Небо и земля

Вот же идиотство, Когда такое уродство До глубины души нравится ему. Сказать бы только, почему Молчит он, и влюблёнными глазами Неволей смотрит в его глаза, Невообразимая беда. Изумруд и аметист Так красят его дни всегда, Души до мыслей своих чист, Неоспоримыми всегда. Он бегло считает все веснушки, Пока тот не успел понять, Желает погладить его кудряшки, Боясь от мысли напугать. Ненавидит себя всё чи́ще, Понимая, насколько глуп, Опуская себя на днище От безвыходности чувств. Он привык дразнить в округе Тех, кто ниже уровня его, Глушить печаль о старом друге, Не признавая никого. Но чëртова улыбка кри́ва, И выпирающийся зуб, Нисколько это не красиво, Но дрожание его губ Выдаёт ошибку в его стандартах, Дурацкой, глупой красоты, Что создал Институт когда-то Для позора черт его «любви». Не может он смотреть так долго Спокойно на его лицо, Глаза надменно смотрят и колко, Но щёки красные вином. Не хочет признавать, не может, Что влюбился поуши в него, По чьим меркам просто не должен Так желать одного его. Небо полюбило землю, Её неидеальный внешний вид, Её помятую рубашку, Её неуклюжий манускрипт. Он не хочет, ему тяжко Так быстро отпускать того, У кого посыплены веснушки, Взывающие поцеловать его. Он хочет быть его опорой, Не взирая на всю боль До прощания мучительной и скорой, Улыбаться ему любимому столь. Забыв когда-то чувств подобных, В нём мрака было всё сильнó, Утонув в очах невинных, Внутри всё сразу ожило. И теперь он всю жизнь обязан Его хóлить, лелеять, обнимать, Крепко отныне к «уродцу» привязан, И не будет больше лгать, Что любит он его так сильно, Что слезам пролиться суждено, На месте ауры чернильной Наполнило его тепло. Любовь — подарок, дар природы, Всех чувство это благословит, Будь ты красавец или уродец, Или даже прототип.