Боже, я тебя боюсь

      Ночь прелестна. Она висит невидимым пологом тумана над озером, не тревожа его, наоборот успокаивая. Она просачивается сквозь ветви многовековых сосен, туда, куда не проникает даже солнечный свет. Она заползает тонкой струйкой в форточку, смотрит на спящих, а затем лезет под двери, скользит по коридорам, старательно обходя редкие фонари, взмывает к высоким потолкам, под которыми клубится мрак, потом летит вниз, прячась под пыльные половики…       Ночь отвратительна. Да, отвратительна до невежества. По тëмным коридорам летят на собственный проклятый бал чëрные тени. Призраки устало смотрят им вслед, не в силах сдерживать желание припуститься за свободными собратьями. Каждый скрип, каждый шорох пугает, заставляет сердце биться быстрее, стремительно падая куда то вниз. Вон там закряхтели старые ржавые доспехи, ворча на пролетевшего мимо Пивза. Где то фыркнул портрет, задетый тенями. Хлопнуло дверью — это Филч и миссис Норрис опять вышли на «охоту».       Гарри знал, что друг выбирает именно такие ночи для свиданий неспроста, а потому терпел всë — и недосып, и постоянную опасность быть пойманными, и саму по себе тайну, несколько тянущую на дно.       Хотя, свиданиями их встречи назвать было нельзя: это были дружеские встречи один-на-один, когда двое парней, названных противниками, могут просто поболтать — нет, ну серьёзно, в кутерьме будней такой шанс выдаëтся редко. Инициатором стал Седрик; он считал, что быть врагами нет смысла — как никак, оба из одной школы. Пожалуй, в этом был смысл.       Гарри быстро проскользнул мимо очередного коридора, доверху забитого доспехами рыцарей, скрипящих и фыркающих на все лады, и двинулся вверх по лестнице. Диггори всегда ждал лишь в одном месте — у большого панорамного окна с западной стороны Астрономической башни. Это было его любимое место: единственным источником света, что был в коридоре, где и находилось это окно, был лунный свет, косыми серебристыми линиями падающий на пол. — Сегодня ты поздно. — тон голоса не был недовольным — соперник просто констатировал факт, не более. — Прости. — пожал плечами Поттер, присаживаясь на краешек подоконника и задумчиво глядя на антрацитово-чëрное море, едва покачивающее волнами. — Ничего, я понимаю.       Они помолчали. Гарри смотрел в окно, подставляя бледное лицо под голубые лучи света, косо гуляющие по его щекам. — Ты избегаешь меня. — наконец произнëс Седрик, облизнув пересохшие губы. — Нет, с чего ты взял? — брюнет снял с переносицы очки и стал протирать их полой мантии. Действие, само по себе, бесполезное, но позволяющее потянуть время, подумать, помолчать. — Нет, избегаешь, — пуффендуец мог быть упрям, как осëл. — Может, невербально, но… — У меня нет причин для этого. — Знаю. Поэтому и не понимаю.       Гарри сглотнул и вернул очки на нос, сквозь круглые очки смотря на собеседника. — Как… Учеба? — неуверенно спросил он, надеясь сменить тему. — Ну нет. Так просто ты не отвяжешься. — почти зло рявкнул Диггори. Противник тут же притих, ибо все знают — нет ничего взрывоопаснее чем то разозленного пуффендуйца. — Зачем ты меня избегаешь? Что я такого тебе сделал? — А разве это так важно? — Мы не соперники, Гарри! Почему… — Я и не говорю, что мы соперники! Просто зачем тебе знать, скажи?       Они снова замолчали, смотря друг на друга. Один — нервно-выжидающе, надеясь получить ответ на немало его волнующий вопрос, другой — непонимающе и даже как-то строго — Поттер научился не делиться секретами. Даже теми, в утайке которых не было смысла. — Извини. — кивнул Седрик, чуть отдалившись. — Ничего. Бывает. — брюнет сухо улыбнулся. — Я все понимаю. — Тогда… Может, расскажешь…?       Одной из отличительных черт воспитанников пуффендуя также являлась упрямость. — Опять двадцать пять… — Гарри прикрыл глаза. — Я просто… Кхм… — Ну-у…? — Я боюсь… Боюсь. — Меня? — Да, конечно. — хмыкнул соперник. — Мне ж больше бояться некого… Ну, подумай… — — Я не люблю играть в шарады, извини, не из Когтеврана. — парень подбоченился, двигаясь к собеседнику. — Хочешь меня понять — подумай. — Не строй из себя мальчика-загадку. — Ты уж прости, но мне не хватает одного «Мальчик-Который-Выжил», нужно обновлять репертуар. — Ясненько. Что там… — пуффендуец придвинулся еще поближе, кладя руку к другу на плечо. — Детские травмы? Это же корень всех проблем? — А какая у меня детская травма? — Поттер, в свою очередь, отодвинулся, уже ощущая, как упирается спиной в холодное стекло. — Прости… — с шумом выдохнул Диггори, не меняя траектории движения. — Прощаю. Не напирай. — Но… Я просто хочу тебя обнять… — непонимающе моргнул собеседник. Да, пуффендуйцы такие любвеобильные… — Ты… Так много пережил… и глаза у тебя какие то грустные стали… — Э-э-э… — Гарри вздохнул. — ты меня пугаешь, Сед. — Прости. — Прощаю.       Они снова замолчали, смотря в окно. Волны неторопливо качали белыми шапками из пушистой-пушистой пены. Лес шумел нестройным хором вершин, задеваемых легким ветром. Где то в темноте гремело доспехами и жужжало бог знает как залетевшими в обитель пустынных коридоров мухами. — Нужно уходить отсюда… Найти другое место. — наконец пробормотал брюнет, почесав затылок. — Тут слишком много факторов… Ну… В общем, представь себе, что подумают слизеринцы, узнав, что мы тут… встречаемся. — И как они этому обрадуются… — задумчиво продолжил за приятеля Седрик, но тут же встрепенулся и замотал головой: — Забей ты на них. У них просто своей личной жизни нет, вот они в чужую и лезут… — Легко сказать… Представь, как «весело», когда тебя «любит» целый факультет…       И снова молчание, ледяными пальцами забирающееся по горлу, оставляющее отпечатки на кадыке и внутри рта, вызывая боль, схожую с болью в пересохшей за ночь глотке. — Я боюсь, что мы станем друзьями, — в ночной тишине слова показались особенно громкими. Внутри Диггори словно всколыхнулось целое море: были там и пресловутые бабочки, уже порхающие где то в районе легких, и резко ухнувшее в пятки сердце, и взгляд, помутившийся, как от слез. — А потом… Потом я тебя потеряю. Как отца и мать. Понимаешь? — брюнет с надеждой взглянул в глаза друга. — Так давай не станем друзьями. — Как у тебя все просто, мне б так. — Я не договорил. — нахмурился пуффендуец, но в его глазах мелькнули отблески улыбки. — Давай станем больше, чем друзьями…?       В ту же секунду Седрик зажмурился, ожидая услышать в свою сторону партию отборной ругани или, как минимум, смех. Но вместо этого различил лишь пару удивленных, но очень серьезных слов: — Боже, я тебя боюсь.