Место под боком

      Черепашкам не место в канализации.       Сплинтер понял это почти сразу, оказавшись с четырьмя никому не нужными малышами в подземке. И ладно бы они были простыми рептилиями — может, тогда им здесь было бы вполне комфортно. Но из-за мутации мальчики росли наполовину человеческими детьми, их крошечные хрупкие тела нуждались в свете и тепле, воздухе и чистоте. Сплинтер не мог ничего этого как следует дать. Только утащить ещё глубже в урбанистические норы, спрятать ещё дальше от злых людей.       Поначалу он боялся, что этот несчастный, покалеченный химикатами выводок, волей случая попавший к нему в руки, вообще не выживет. Их бы держать где-нибудь в Центральном парке, но там не было по-настоящему безлюдных, укромных уголков. Или жить с ними на крышах высоток, однако рискованно было торчать настолько на виду. Да хоть уйти с Манхэттена куда-нибудь на материк в ближайший лес, но чем же их там было прокормить? Крыса остался в городе, рыща по помойкам в поисках еды для нежданных детей. Крыса устроил под городом секретное Логово.       Ему-то, как и его сородичам, в тоннелях было довольно легко. Острые когти не давали скользить по влажным от грязи и плесени старым кирпичам. По-звериному чуткий нюх и способность видеть в темноте помогали не попасть в беду, а внезапно хлёсткий, мощный хвост и смертельно-острые зубы — выбираться из неё, если уж попал. От вечного же холода спасала густая, пушистая шерсть.       Жаль, что её не было у черепашат. Мутация пощадила их костяные панцири, но отняла возможность втягивать в них по-человечьи длинные конечности. Им ничего не оставалось, как трогательно жаться друг к дружке, ища у таких же холоднокровных братьев хоть немного тепла. Пока не подросли, они мёрзли в стылых катакомбах даже летом, когда на поверхности солнце раскаляло бетонные джунгли и плавило асфальт.       Надо ли говорить, что с того самого дня, как Сплинтер решил стать сироткам отцом, он прижимал к себе продрогшие комочки, обнимал озябшие ручки и ножки, согревал их в любой свободный момент? Особенно они нуждались в этом по ночам. Гибкое крысиное тело легко сворачивалось плотным, надёжным кольцом, образуя для черепашек живое гнездо. Они подолгу копошились перед сном, ластясь мордашками к рукам, щекоча впалый от вечного недоедания живот и укладываясь поуютней под бока. Наконец, разогревшись, прекращали дрожать, сладко сопели в четыре носика и забирали с собой в настороженную, но счастливую дремоту.       Канализация их закалила. Она воспитала мальчишек-мутантов, как строгая мать. Со временем панцири твердели, кожа становилась грубей, а холод с сыростью прекратили так досаждать. Они по-прежнему обожали спать тесной кучкой с отцом, но это уже не было настолько жизненно необходимо. Скорее, просто приятно. Для всех.       Однако годы шли, жизнь налаживалась, а черепашата росли неожиданно быстро. Из беззащитных крошек они превращались в довольно сильных и на удивление крупных существ. Будучи ещё совсем по сути детьми, они вдруг перестали умещаться в крысиных объятьях. Сперва пришлось выселять на ночь из кольца отцовских лап по двое, оставляя их жаться снаружи, к спине. А вскоре Сплинтер и вовсе мог обнимать ночью лишь по одному. И чтобы в полусне случайно не нарушить справедливость, обогрев кого-то больше других, он принял решение, что ночевать у него под боком сыновья будут в порядке чёткой очереди.       Так и повелось. Чётко выучив расписание, они абсолютно не спорили, кому сегодня предстоит спать в шерстяном раю. Хотя это давно перестало быть тем закрытым гнездом — ещё маленькие по возрасту сыновья умудрились обогнать отца в росте. Остальные безропотно укладывались неподалёку, исключение делалось, если кто-то болел. Казалось бы, вопрос решён, но…       Безропотность являлась только внешней — в душе каждый ребёнок жутко ревновал. Сплинтер даже не сразу поверил, когда заметил: тот, кто нежился к нему поближе, на следующий день становился настоящим изгоем в семье.       