***
Джетт не помнит, в какой момент это произошло. Может, в их первую встречу, во время самого дурацкого знакомства на белом свете. Джетт был пьян, шатался по ночному городу и пел песни. А потом врезался в несчастного работника кофейни, закрывающего заведение, и, самое страшное, начал с ним флиртовать. Ещё страшнее, что несчастный работник кофейни не прогнал его, а вызвал такси и довёз Джетта до дома. И ничего не потребовал взамен. Или, может, тогда он забрал взамен сердце Джетта? Или это случилось позже, когда Джетт окольными путями нашел контакты Генри, начал общаться с ним, узнал о его увлечениях, сильных и слабых сторонах, друзьях и семье? Или Джетт с грохотом рухнул в яму влюблённости, когда впервые поздравил Генри с днём рождения? Это невероятно яркое воспоминание, которое Джетт может прокрутить в сознании, как короткометражный фильм. Вот он стоит в прихожей и держит в руках торт; рядом его лучшая подруга, брат Генри и его почти-сестра. Куда важнее тот, кто перед ним — сам Генри, уставший после смены и долгой дороги домой, потому что последний автобус отменили, а месячный лимит на такси он уже потратил. Генри смотрит ему в глаза и облегченно улыбается, словно присутствие Джетта способно вмиг исцелить усталость, а радужки серо-коричневых глаз лучатся счастьем, способным затопить всю комнату. Джетт слышит хлопушки, кажется, хором с остальными кричит «С днём рождения!», а потом передает кому-то торт, потому что первым Генри хочет обнять именно его, и Джетт чувствует, как сердце затапливает оглушающая нежность. Возможно, Джетт влюбился именно тогда. Возможно, он мог бы поклясться мамой, что Генри тогда тоже влюбился в него. Но Генри больше ничего не сделал и не сказал. Ни в тот день, ни после.***
Зимняя сессия начнётся через 17 дней. Новый год наступит через 24. Джетт считывает эту информацию, как что-то очень важное, а потом отворачивается от календаря и утыкается взглядом в стену. Он лежит на кровати, свернувшись калачиком, и собирается попасть в ад за уныние. В конце-концов, это уныние — смертный грех. Воровство — нет. Детские привычки и паттерны очень трудно искоренить, особенно те, что взращивали в тебе твои же родители на протяжении длительного времени. Джетту было пять, когда отец научил его воровать. Джетту было восемь, когда его мастерство карманных краж превысило мастерство отца. Джетту было тринадцать, когда отец исчез из его жизни — мама скопила достаточно, чтобы снять комнату в квартире подальше от этого человека, и забрала Джетта. У его мамы была работа, решительный взгляд и очень, очень усталое лицо. Отцу Джетта, безработному и дважды судимому, запретили к нему приближаться. Тринадцатилетний Джетт был очень зол на маму из-за этого. Семнадцатилетний Джетт, глядя на справки от психотерапевта, благодарил маму за все, что она сделала, чтобы вырваться от того человека. Психологиня Джетта часто напоминала, что клептомания — это болезнь, которая не возникает просто так. Ситуация Джетта — идеально подготовленная для неё почва: отец-воришка, сложное детство, много потрясений в подростковый период и диагностированная депрессия. Джетт продолжает бороться — и это просто замечательно, он делает огромные успехи, а интервалы между рецидивами всё больше и больше, и он должен помнить об этом и гордиться своими успехами. Пока что у Джетта отлично получается помнить, что с прошлого рецидива прошло четыре месяца. Сегодня это произошло снова. И самое угнетающее — рядом был Генри.***
