Doggy style

      Этот сказ сказывается об истории старой, Что развивалась когда-то в райончике спальном. Был один, был второй, И никто не герой, Может быть, персонаж, Может, просто мираж. Друг для друга — как лак и волосы, Как самолет и взлетные полосы, Как девственник и правая рука… В общем, пока затягивать не стали, Встречайте, это Догги-стайл!       Глубокая затяжка из модного устройства. Соляной пар с ароматом выпечки заполнил легкие Со Чанбина. Не то чтобы он сильно волновался, скорее даже — совершенно нет. Он давно уже полюбил и привык к этим всем улицам, знакомым лицам с каждого двора и жесткому рэпу, что звучал с каждого угла. Здесь случались самые страшные рэп-схватки. Никто с поля не уходил ни живым, ни трезвым. Сюда приезжали даже с самых дальних районов Сеула. Каждый знающий ценил это место. Именно здесь, среди разных стилей и эмоций, каждый мог найти себе особенного врага. Такой однажды и появился в жизни Чанбина.       Со спрятал свой драг-мини в карман, возвращаясь на площадку заброшенной автостоянки. На широком открытом пространстве собралась толпа, и каждый из них жил бесконечными рифмами и строками. Глаза Со зацепились только лишь за одного мальчишку. Он был единственным достаточно смелым и тупым, чтобы появляться в этом месте в коротких шортах, отлично подчеркивающих его задницу. Ким Сынмин.       Чанбина вымораживало в нем все: внешность, дыхание, стиль, голос, который подходил только для оперных завываний или порно-стонов, но не для рэпа. Кто вообще мог читать рэп таким голосом? С такими высокими нотами этот парень должен был крутиться в театре, но нет. Он снова и снова оказывался здесь, заставляя истерично икать Ланса Тейлора, называя свои крики рэпом. А когда он еще и сравнивал все это творчество с музыкой, в гробу уже крутился Бетховен.       По личному мнению Со, Большой дог, как звал себя маленький очаровательный паренек, в лучшем случае тянул только на дохлого щенка. Правда, толпа, неистово визжащая при появлении Сынмина, не была с ним согласна.       Чанбин принял стойку перед Кимом. Асфальт был залит граффити. Со стен за ними наблюдали бесконечные рожицы и матные фразочки. Они оба прекрасно помнили: на поле битвы не было правил. У противников была лишь одна цель — уничтожить друг друга. Глаза Сынмина горели. Он прожигал душу в Со, заставляя его самоуверенность качаться под бит.       — Смотрите-ка из приюта щенок сбежал. До того, как оказаться у нас, долго нюхал кал? Не переживай, еще реальным пацаном станешь, Если, конечно, о потере хвоста не переживаешь, — тихо говорит ему Чанбин прямо в лицо, приблизившись.       Сынмин показательно закатил глаза:       — Сначала за собой подотри, а потом свой бред по полю разноси.       Даже внешний вид их был открытым противостоянием. Чанбин был огромным черным пятном в тяжелых ботинках. Штаны тянулись вниз от того, как много всего было в его карманах. На левом запястье поблескивала серебряная цепочка, на правой руке было два больших кольца. На Сынмине же — огромная футболка с щенком. Она с трудом достигала колен, которые едва ли прикрывали зеленые шорты. Их взгляды бегали друг по другу, цепляясь за новые детали.       Ким прикусил губу, видя, как Чанбин снимает с себя черную толстовку, оставаясь в темной майке с неоново-розовым черепом. От внимания Со не ушла эта реакция губ, которые всегда украшала ехидная ухмылка и ненавистный бальзам для губ со вкусом персика. Вот только сейчас Чанбин хотел думать лишь о тех персиках, что пониже.       В центр вышел модератор всего батла, заставляя противников немного разойтись в разные стороны арены. Хан Джисон был молодым рэпером, который достиг высоких успехов в этом деле и мог честно судить новых талантливых ребят. Во время его судейства всегда на первом месте была честность. За плохие рифмы или глупые шутки он не стеснялся снижать баллы, а иногда даже и заехать по лицу кулаком.       — Воу-воу-воу у нас тут сегодня горячая пара! — аплодирует им Хан, затем поправляет свою шапку Суприм. — Все посторонитесь, у нас здесь Биг дог и Скалл!       