Жертвенная овца

Сердце бешено стучало в груди. Его стук не был похож на то, что находилось в руках Ягнёнка – размеренный и тихий стук вырванного сердца, что затихал с каждым ударом. Некогда могущественное божество лежало перед ним мёртвым. Её склизкая пупырчатая кожа была обрамлена кровью, что, из-за цвета самой кожи, сливалась с ней и была практически незаметна. Внутренности выпали наружу, рёбра встопорщились, как острые тиски, что ранее сжимали в своих объятьях столь драгоценное сердце. В ушах стоял гул. Ягнёнок был бы рад сказать, что за этим гулом по телу разлилась гордость за победу в бою, как в первый раз, когда он смог одолеть Лешего. Однако этот гул был другим. Он звенел в голове, как колокол, с каждым его ударом конечности содрогались, а дыхание сбивалось, всё никак не позволяя глубоко вздохнуть. Гул раскалывал голову, забивал уши, но вместе с тем не мог перекрыть слова, что клеймом отпечатались в сознании. «Они умирали также мучительно». «Каково это, осознавать, что ты последний в своём роде?» «Ты режешь меня, но поверь, я резала их куда больнее». Окроплённые кровью руки задрожали. На мгновение показалось, что эта не кровь эпископа, а кровь куда более знакомая – овечья. Своя или чужая, большой разницы нет. Он не хотел вспоминать, но не мог. Вместе с тем, как громко ударялось сердце, перед глазами вспыхивали всё новые и новые картины: плачущие дети, черепа, колья, трупы, мольбы, крики, мягкие руки, грустные глаза и кровь, кровь, кровь…слишком много крови. Корона мягко подтолкнула хозяина в спину. Её тычок помог овце наконец вынырнуть из пучину агонизирующих мыслей и сделать несколько дрожащих шагов вперёд. Один, второй, третий – он с трудом дошёл до портала и ступил в него. Яркая вспышка окутала его тело, но теперь во всполохах пламени он уловил запах жаренного мяса и сожжённой шерсти. Тошнота подкатила к пересохшему горлу. Белое небытие больше не дарило ему спокойствие. Сколько бы раз он не погибал от выпущенной стрелы или зубов лесных тварей, попадание сюда вмиг успокаивало его. Он и сам не понимал, была ли причиной тому тихая и умиротворённая атмосфера или осознание того, что Тот-Кто-Ждёт не даст ему уйти просто так. Однако сейчас это место давило на него. Ему чудилось, что белые облака запятнаны алой кровью. Цепи, висевшие тут и там, грозились ожить, разом наброситься и сжать овечье тело. Сковать руки, сдавить горло, сбить с ног, опутать как непослушное животное, что готовят на убой. Перед глазами вновь замелькали образы мёртвых товарищей, которых волоком тащили к костру. - Мои поздравления, проповедник. – Голос забытого Божества звучит удовлетворённо и тягуче. – Ещё один эпископ Старой веры пал от твоего праведного меча. Осталось лишь половина, и затем мы воспарим над ними, как феникс, восстающий из пепла…. Ягнёнок даже не слушает. Длинная речь сливается в бормотание, а плотный валик, забивший уши, всё не спешит уходить. Вместо этого в голове раз за разом бьют слова, отскакивают от стен черепной коробки, перемешиваются и сливаются в новые извращённые предложения, что никак не дают прийти в себя. Последний в своём роде. Они умирали мучительно. Ты ничего не смог сделать. Ты не помог. Почему ты остался жив? Почему именно ты? Ему кажется, что он снова в той клетке. Он вновь чувствует сырую землю под копытами, слышит треск костра и крики, задыхается от слёз и молит всех известных ему богов, чтобы эта агония поскорее прекратилась. Он чувствует, как крепко сжимает руки рыдающего неподалёку от него товарища, как с натянутой улыбкой пытается убедить его, что всё будет хорошо – лишь затем, чтобы на следующий день обнаружить его бездыханный труп висящим на дереве. Ты позволил им забрать брата. Брат. Он снова перед его глазами. Худой, слабый, но всё с той же глупой улыбкой на лице. Он всё также хрипло смеётся, привычным жестом засовывает в рот травинку, так, как делал это во время каждого покоса сена, и привычно промахивается мимо рта. Он прижимается к Ягнёнку и хоть говорит тихо, его нелепые шутки перекрывают крики и остальной шум. Он обнимает плачущего брата, зажимает его лицо в руках и смотрит в глаза – смотрит так нежно и уверенно, что его взгляду невозможно не поверить. В тихом небытие всхлип звучит куда громче, чем должен был. Ягнёнок поднимает дрожащие руки, обхватывает плечи, точно пытаясь успокоить себя и повторить объятья брата. Однако очередное напоминание о нём заставляет плотину эмоций дать последнюю трещину