Они ходили по продуктовому: Генри застрял в отделе с сиропами для кофе, потому что дома кончился любимый ореховый, а Джетт просто слонялся рядом. Он был сыт, ничего не хотел и просто наслаждался тем, что проводит время с Генри и может показывать ему мемы в реальном времени. Это приносило достаточно серотонина, чтобы чувствовать себя удовлетворённо. Джетт так себя и чувствовал. До момента. Это была упаковка корицы, выделяющаяся матовостью среди стеклянных бутылок. Кто-то бросил её в неправильном отделе, поленившись пройти два ряда назад, и Джетт обязательно потом пожелает этому человеку всего наилучшего. Тогда же, когда она попалась на глаза Джетту, в нём что-то перемкнуло. «Хватай всё, что плохо лежит,» — говорил ему отец, и да, Джетт ненавидел его, но не в ту секунду. Тогда Джетт думал, что может в очередной раз показать отцу, что он лучше. Ловчее. Незаметнее. Просто чтобы испытать чувство опьяняющего триумфа. Под действием адреналина Джетт вновь пристал к Генри, на этот раз чтобы показать видео; подождал, пока мимо пройдёт один из работников; получив нужную реакцию (Генри смешили все клипы с котиками без исключений) отлип от локтя Генри и снова прошёлся (почти пробежался) вдоль красиво расставленных разноцветных бутылочек. Корица легко легла в карман пальто. Джетту подумалось, что в тот момент никого на Земле не было счастливее его. Джетт собирался зайти на новый круг по орбите сиропов для кофе, но был мягко остановлен Генри, перехватившим его за талию. — Мне ничего не понравилось. Выдержишь ещё один магазин? У Джетта даже не померкла улыбка: — Конечно! Он не думал о том, что в какой-то момент Генри приобнял его; он думал только о том, что лежало в кармане. Они проходили мимо касс, направляясь к выходу без покупок, когда Генри резко развернулся, и Джетт на полном ходу врезался в него. В нос ударил запах имбиря и хвои — привычный запах Генри, приносящий Джетту абсолютный покой или невероятное возбуждение (в зависимости от ситуации). Джетт просто удивился: мозг ещё не до конца обработал ситуацию с корицей, а ему уже предлагали проанализировать то, что Генри внезапно решил обняться. А потом Джетт похолодел, потому что мозг завершил экстренный анализ и щелкнул: Генри не пытался обнять его, он хотел его прощупать. В конце-концов, ладонь легко легла на карман, в который Джетт забросил корицу, и незаметно надавила. Наклонившись ближе, Генри прошептал: — Хочешь, мы вернёмся в отдел и положим всё на место, а потом поедем домой? У Джетта не хватило смелости сказать ни слова: он только лихорадочно закивал и сморгнул внезапные слезы.***
Джетт дергается от оглушающе громкого скрипа кровати и пытается съежиться до размера атома. Генри, нисколько не озадаченный таким поведением, мягко берёт Джетта за плечи и тянет на себя. В ответ слабо протестуют и недовольно пищат. Это никак не мешает Генри усадить Джетта рядом, вручить кружку с ромашковым чаем и уточнить. — Ты хочешь что-нибудь рассказать? Это звучит не обвинительно, а словно Генри на самом деле не может понять, настроен ли Джетт на диалог, и тот кивает. Он не проронил ни слова с момента, как Генри вытащил корицу из его кармана и вернул на полку в нужном отделе, и, несмотря на отвратительное настроение, столь долгое молчание оказалось для Джетта невыносимым испытанием. — Да. Во-первых, мне жаль, что ты стал свидетелем этого, — Невысказанные мысли за это время огромными булыжниками осели в мозгу, поэтому Джетт тараторит и спотыкается на каждом третьем слове, не успевая за ними, — Во-вторых, мне жаль, что я не рассказал раньше. Что я, типа, клептоман, и иногда у меня случаются срывы. В-третьих, спасибо, что остановил. Без тебя… Было бы не хорошо. В глубине души Генри кажется, что Джетт драматизирует: это всего лишь приправа, не самая редкая и не самая дорогая, а он ведёт себя так, словно чуть не вынес Джоконду из Лувра, но не ему судить. Он мягко накрывает пальцы Джетта своими и