Сынмин высокомерно задрал нос, уверенно поднимая руку в приветствии для зрителей. Сегодня будет по-настоящему жаркая битва. Ведь до этого Чанбин проиграл мелкому засранцу, который пошел против правил рэперской этики и сделал слишком длинный раунд.       — Кто-нибудь помнит, кто проиграл в прошлый раз? — спрашивает Джисон, крутясь, чтобы увидеть всю толпу.       — Скалл!       — Именно! И теперь, по правилам, первым играет у нас он!       — Ты, главное, не забывай свои же правила во время каждого раунда! — крикнул Со, раскачиваясь под бит.       Чанбин облизывался и лениво перешагивал с ноги на ногу, начиная раунд:       — Рад снова видеть чихуа-хуа на этой сцене, Ну что, Догги, как держат тебя твои ноги? Коленочки стерты, как и всегда, Будто ты с них не встаешь никогда. Ты снова и снова сюда приходишь, Что-то тявкаешь и тебе даже в ответ вторят то же, Но мы с тобой знаем, что ты здесь не за рэпом, так может напомнишь, зачем заехал?       Сынмин усмехнулся, показывая двумя пальцами жест, призывающий собак к себе. Он внимательно вслушивался в каждое слово, готовясь ответить и напасть намного жестче.       — Ох, меня снова зовешь Или пока к тебе подойдут, ждешь? Ты здесь за хозя́иком и папиком в одном лице, По итогу, на самом деле, твой папик в другом конце. Мы здесь собрались за рэпом, а тебе надо в первый класс, Как прыгать на стертых коленях давать будешь мастер-класс.       Чанбин отошел от Минни, собирая улюлюканье разогревающейся с ними толпы. Со вел батл немного нетипично. Он вел открытый диалог, вытягивая и накидывая одно на другое. Сынмин хмыкнул, закатив глаза. Для него это был детский лепет. Именно это и бесило младшего в Чанбине. Тот вроде был старше, но вел себя как школьник. Ким наклонился вперед, занимая свое место. Теперь началось его время.       — Послушай сюда, дорогой идиот, Мои колени последнее, что тебя ебет. В твоем случае следует собрать всю рифму в рот И выплюнуть ее в мой плотный задний переплет. Ты реально считаешь, что я не заметил? Ты течешь по мне сильнее, чем Ли Минхо по детям. Я прекрасно вижу, как ты не можешь сдержаться. Так давай, малыш, скользи через мои пальцы.       На этих словах подбородок Чанбина поддели два пальца, указывая на однозначный смысл этого движения. Сынмину даже не нужно было объяснять свою шутку, чтобы ее все поняли. Зал взорвался. Режим импровизации заставлял мозг работать на 200% своих возможностей.       Со перехватил руку Минни, но вспомнил правило — никаких прикосновений — и оттолкнул от себя младшего. Он хмыкнул, ловя ритм и наступая на оппонента:       — Пару жестов запомнить — ты конечно хорош, да только на свалке они как и клеш.       Обмен несколькими незначительными репликами, заставляющий дышать все быстрее. Они могли бы протянуть ночи, подходя-отходя, задевая друг друга плечом, как магниты одинакового полюса отталкиваясь друг от друга. Чанбин лишь играл и увиливал, позволяя Сынмину надавить на себя, но все это было до момента, пока он не перетянул одеяло.       — За шмотками гейскими прячешь свою натурку, Чтобы никто не сдал тебя в дурку. За маской ты прячешь суку, Выдавая это за большую науку. Науку чего? Трясти задницей будто в эскорте? Ты коротаешь вечера в дискорде, Надеясь, увидеть, как все хотят тебя, Потому и ищешь себе хуя́, Чтобы стоял на твой дутый зад и ключицы, На женские длинные ресницы, Но все это бравада лишь для одного: Заглушить одиночество, что ебет тебя давно. Как родная шлюшья манда, как простуда и как еда, Одиночество все время рядом, И ты боишься его настолько, Что готов глотать дилдаков сотню, Выбирая давиться спермой, а не слезами, О которых даже мать твоя не знает!       Все это Чанбин высказал прямо в ухо. Он лил яд целенаправленно, расплавляя его по миллиметру. От такого у Сынмина загорелась настоящая злость. В шоке он не мог отвести от Чанбина взгляд. Да как он посмел такое зачитать? У младшего почти дым из ушей пошел. Толпа зашумела, поддерживая Чанбина и нахваливая за отличный раунд. Но Минни не собирался ему уступать. Переходя на такие тона, Со доказал, что достоин унижения прямо посередине этого двора.       — Что ты сказал про мою гейскую натуру? На себя сначала посмотри, подвальная шкура. Целыми днями, сидя в подполье, Не видишь ты солнца, какое горе. Видимо, мозг твой там так раздулся, Что твой рэпер внутри так и не проснулся. И после этого ты приходишь на батл, Заявляешь, что я хочу твой кратер. Дорогой, давай я кое-что проясню, Я девственникам не сосу. Сначала выбирайся из зловонной норы, А потом читай про отверстия мои. Насколько ж ты на меня запал, Что уже третий раз ввязываешь в этот скандал? Как же мне ответить твоему чувству? Открывай рот, я буду ссать на него через душу.       Чанбин рассмеялся, медленно аплодируя ему. Расстояние между ними напряженное, наэлектризованное, оно то и дело сокращалось.       — Я слушал тебя очень внимательно, И все, что ты говоришь, проницательно. Хочешь в душу нассать? Мне насрать, Может, даже поможешь ее отыскать. Ты так мило читаешь, Минни, Что никто не следит твои линии, Говоришь, что не гей, но девственникам не сосешь, Значит, на минет избирателен все ж. Ну да ладно, опустим мотивы, Интереснее — твои переливы, То рычишь, то скулишь, то тявкнешь, Что тебе ощущать не знаешь. Сколько раз ты сказал о чувствах моих, Но что же ты думаешь о своих? Ты находишь меня из многих, Встречи наши не только моя вина, Ты и сам скучаешь по мне сполна, Лишь признай, что ты хочешь набраться знаний И считаешь меня знатоком мирозданий. Раз так хочешь, первый урок не записывай, С моей спермой его лучше слизывай!       Сынмин фыркнул, присматриваясь к старшему и едва сдерживая поток, кипящей энергии. Раунд за раундом все становилось только хуже. Оба мокрые насквозь с напряженно вздутыми венами. Они уже приближались к краю ненависти и желания убить друг друга на месте. Из толпы друг Сынмина передал ему подарочную коробочку, которая необходима для следующего раунда. Минни выпрямился и тут же почти прижался к Со.       — Умник из тебя, конечно, отстойный. Рэп твой и так понятно, что помойный. Не понимаю, о чем мы вообще здесь говорим. У человека разум с апельсин. Ну да, бывает, родился тупой, Что поделать с больной головой? Думать может он только о сексе, Который, понятно, видит только в интернете. Малышка, я подумал о твоем половом воспитании. Теперь моя очередь задавать домашнее задание.       Сынмин протянул Чанбину коробку, заставляя Со взять ее в руки. Его усмешка горела яростью, как красная тряпка, светящаяся прямо перед его лицом. Минни был готов разорвать Со и не дать шанса отыграться.       — Слушай внимательно. Прежде чем указывать мне, как сосать хуи, Посмотри на стертые руки свои. Но я уж очень сильно о тебе переживаю, Поэтому и подарок свой безобидный представляю. Надеюсь, наконец, справишься с недотрахом, А то батлитьсь с тобой словно покрываться сплошным мраком.       Чанбин приоткрыл коробку, тут же закрывая ее. Он раскрыл глаза, смотря на младшего. Его ноздри раздулись от ярости. Руки дернулись кинуть коробку в лицо младшего, но он сдержался.       — Ты б еще мне дилдос принес, Или бывшего член как трофей, пес! — он толкнул младшему в грудь этот ужасный подарок.       — Лучше сохрани его для себя, Чтоб задница была цела. Будешь вспоминать, как я в батле на тебя ссал, Когда вновь будешь практиковать свой догги-стайл!       Джисон решил сделать паузу в этом беспределе, чтобы дать всем отдохнуть, а также начиная переживать, что эти двое сейчас либо убьют друг друга, либо трахнут. И что из этого страшнее — большой вопрос.       Сынмин рассмеялся, радуясь своей победе. Его задача была смутить Чанбина, и у него это определенно получилось. О да, этого он и добивался. Такой ядовитой улыбки мир еще не видел. Минни как настоящий щеночек едва не крутил хвостом от своего счастья. Всем все было ясно и так. Сынмин беззаботно направился к Чанбину в комнату отдыха, чтобы отдать заветную коробочку. То, насколько громко топая, Со ушел от общих глаз, давало особый приятный привкус ожидания своей победы. Однако, Минни не ожидал, что его потянут за футболку в логово демона, резко запирая дверь изнутри.       — Ты совсем отбитый, если решился прийти ко мне после всего этого, — усмехнулся Чанбин, растягивая мордочку собачки на футболке.       