и наконец прорваться. Поток боли сносит, подобно волне, бьёт по сердцу и достигает горла. Эмоции льются, затуманив взор слезами, и Ягнёнок стискивает зубы, с трудом сдерживаясь, чтобы не зарыдать во весь голос. Речь Нариндера обрывается на полуслове. Он смотрит на своего последователя удивлённо и вздрагивает, громко лязгнув цепями. Ему не в первой видеть плачущее или боящееся существо, но вид напуганного Ягнёнка, что до крови и царапин сжимает плечи и прерывисто дышит, полностью выбивает его из равновесия. Особенно когда всё время до этого он наблюдал на лице овцы улыбку. Аим и Баал молчат – они, вообще-то, всегда молчат, но сейчас их молчание выглядит как немая поддержка. Один из них отводит глаза, другой смотрит долго и неподвижно. Они могут понять боль Ягнёнка, но не способны унять или разделить её, а потому молчат, помогая так, как только могут. Первой в себя приходит корона на голове. Она беззвучно вздыхает, выражает своим единственным глазом печаль, а затем выпускает из себя чёрный дымок. Тёмная материя обвивает дрожащее тело носителя, формируя не то подобие объятий, не то большую накидку, что пытается скрыть от всего мира. Мягкая прохлада окутывает Ягнёнка, но вместе с тем он чувствует, как горе давит на плечи. Болящие ноги не выдерживают веса, и Ягнёнок падает на колени. Он прячет лицо в ладонях, но в чём смысл, если его слёзы уже увидели. - Прочь отсюда. Голос звучит натянуто грубо и раздражённо. Правая и левая рука послушно удаляются вглубь тумана и чуть погодя, за ними следует и корона, не желающая оставлять хозяев. Стоит им скрыться, как забытое божество с нажимом потирает переносицу. Мысли крутятся в его голове, но ускользают, стоит ему только схватиться за них, а потому слова всё не хотят выстраиваться в адекватное предложение. В утешении других его братья были куда лучше самого Нариндера, но он мотает головой, не желая вспоминать о них, ведь понимает, что из-за них и плачет Ягнёнок. - Успокойся. Он протягивает одну руку и заводит её за спину Ягнёнка. Не обнимает, нет, ему для этого не хватает ни эмпатии, ни аккуратности, но создаёт купол, что должен выражать поддержку и дарить ощущение безопасности. Однако тот, погружённый в собственные эмоции, никак не реагирует. Его пальцы продолжают впиваться в кудрявые локоны, грозясь оборвать их, плечи ходят ходуном, а хриплое дыхание готово вот-вот оставить без воздуха. Голова продолжает раскалываться, образы смешиваются в кучу, теперь представляя из себя набор бессвязных картин крови, убитых и брата. - Посмотри на меня. Проповедник. Ягнёнок. – Тот-Кто-Ждёт чувствует, как внутри него закипает уже настоящее раздражение и он рявкает, стараясь удержать баланс между спокойствием и ором. – ДИТЯ! Ягнёнок вздрагивает и наконец замирает. Он осторожно отнимает руки от лица, взирая на божество большими мокрыми глазами. В этих бездонных озёрах смешивается всё: страх, стыд, горе и удивление. Много удивления. Нариндер осторожно подталкивает его в спину одной рукой, а другую раскрывает перед ногами. Ягнёнок понимает жест и послушно встаёт, делает два неуверенных шага, и затем вновь падает на колени. Огромная рука поднимает его на уровень больших красных глаз. Божество на мгновение прикрывает их и вздыхает, пытаясь окончательно собраться с мыслями. - Послушай меня сюда. – Кончик его когтя застывает в миллиметре от хрупкой груди, скрытой под алой накидкой. – Ты МОЙ последователь. Ты проповедник, которому я позволил нести СВОЮ веру. Ты тот, кому я даровал ВСЮ свою силу, и тот, кто доказал, что способен убить эпископов ДРЕВНЕЙ ВЕРЫ. Ты слабая овца, которая убила БОЖЕСТВО. Так что не позволяй этим червям, что ещё недавно считали себя самыми могущественными существами на земле, ранить тебя. Отбрось их слова, ибо они не способны ни на что, кроме как на жалкие оскорбления. Они пытаются задеть тебя лишь потому, что задеты сильнее. Он вновь тяжело вздохнул. - И поверь мне – ты несёшь не только мою веру, но и месть. Их гордость душит их самих от осознания того, что жертвенная овца способна отправить их к праотцам. Уничтожая их, ты восхваляешь свой народ и показываешь, что он пал не зря. Так что отринь свои слёзы и носи мою корону с гордо поднятой головой. Подушечка пальца прошлась по щеке Ягнёнка, желая стереть слёзы, но из-за размеров и неуклюжести лишь больше размазав их по щеке. Нариндер раздражённо цыкнул от неудачи, и из груди провидца вырвался хриплый смешок. Мягкая улыбка озарила его лицо.