интересуется, не переставая ласково улыбаться: — Почему раньше не говорил? Джетт ведёт плечами и скрещивает руки на груди, сильнее отстраняясь. — Это не та черта характера, которой хочется хвастаться. — Осторожно, всё на себя прольешь, — Вместо того, чтобы спорить, говорит Генри и удерживает кружку от опасного наклона, — Ты мог просто рассказать. Это не хвастовство. — Не знаю, просто… Рассказывать об этом незнакомым людям так странно. Тут Генри, наконец, меняется в лице: брови ползут вверх, а глаза значительно расширяются. — Ты считаешь меня незнакомцем? — Джетт пытается помахать руками, но безуспешно: их сразу же перехватывает Генри, — Не бесись. Пей чай. Пару минут в комнате тихо. — Не считаю, просто… — несмело начинает Джетт и снова замолкает. Язык кажется слишком тяжёлым, и он пользуется заминкой, чтобы убрать кружку подальше, — Слушай, я действительно тебя… Действительно тебе доверяю, но ещё я дорожу тобой, и я боялся, что если ты узнаешь, что у меня болезнь, которую некоторые считают выдумкой… Я боялся, что ты такой же. Я боялся, что ты уйдёшь. Возможно, Генри стоит поработать над своей репутацией. — Человека не определяет его диагноз. — Я знаю, просто это так глупо, я ворую какие-то ненужные и бесполезные вещи, чтобы получить всплеск дофамина, а потом осознаю, что сделал, и это перестаёт иметь хоть каплю смысла, потому что я проваливаюсь в очень глубокий колодец с самокопаниями и самоненавистью. Через время я прощаю себя, а потом снова краду что-то, потом снова виню себя, и это повторяется снова и снова… Джетт замолкает — Генри обхватывает его голову и поворачивает к себе. Если он собирается использовать прикосновения, чтобы вернуть Джетта в реальный мир, ему следует быть осторожнее — возможно, Джетт раньше поймает сердечный приступ. — Скажи, когда ты в последний раз что-то действительно украл? Этот вопрос ставит Джетта в тупик. Он глупо моргает, вглядываясь в лицо Генри, но тот не торопит. — Сегодня? Генри опускает взгляд и улыбается, словно услышал глупейшую вещь на свете. — Сегодня не в счёт. Я остановил тебя раньше, чем ты вышел из магазина. Может, ты оплатил бы товар, кто знает? Я спрашиваю про последний раз, когда ты вынес что-то из магазина. Джетт хихикает и задаёт самый дурацкий вопрос, который можно задать в сложившейся ситуации: — Пытаешься найти, за что меня посадить? — Не смешно, — закатывает глаза Генри, — Просто скажи, когда. Чтобы ответить, Джетту приходится отвлечься от мыслей и саморазрушении и напрячь все извилины. Обычно он запоминал, что крал, а не дату кражи. — Около года назад. Какой-то крем для рук. Я выкинул его через двадцать минут, а потом сидел около мусорных баков и переживал паническую атаку, потому что ненавидел себя за воровство. Джетт ждет немного. Потом ещё. Ничего. Небо на месте, мир не рушится. Он рассказал самую отвратительную вещь о себе, и ничего не произошло. Человек, которого Джетт так сильно боится потерять, всё ещё сидит рядом. И смотрит так нежно. — Ты сильнее всех армий мира. Самая неожиданная реакция. Джетт чувствует, что разрыдается через секунду — этого не случилось в магазине только по Божьей воле. Теперь Бог его оставил. — Если бы я действительно был сильным, не допускал бы рецидивов. Контролировал себя. Я всего лишь вор, такой же, как мой отец. Не заслуживающий ни похвалы, ни любви, ничего. — Не говори о том, чего ты заслуживаешь, а чего нет. Я люблю тебя и считаю, что ты вполне… — Что? Джетт замирает. Генри вглядывается в его удивленное лицо. — Что? — Ты любишь меня? — Да, но дослушай… Возможно, Земля только что ушла с орбиты и врезалась в пояс астероидов. Или Джетт на самом деле словил сердечный приступ и теперь находится в фантазиях. Генри же не