"Уступите мне сквайра Трелони"

            Предчувствие было крайне нехорошим, разговор не сулил быть приятным. Время близилось к семи склянкам. Сквайр нервно убрал часы в карман и резко выдохнул. Ветер раздувал выбившиеся из парика пряди, освежая думы. Помимо наступающих сумерек темноту создавало большое скопление деревьев вокруг. Становилось не по себе, однако джентльмен держался стойко. Он не был застрахован от внезапной пули в голову или спину, от удара тяжелым костылем или саблей. Страха не было, были лишь сомнения и предрассудки. Стоило ли вообще инициировать этот диалог? Или все настолько глупо и невообразимо, что его сейчас в лучшем случае пошлют ко всем чертям.       Послышался шелест кустарника. Палец моментально переместился на курок, Трелони резко обернулся на шум. Вокруг никого не было. Сердце заколотилось быстрее. Свободной рукой он по привычке своей интеллигентно прошелся платком по вспотевшему лбу. Сейчас ему казалось, что камзол сдавливал его и без того не худое тело, меж ребер чуть щемило, но это было больше приятное чувство. И снова шелест. Сквайр начинал злиться, но из груди неожиданно вырвался нервный, полный сомнений смешок. Он откашлялся. — Выходи уже! Черт…       Неподалеку из-за куста непонятных диких ягод показался мужской силуэт примерно одного роста с Трелони. Густые черные пряди по плечи развевались на ветру, играясь друг с другом, и периодически одаривали их обладателя неаккуратными прикосновениями к лицу. Мало что было заметно, но это язвительную ухмылку узнал бы каждый, кто хоть раз встречал этого человека и связывался с ним. Неуклюже и медленно, опираясь на деревянный костыль, он направился навстречу сквайру. Мужчины демонстративно улыбались друг другу, делая это без особой искренности, как считал каждый из них. Они вежливо пожали друг другу руки, и человек из кустов вынул трубку изо рта. — Решили примкнуть к джентльменам удачи, сэр?       Трелони язвительно усмехнулся. — Зря надеетесь, Джон Сильвер. — Тогда могу ли я узнать, о чем наша беседа?       Сквайр взглянул на небо и спокойно выдохнул. Его желания можно было бы считать предательством команды, но что делать, если так велит его сердце? Он не собирался договариваться с Джоном ни о каких поблажках, тайных планах и действиях, влекущих за собой печальные последствия для его друзей. Он пришел, чтобы окончательно убедиться в том, что Сильвер — не такой уж и плохой человек. Хотя… Диалог шел тяжко, сквайр говорил загадками, задавая вопросы, не касающиеся экспедиции. Одноногий без доли раздражения отвечал на любой из придуманных на ходу вопросов, но в глазах его хорошо прослеживалось непонимание и удивление. Они шли вдоль лесной тропы, покрытой различным природным мусором в виде веток, отпавшей коры и больших, иногда незаметных камней. Сильверу становилось тяжелее с каждым шагом, и это было видно по его одышке во время ответов. Сухая морщинистая рука понемногу начинала дрожать, но он лишь улыбался, не смея жаловаться. Найдя треснутое пополам дерево, они с облегчением присели. Температура этим вечером позволяла сидеть на пнях, особо холодно не было. К тому же, это не песок и не камни. Мужчины сняли свои треуголки, положив их себе на колени. Трелони понимал, что долго отвлекать такого хитрого и умного человека, как Сильвер, у него не выйдет, и был предельно прав. — Сэр, что вы задумали? — улыбка Джона сильно смягчилась.       Сквайр прокашлялся и потер ладони. А что он должен ему ответить? Трелони и сам толком не знал, зачем он позвал сюда Окорока, что он хотел ему сказать и чего хотел этим добиться. Надо было действовать сейчас, иначе тот просто уйдет. Мало того — передаст своим аборигенам, что, мол, господин Трелони окончательно сдурел на своих сокровищах, раз зовет по вечерам гулять по лесу и сам же несет несусветную чепуху. Делать было нечего, он решил действовать прямо и уверенно, а то есть — по-мужски: — Допускаете ли вы, что в долгой и напряженной экспедиции у человека могут смениться взгляды в определенных областях? К примеру — чувства… а быть еще точнее — пол того, к кому эти чувства испытывают.       Сильвер многозначительно улыбнулся. — Аристократы…сэр, я — простой человек. Говорите то, с чем пришли сюда. Беседа кажется мне слишком подозрительной и необычной. Я до сих пор не верю в то, что говорю именно с Вами. Сами знаете мое к вам особое отношение. «Уступите мне сквайра Трелони. Я хочу собственными руками отрубить ему его телячью голову!» — Неприятно это признавать, но конкретно сейчас вы правы.       Он снова замолчал и задумался. Отступать уже некуда, иначе его теперь уж точно сочтут за сумасшедшего, но говорить о том, что мучает его мысли, было еще хуже. По крайней мере, он был в этом уверен. — Я слушаю, — напомнил о себе Сильвер.       Желание коснуться худощавых и покрытых морщинками пальцев внезапно затмило разум сквайра. Он так отчаялся во всей этой своей путанице, что решил следовать чувствам, что подсказывала природа. Если это — вздор, то у Сильвера точно хватит воли мгновенно это прекратить. Трелони неуверенно дотронулся до руки сидящего рядом, не глядя в глаза. Это выглядело очень забавно, и Окорок с небольшой издевкой усмехнулся. Сквайр тут же собрался одернуть руку, сделав до боли смешное, наигранно уверенное выражение лица, но пальцы одноногого аккуратно легли поверх его. Стемнело окончательно, лишь лунный свет освещал тропу и суховатое, чуть пугающее лицо пирата. — Не знал, что вы умеете смущаться. — Благодарите, что я не прострелил вам голову, Джон Сильвер, — обиделся сквайр с высокомерно поднятым к верху подбородком. — Так вот, что вас беспокоит! — одноногий без стеснений громко рассмеялся.       Трелони, не сдержавшись, тоже широко улыбнулся. Они молча сидели, взявшись за руки, почти десять минут. Ни один не смел нарушать тишину, которую прерывали лишь редкие порывы ветра и шелест листвы. Сквайр аккуратно положил голову на плечо Сильвера, и тот, ничуть не удивляясь, принял этот жест. Его локоть оказался на плече адмирала, а пальцы с особой нежностью перебирали париковые пряди. Спокойствие окутало гордого и мужественного Трелони полностью, и тот понемногу начинал засыпать.       Одноногий понимал, о чем изначально хотел поговорить аристократ, но нарушать его границ он принципиально не стал. Сам он не мог знать, что теперь ощущает, но тепло, разливающееся в груди, явно не означало ничего плохого. Забавно ласкать ту самую «телячью голову», что всего неделю назад я собирался отрубить.