За место под боком шла негласная, обидчивая война.       — Чёт я сомневаюсь, что ты реально старший, — скалился на Леонардо Рафаэль, навалившись в спарринге всем своим превосходящим весом. Эта тренировка в целом превратилась для Лео, получившего накануне свою порцию тепла, в арену жёстких гладиаторских боёв. Раф не щадил его совершенно, открыто злился и напирал как танк. — Может, это какая-то ошибка, и старшим надо объявить меня? Сам же видишь, насколько я круче тебя, Лохонардо.       — Да что с тобой, Лео, почему ты сегодня весь день витаешь в облаках? — деланно сочувствовал ему Донателло, только что проведя против брата грязный приём и уложив на панцирь подлой, неожиданной подсечкой. — Ты снова своего научно необоснованного псевдокосмического сериала пересмотрел? Так спустись на землю, здесь тебе не киношная невесомость, нормальные законы физики никто не отменял.       — Бе-бе-бе, бе-бе-бе, — выводил Лео из себя младший, наплевав на правила боя, вовсю дурачась и пользуясь тем, что отец разрешил свободный стиль. Микеланджело буквально измотал его, мельтеша вокруг прыткой, неуловимой обезьяной, отвешивая исподтишка оскорбительные тумаки. — И правда, сериала обсмотрелся! Чё ты такой дофига серьёзный, как твой любимый звёздный капитан?       Молча глядя на всё это, Сплинтер напряжённо думал, пока решение наконец не пришло.       — Терпи, черепаха, ниндзя станешь, — безжалостно отыгрывался на Рафе Леонардо, упиваясь местью. Теперь он навалился сверху на широкий, не единожды треснутый панцирь, только уже не в спарринге, а в глубокой растяжке. Рафаэль глухо выл на татами и едва не слёзы глотал, пытаясь распрямить колени, которые у мальчиков так и остались по-животному полусогнутыми. Растяжка помогала, но давалась ох как нелегко. — У тебя просто нет никакой силы воли, фу таким быть!       — Да простит меня Дарвин, но такое чувство, что когда мозги раздавали, тебе было лень в очереди стоять, — громко позорил Рафа на всё Логово взбешённый Донателло. Взбешённый тем, что не он до утра в родных ладонях млел. — Моё дело сконструировать, а как это работает — будь добр, сам разбирайся, иначе зачем я сделал интуитивно понятный дисплей? И попробуй только сломать — сам чинить и будешь!       — А-ха-ха, он попался, попался! — верещал с восторгом Майки, улепётывая от брата, которого на этот раз как-то особенно жестоко разыграл. Тот безуспешно гонялся за ним, весь в чём-то липком и в белых перьях поверх. — Ой, Рафи, пощади, не говори «кукареку», а то я со смеху помру!       Тем же вечером Сплинтер ушёл далеко по тоннелям, пока не наткнулся на то, что искал.       — Вы полюбуйтесь, какие мы чувствительные, ты ещё нюни, как обычно, распусти, — беспощадно тыкал Леонардо выспавшегося на зависть остальным Донни в его слабое место: тот никак не мог отвыкнуть до сих пор чуть что срываться в слёзы —даже чаще, чем младший черепашонок. Лео словно специально его доводил. — Или ты уже плачешь? А ну-ка подними глаза! Тьфу, как девчонка, честное слово.       — Попробуй отними, умник. Что ты мне сделаешь, а? Чем тебе помогут твои хвалёные мозги? — отобрал у Донателло что-то чисто из вредности Рафаэль, припоминая заодно недавнее оскорбление. Донни действительно мало что против него в моменте мог, разве что сверкать золотистыми молниями через толстые линзы очков. — Ничё ты мне не сделаешь, потому что слабак. И трус.       — Да, ничего не осталось, совсем ни крошечки. Если я приготовил, это не значит, что обязан за твоей порцией следить, — Микеланджело равнодушно разводил руками, «обрадовав» сладкоежку Донни тем, что пока тот увлёкся чем-то в лаборатории, чизкейк с малиной подчистую съели без него. — Ну прости, в большой семье клювом не щёлкают, бро.       Сплинтер сходил перепроверить находку, внимательно всё осмотреть и взвесить наедине с собой.       — Никуда ты не поедешь, на правах старшего я тебе запрещаю, — не пустил Лео жалобно ноющего Майки кататься на скейте в заброшенной станции метро, где был огромный и ровный перрон. — Нет у меня времени за тобой приглядывать, а одному тебе нельзя, ты для этого слишком безответственный.       — С фига ли ты всегда читаешь первый, кто это придумал вообще? — выхватил у черепашонка относительно свеженький комикс Рафаэль. Микеланджело только горестно вздохнул — он понимал, что будет расплачиваться за уютно проведённую ночь на все лады. — Если ты младший, то чё, мне теперь тебя в панцирь целовать?       — Донни объясни, Донни расскажи, — передразнивал он вконец несчастного Майки, грубо выпихивая из своей мастерской. Тому не помогал даже щенячий взгляд ясно-голубых глаз. — Неужели не видишь, что я занят? Библиотека у нас вон там, возьми с полки книгу да сам прочти. Надоело тебе всё разжёвывать, вот!       Это совсем никуда не годилось. Ссоры на почве ревности следовало прекратить как можно скорее. Братья должны вырасти единой командой и дружной семьёй, это их единственный шанс уцелеть в опасном мире без отца. Ведь рано или поздно они таки останутся без отца. И Сплинтер не собирался играть роль яблока, точнее, шкуры раздора.       — Мы переезжаем, — огорошил он за ужином своих черепашат. — Собирайте вещи, грузите на тележки, берите пока самое необходимое, за остатками вернёмся на днях.       — Отец, но мы ведь здесь толком не успели пожить, — осмелился возразить послушный обычно Лео. — Нам действительно обязательно нужно переезжать?       — Да.       — Батя, скажи, за нами снова кто-то охотится? — настороженно хмурился вмиг посерьёзневший Раф. — Опять наставили капканов? Нам что-то грозит?       — Нет.       — Но разве ты н-не знаешь, как тяжело будет заново налаживать ком-муникации? — нервно поправлял очки аж запинающийся Донни. — Подключать быттехнику и всё такое?       — Знаю.       — Папуль, ну почему нам надо отсюда срываться? — состроил Майки кислую мордашку, обведя грустным взглядом дом. — Тут же хорошо, почему-у-у?       — Потому, — строго отрезал Сплинтер. — Я так решил.       Справедливости ради стоило отметить, что новое Логово значительно выигрывало по всем статьям. В более широком и сухом коллекторе нашлось достаточно свободы, свежего воздуха, удобных закоулков и полезных труб. А главное — тут в избытке имелись глубокие чистые ниши.       — Сыновья мои, вы растёте, вам нужно больше личного пространства, — торжественный крысиный голос гулко отскакивал от пока ещё пустых стен. — Здесь есть возможность наконец-то обустроить для каждого из вас отдельные комнаты.       — Ура-а-а!.. — радостно прокатилось по коллектору, когда до черепах дошло.       Вопреки опасениям, к новому убежищу мальчики привыкли быстро. Перетащили всё, что надо, наладили общий быт и выбрали собственные уголки. Отныне в них и спали — мирно и спокойно, каждый в своём. Приступы ревности как рукой сняло.       Не мог теперь заснуть только сам Сплинтер.       Долго ещё после переезда он еженощно проваливался в душные кошмары. По отточенному годами рефлексу пытался нащупать во сне твёрдые панцири или прохладу рептильей кожи, вскидывался чуть не с криком, не находя. Промчались месяцы, прежде чем он научился спать один.       Но сыновьям он в этом так и не признался никогда.