мог… Генри не мог так просто сказать, что любит его? Как друга, да, скорее всего, но не как парня, потому что Джетт — плохая кандидатура на роль партнёра для кого угодно… — …И не сравнивай себя со своим отцом. Он — последний кусок дерьма, и единственное хорошее, что он сделал, это зачал тебя, да и это больше заслуга твоей мамы. Невероятная женщина. Ты просто не осознаешь, несколько замечательный… Эй, — Генри пару раз щёлкает пальцами перед лицом Джетта, — Ты вообще слушаешь? — Ты любишь меня. — Да, Джетт, но мне кажется, ты не уловил главную мысль. Или у них слишком по-разному расставлены приоритеты. — Ты никогда раньше не говорил этого. — Было не очевидно? — в голосе Генри звучат нотки отчаяния, и Джетт, наконец, справляется с комком слез счастья-боли-восторга и снова пробует думать. Генри. Что он знает о Генри? Он довольно нелюдим. Близкие люди, с которыми он может вести себя эмоционально — старший брат и лучшая подруга, которая знает его почти десять лет. Роза, знающая Генри по ВУЗу, описывала его как «мрачного» и довольно «закрытого». Когда Джетт познакомился с ним лично, то изменил «мрачность» на «безразличие» или «холодность». Генри часто говорил так, словно единственной эмоцией у него была пассивная агрессия, и заботу к близким он проявлял исключительно через поступки. И тут до Джетта дошла одна простая истина: в окружении Генри все такие. Что брат, что лучшая подруга — оба закрытые люди, любовь которых проявляется в постоянной заботе друг о друге. Им не нужны слова, чтобы знать, как они друг другу дороги. Браво, Джетт, великий эмпат. Витая в мыслях, Джетт даже не замечает, как Генри в ужасе хватается за голову: — Судя по тому, сколько ты думаешь над ответом, это было совсем не очевидно. — Стоп. Стоп-стоп-стоп, — Джетт не планировал в этот вечер кого-то успокаивать, но, кажется, придётся, — Слушай, я сейчас просто подумал обо всём, что знаю о тебе, что было в нашем общении, и… Да, это было очевидно. — Агата называла меня жалким влюблённым мальчишкой. Я был уверен, что ты считаешь так же. — Ну, жалким влюблённым мальчишкой я вообще-то считал себя. Они смотрят друг на друга и хихикают, потому что все недопонимания, которые были до этого, оказывается, можно было решить одним простым разговором. Это абсурдно. Но всё ещё реально. Джетт поджимает губы и невзначай уточняет (для внутреннего спокойствия): — Так ты… Хочешь со мной встречаться, да? — Да. — Тогда… — Он наклоняется ближе, и они оба теряют равновесие (может, умышленно, а может, Генри не так силён, как пытается выглядеть). Джетт, нависая сверху и глядя на ухмыляющееся лицо Генри, чувствует себя властителем целого мира, — Тогда ты можешь оформить подписку. — На что? — На меня. Это дурацкая шутка. Генри смеётся, словно ничего смешнее в жизни не слышал. — Нужно заплатить твоей матери, чтобы иметь возможность назвать тебя своим парнем? — Джетт очень любит свою маму, но на подобное предложение почти обижается. — Ну зачем такие сложности? Я принимаю оплату поцелуями. — Ох, и как же часто нужно платить? — на удивление быстро и без запинки отвечает Генри. Джетт делает задумчивое лицо для вида, на пару секунд, словно действительно прикидывает сроки. — Каждую неделю. День. Возможно, час. Я ещё подумаю. — В таком случае… Могу я расплатиться заранее за долгий срок? — Конечно. Отлично. Я только за. Джетт хотел бы знать, похож ли хаос в голове Генри в этот момент на хаос в его собственной. — Только предупреждаю — я не умею целоваться. Но очень быстро учусь. Свет в комнате слабый, поступающий из соседней комнаты, но даже в этом полумраке Джетт видит, как сильно Генри краснеет. И считает это невероятно очаровательным. — Замечательно. Я побуду твоим учителем.