С этими словами он молниеносно прислонил шар тьмы к её переносице. Глаза Алины заволокла густая дымка. Она и правда не будет больше писать писем Малу. Она больше ничего не видела. И это было правильно по мнению Дарклинга. Теперь она не сможет посмотреть больше на своего охотника, не напишет никому, не будет даже понимать, где находится дверь, ведущая на выход, к свободе. Снедаемый нежеланием делиться Алиной с кем-либо еще, он запер её в своих покоях и приходил к ней в каждый свободный час, чаще всего по ночам. Он касался её, и она вновь могла видеть. Но только пока поддерживала с ним телесный контакт, которого теперь ей совершенно не хотелось. Алина билась в его руках, кусалась и дралась, часто ей удавалось вырваться, но тогда она моментально теряла возможность видеть и тут же натыкалась на случайный предмет мебели, часто падала и иногда получала от этого увечья. Однако боль не была чем-то значимым в сравнении с её отвращением к Александру. По ночам Алина начала плакать. Безмолвно, не издавая ни звука. Только слёзы текли по её щекам, а губы шептали имя ненавистного Александру охотника. Замеченная спящей с именем другого мужчины на губах, Алина была лишена и слуха. Теперь существование её проходило по большей части в вакууме. Жить она больше не хотела. Забывшая, как правильно говорить, нестройным, ломаным голосом, она просила пустоту убить её, просила, чтобы ревность Дарклинга вышла из всех берегов и уничтожила их обоих. А Король тьмы горел. Горел изнутри — полыхала его душа, до краёв заполненная жгучей ревностью. Не отвечающий уже за свои действия Александр лишил Алину всякой возможности распоряжаться своей жизнью, всякой возможности принадлежать другому. В конце концов, когда она превратилась в недвижимую куклу с запертым внутри сознанием, он коснулся её в последний раз. Коснулся, уже сожалея о своём поступке. Чужеродное раскаяние переполнило его. Тихий хлопок, игра тьмы и света. И вот, от них остались только тени на полу его кабинета.***
— Ты сказала, «в нашу первую встречу здесь»? Я не встречал тебя раньше. Только твои глаза напоминают мне… — пронзённый догадкой, мужчина одним прыжком оказался рядом с девочкой и коснулся её руки. Глаза ребенка окрасились в кофейный цвет, выбивая у Дарклинга почву из-под ног. — Да, Александр, встречал. У меня было много имен. Но ты звал меня Алиной.