Минни растерянно охнул, но губы тут же расплылись в гадкой улыбке. Он только этой реакции и ждал, а Со прекрасно об этом знал.       — Так ты ж сам сказал. Я пришел практиковать свой догги-стайл.       Чанбин усмехнулся, кивая. Он потянул младшего, разворачивая к себе спиной. Не было времени церемониться, старший потянул края мягкой ткани вверх, заставляя Минни послушно поднять руки.       Злейший враг на сцене легким снятием футболки превращался в истинного самого желанного любовника.       Конечно, никто об этом не знал. Свою репутацию хотелось сохранить. Да и они в целом не врали. Ненавидели они друг друга до дрожи в бедрах. С первого взгляда они оба скривились, видя самые отличные от себя черты друг в друге. Возбуждение безжалостно подкидывало идеи, что им можно сделать друг с другом. Их батлы были громкими и раскрепощенными, а секс — самым ярким и насыщенным.       Чанбин бросил Минни на стол, рывком спуская с него эти блядские шортики и под нос бубня:       — Ты еще в чулках приди в следующий раз, чтобы рэп батл превратился в батл-оргию.       Младший довольно захихикал, выгибаясь от смачного шлепка и сильных пальцев, сжимающих его задницу, раздвигая в стороны ягодицы. Минни обожал быть непоседливым щеночком и крутить задницей перед Чанбином. В этом было что-то невероятное, особенно после такого потока злости во время батла. С губ Минни слетел стон, когда шлепок по розовым ягодицам повторился. Это был их особый обряд. За такие строки, как сегодня, отшлепать было мало.       Со до боли сжимал и выкручивал половинки в разные стороны. Чанбин занимался этими пышными ягодицами, как опытный пекарь — тестом. Однако, главное его оружие совсем не скалка. Он облизывался, глядя на то, как колечко сфинктера пульсирующе сжималось, ожидая его. Совсем узенькое, гладкое, обманчиво девственное на вид. Вот только Чанбин еще помнил, как чуть больше недели назад этот анус доил из него сперму, продолжая скакать на нем вверх — вниз. Пришло время создать новые воспоминания.       Сынмин уже не мог сдерживать шипение и недовольство. Снова всю неделю задница будет ужасно болеть. Ким дернулся назад, бесстыдно потираясь ягодицами о возбуждение Со через жесткую джинсу. Довольный сиплым вздохом Минни полностью забрался на низкий столик, вставая на колени и упираясь в прозрачную стеклянную поверхность ладошками. Чанбин глубоко вздохнул, и Минни знал, что это за звук: «Ты точно в прошлой жизни был собакой». Но самое приятное в этом было то, что Сынмин знал ужасную тайну старшего: Со собачник до мозга костей.       Получив новый шлепок, задевающий анус, Сынмин ощутил, как льется прохладная смазка с запахом мятного шоколада. Все же не зря он выбирал ее так долго в магазине.       Минни выдохнул, прогибаясь в пояснице и приглашая любимые пальцы внутрь. Ощущение первого внутри было словно возвращение домой. Сынмин довольно замычал, сам подаваясь навстречу сильным рукам. Это была лучшая часть Чанбина, сразу после сильной груди и плеч. Хотя, что уж говорить, Киму нравилось в Чанбине все, и также сильно это все бесило. Бесило настолько, что хотелось искусать его до стонов старшего, затащить в пучины своих страстей. Однажды ему уже удавалось брать верх над этим вредным парнем. Ким, наверное, целый час тогда играл с его сосками, вылизывая и кусая их, а потом сжимая объемные грудные мышцы своими тонкими пальчиками.       «Ублажать меня — это единственная полезная функция твоего перекаченного тела» — говорил тогда Минни. Сынмин обязательно повторит это после следующего батла.       Но сейчас он плавится уже на двух пальцах, которые нарочно обходят его простату, не давая удовольствию раскрыться в полной мере. Младший пытался хоть как-то проявить свое недовольство, виляя задницей, подаваясь назад, тихо фырча, но старший не обращал на него внимания. Тогда у Сынмина не осталось выбора. Он закрутил задницей, мешая себя растягивать.       — Вжился в роль девственника? — поддевает его Минни.       — А ты в роль мальчика по вызову? — резко раздвинул пальцы в стороны Чанбин, останавливаясь в нескольких шагах от «болезненно опасного».       — Вот ты сука, — простонал Минни, откидывая голову.       Как его парень мог быть таким гондоном и одновременно самым сексуальным мужчиной в мире? Ответ на этот вопрос Сынмин не нашел до сих пор. Впрочем у них впереди была еще целая жизнь, чтобы выяснить все слабые места друг друга.       А сейчас Чанбин вытащил из него пальцы, спуская свои штаны. Шортики Минни сползли к коленям, когда Со потянул младшего за локти, заставляя откинуться на свою грудь. Чанбин надавил на его шею, смазано целуя. Сынмин не удержался вцепившись зубами в любимо-ненавистные губы, пытаясь разодрать их в кровь. Он снова и снова облизывал их, прикусывал. Даже в поцелуе они соревновались, кто глубже и сильнее сцепиться с другим языком. В этом раунде победа была за Чанбином. Толстый и крепкий член скользнул внутрь. Чанбин кое-чему научился у Минни, а именно хитрости.       Младшему пришлось оторваться от губ, срываясь на громкий стон. Сынмин попытался ухватиться за таз старшего за его спиной. И в удовольствии Ким попытался снова также насадиться на твердый горячий член, растягивающий его не до конца разработанную дырочку.       Чанбин же удерживал его бедра своими руками, сохраняя медленный темп. Это выкручивало все ожидание и желание на максимум. Сил ждать уже не было. Минни упал на локти, хлопая по скользкой стеклянной поверхности. Он почти соскользнул с члена старшего, виляя задницей с щекочущим и ничтожно не хватающим ощущением одной головки Со.       — Бинни, покажи, как ты ненавидишь своего щеночка, — скулил Сынмин сквозь очередной стон.       Чанбин усмехнулся. Когда Минни ломается и начинает умолять его, просить Со дважды не приходилось. Он перехватил локти младшего, потянув его на себя, заставляя худой торс висеть на собственных руках как на веревках. Чанбин начал двигаться в ритме давно им знакомого бита, под который они уже не раз ругались.       В каждом движении была четкость и уверенность. Удары то ускорялись, то замедлялись. Это невозможно доводило. Колени начинали трястись. Возбуждение неприятно давило. Чанбин отлично умел играть на нервах, особенно тех, которые можно было задеть головкой члена. Сынмин буквально утопал от его тела. Они вместе смотрелись и звучали идеальнее любой пары из сопливой попсы. Сильный и мощный Со, стройный и мягкий Ким.       Те самые двое, которых никто не может выдержать. Только они могли вынести друг друга и мозг друг другу. Бесконечный круговорот Чанбина и Сынмина в их природе. Победа в одном и проигрыш в другом. И так раз за разом, колесо фортуны, которое невозможно остановить. Так было с самого начала, и они были не против продолжать так и дальше, ненавидя друг друга до истомы, до дрожи, до криков удовольствия. Но при этом они не забывали любить друг друга до слез от разлуки.       В неистовых толчках, в которых тяжело разобрать, кто к кому движется навстречу, они могли все предъявить друг другу. Вечное сражение — их личный язык, на котором они говорили.       В бесконечной рулетке они подбирались к концу. Бедра Сынмина уже не выдерживали, раздвигаясь в стороны. Минни схватился за свое возбуждение, доводя и себя, и Чанбина до фееричного финала. Он должен был быть такой же мокрый и громкий, как конец сегодняшнего батла. И в этом даже Со был с ним солидарен. Он вбивался в младшего, заставляя того прерывисто кричать, с трудом удерживая ритм на своем члене. Чанбину хватило совсем немного, чтобы кончить. Он с трудом успел выйти из тугого сладостного нутра, пачкая своей спермой стеклянный стол. Сынмину пришлось помогать себе самому, но возбуждение накрыло его почти сразу, когда по ягодицам прошелся жесткий удовлетворенный удар. Младший тяжело выдохнул, падая на, дрожащий от их насыщенных чувств, стол.       Чанбин натянул штаны, сваливаясь на пол. Он откинулся на руки, рассматривая Сынмина. В его взгляде промелькнуло нечто настолько же большое, как ненависть. Это чувство было намного мягче и теплее грубых слов на сцене.       — Хороший щеночек, — хлопает по бедру Минни Чанбин.       — Хороший хозяин, — улыбнулся Минни, отпуская, наконец, все грубости и оставляя только тепло в глазах.