Ревнивец

       Сука.        Ему не нравится, что он видит. Картина, представшая перед ним, выбешивает. Того высокого хамоватого блондина совсем ничего не смущает? Какого чёрта он там забыл?        — Лев Петрович, — Митя тянет его за руку, обращая на себя внимание.        — Что? — Получается немного раздражённо. Лёва нехотя отрывает взгляд от стоящих вдалеке людей и переводит его на мальчика.        — Вася мяч в руках носит.        — Василий! — Тут же зовёт Хлопов, и более крупный, чем все остальные, мальчик недовольно суёт руки в карманы и подходит к нему. — Что за беспредел на поле?        — Я нападающим быть хочу, — бурчит Вася.        — Но из тебя хороший защитник выходит, — возражает Митя.        — Он прав, — соглашается с ним Лёва.        — Нифига он не прав, — Вася хмурится ещё сильнее.        — Василий, попрошу без выражений. Следуй указаниям капитана. А теперь быстро обратно на поле. Будете правила нарушать — заставлю тридцать раз отжаться.        Лёва дует в свисток, и мальчишки убегают к команде, а сам он вновь смотрит на беспредел, который ему видеть не хотелось бы.        «Вот же сволочь белобрысая».        Паша Королёв — высокий светловолосый вожатый пятого отряда. Лёва его ненавидит всей душой. С самого первого взгляда того дня, когда они приехали в лагерь. Этот индивид постоянно красуется перед девчонками, всё время обворожительно улыбаясь и расправляя плечи. Иными словами, петух петухом. Индюк напыщенный.        Но какое дело Хлопову до вожаток с короткими юбками. Он презирает Пашу по иным причинам.        «Какого хрена он не уходит?»        Внутри Лёвы постепенно разгорается пожар. Он с трудом сдерживается, чтобы не подойти и не сказать «петуху» пару ласковых, зло смотря на то, как тот флиртует с вожатым четвёртого отряда Валерой Лагуновым.        С его Валерой.        Когда там уже следующая дискотека будет? Уж на ней Лёва покажет, кто в доме хозяин: подойдёт, демонстративно возьмёт Валерку за руку, с усмешкой посмотрит в ошарашенные, но не менее нахальные глаза Паши, и уведёт своего ненаглядного в центр танцпола. Только он имеет право танцевать с ним медляк или под его любимый «Мираж».        И тут терпение окончательно лопается, когда Паша кладёт руку на плечо Валеры, а тот довольно смущенно — так кажется Хлопову — поправляет очки и отводит взгляд. А затем Королёв и вовсе распускается: он крепко обнимает его, постепенно спускаясь одной ладонью всё ниже, пока та не оказывается у Валеры на заднице, облачённой в джинсовые шорты.        — Ребята, стоп! — Кричит Лёва. Мальчишки останавливают игру и подбегают к нему. — Значит, — парень упирает руки в бока. — Сейчас разминка.        — Да ладно? Опять? — В унисон хнычут дети.        — А вы как хотели? Давайте сейчас пять кругов по полю, а затем Митя устроит небольшую зарядку. Своеобразный отдых. Приступайте. Я сейчас отойду ненадолго и вернусь. Увижу, что снова мяч пинаете или дерётесь — уши надеру.        — Так точно! — Хором отвечают ему. Митя поворачивается к товарищам, что-то кричит им, но Лёва уже не слышит.        Он быстро идёт к этим двоим и, как только оказывается подле, резко и грубо берёт Пашу за плечо, оттаскивая от Валеры и вставая между ними.       — Что-то хотел, Хлопов? — Строит из себя дурака Королёв, пока его насквозь прожигают злым взглядом.        — Свалил, — практически рычит Лёва.        Паша выше него на полголовы, однако это не мешает футболисту занимать лидирующую позицию в вопросе и чувствовать явное преимущество.        — Мы просто обсуждали, как будем украшать лагерь к родительскому дню. Не кипятись, — пожимает плечами Паша, мило улыбаясь. Лёва сжимает руку в кулак. Ему хочется врезать парню, чтобы раз и навсегда стереть с его лица эту лживую и раздражающую улыбку.       — Обсудили? — Удостоверивается он, беря Валеру за руку.        — В целом, да.        — Тогда пшёл отсюда. У тебя спиногрызы как всегда разбежались.        — За моих не переживай. Они уж точно поспокойнее твоих футболистов будут.        — Так, всё. Разошлись, — встревает Валера, чувствуя нарастающий конфликт. Ещё немного, и эти двое сцепятся друг с другом похуже мальчишек или дворовых собак, борющихся за единственный кусок мяса. Он уводит Лёву в сторону футбольного поля, напоследок холодно попрощавшись с Пашей.        — Сволочь, — делится мыслями Лёва, но Валерка лишь качает головой.        Когда до поля остаётся совсем немного, он смотрит по сторонам, убеждаясь, что никого поблизости нет и все заняты своими делами, и мимолётно целует Хлопова в уголок губ. Вся ярость того вмиг улетучивается, уступая место смятению и глупой улыбке. Валера хмыкает, привычным жестом ботаника поправляет очки и уходит собирать своих ребят, которые вот-вот должны вернуться с различных кружков.        Лёва же кое-как возвращается к своим спиногрызам. Он доволен, и всё же неприятный осадок остаётся.        Хлопов знает Валеру очень хорошо. Он ему доверяет. Но не доверяет окружающим. Сколько раз за это смену к Лагунову приставали? Если так подумать, то, на самом деле, много. А что такого? Он симпатичный, умный, из благополучной семьи, с детьми общаться умеет. Мечта, а не парень.        И эта мечта досталась именно Лёве.        Вот только остальным это невдомёк. Девчонки лезут наперебой со своими признаниями и предложениями прогуляться или потанцевать, и даже парни иногда заглядываются — Лёва сам видит! — на его красивые стройные ноги. Особенно белобрысый Паша, который подкатывает к нему свои шары ещё с начала смены.        Лёва негодует. Он ревнует и хочет сделать так, чтобы всем раз и навсегда стало ясно, кому принадлежит мечта по имени Валера Лагунов. Да, теперь лагерная романтика не кажется ему чем-то милым и красивым. Нет. Это настоящее кровавое сражение, где нужно постоянно быть начеку, что получается далеко не всегда. Вожатые могут вздохнуть спокойно только после отбоя, а днём у них полно забот, и видеться друг с другом довольно проблематично. Оттого Лёва ощущает ещё бóльшую тревогу и постоянно пребывает будто на иголках.        Когда солнце почти уходит за горизонт, Хлопов ведёт свой отряд на ужин в пищеблок. Он внимательно следит за тем, чтобы мальчишки не хулиганили, спокойно стояли в очереди и не игрались с едой. Ну, и чтобы не передрались за места рядом друг с другом. Только когда все сидят смирно и спокойно едят, он поднимает взгляд на стол с вожатыми.        Чёрт.        Валера уже там. Рядом с ним с одной стороны сидит Любочка Журавлёва из третьего, мило улыбаясь и весело щебеча о чём-то, а с другой — Паша Королёв. Он краем глаза смотрит на Лагунова, и в его взгляде Лёва видит такое желание, что руки снова сами собой сжимаются в кулаки. Нет, рано или поздно он точно подойдёт и врежет этому петуху как следует.        Наравне с яростью в душе появляется грусть. Опять ему не удаётся посидеть на ужине рядом с Валеркой. А они, между прочим, практически целый день не виделись. Просто кошмар какой-то.        Вечер тянется донельзя медленно и мучительно. Весь ужин Лёва наблюдает эту ненавистную улыбку, которая обращена к Валерке, и то, как Паша ненавязчиво и якобы случайно дотрагивается до Лагунова. А кто разрешал?       Лёва до белеющих пальцев сжимает в руке вилку. Чувство несправедливости постепенно разрастается в груди. Почему «петух» может сидеть рядом с Валеркой, а он вынужден тесниться за отдельным столом?        Весь вечер Лёва не может даже дышать спокойно, но всё равно безупречно выполняет свои обязанности, постоянно пересчитывая своих мальчишек, внимательно следя за ними, чтобы бед не натворили, провожая их сначала в душевые, а затем — спать.        — Лев Петрович, не споёте? — Спрашивает Митя. Юному капитану их футбольной команды отказать невозможно, а потому Лёва улыбается и вздыхает, стараясь успокоиться и прогнать ненужные мысли о Паше. Сейчас не до того.        — Ладно. Но быстро. Пока Юлия Андреевна не пришла, — он берёт гитару и садится на табурет около кроватей. Мальчишки устраиваются поудобнее, завороженно смотря на него.        Тревога не желает покидать его, однако он успешно борется с ней, играя спокойную мелодию и сосредотачиваясь на словах. И всё же пальцы дрожат, и иногда гитара издаёт не самые чистые звуки. Но мальчишкам всё равно. Они слушают и лучезарно улыбаются, не в силах даже представить, что творится в душе их обожаемого вожатого. И это, оказывается, здорово, ведь тревога и неприязнь постепенно угасают, напуганные светящимися от радости глазами.        Лёва тоже улыбается впервые за вечер. Всё-таки хорошие у него мальчишки. После смены он точно будет по ним скучать.        Доиграв, Хлопов встаёт, вешая гитару на плечо. Он оглядывает комнату. Ребята тут же дружно юркают под одеяла, тихо хихикая.        — Всё. Всем спать, — он пытается придать голосу строгости, но не получается. Ну и не надо. — Давайте, сейчас Юлия Андреевна придёт, так что хотя бы полежите просто так, притворитесь спящими.        Откуда-то доносится едва слышное «ладно», и Лёва, пожелав всем спокойной ночи, уходит.        Ночная прохлада свежего воздуха приятно остужает и приносит вместе с собой весь тот негатив, накопившийся за день.        Точно.        Лёва переворачивает гитару поудобнее и быстро идёт в сторону одного из домиков для вожатых. Он надеется получить за своё просто ангельское терпение, за то, что сдержался и всё-таки не ударил Пашу, долгожданную награду.        Он открывает дверь осторожно, вопреки желанию выбить её с ноги к чёртовой матери. Та скрипит, но поддаётся. Хлопов заходит в небольшое помещение с двумя кроватями, на одной из которых лежит Валера, читая какую-то книжку. На приход Лёвы он не обращает никакого внимания.        — А если бы это был Паша? — Усмехается Хлопов, закрывая дверь.        — Вряд ли сюда кто-нибудь сунется, кроме нас с тобой, — спокойно отвечает Валерка.        — Да ладно? Мне кажется, он и здесь не остановится. Ему же ничего не помешало лапать тебя сегодня днём прямо у меня на глазах, — Лёва подходит ближе.        Валера вздыхает, откладывая книгу в сторону, и переворачивается на спину. Его губы растягиваются в хитрой улыбке, а голубые глаза довольно смотрят из-под стёкол очков.        — О, да Вы ревнуете, Лев Петрович.        — Ещё как, — Лёва кладёт гитару на свою кровать и нависает над Валерой. Тот ёрзает, устраиваясь поудобнее, и облизывает пересохшие губы. Хлопов не сдерживается и тут же припадает к ним, жадно целуя и слегка кусая. — Я его разорву когда-нибудь, Пашу этого…        — На тебя, между прочим, тоже заглядываются, — замечает Валера. — Девчонки. Особенно, когда ты без майки по всему лагерю в жару щеголяешь. Мне такое поведение не нравится. Уж лучше бы ты парился. Я тоже ревную, знаешь ли.        — Да, но они хотя бы издалека наблюдают и сохнут. Я с ними даже не разговариваю.        — Так уж вышло, что Паша в ответе за организацию всех лагерных мероприятий. С ним нельзя не разговаривать.        — А он нагло пользуется своим положением, — голос Лёвы становится хриплым, понижается, и у Валеры от этого тембра бегут по спине мурашки. Он снова отвечает на довольно грубый и требовательный поцелуй, обнимая руками шею Хлопова, и выгибается навстречу тёплым ладоням, залезшим под майку и сейчас гладящим его тело. — Надо бы преподать ему урок, — замечает футболист, и Лагунов стонет, когда острые зубы кусают его шею на самом видном и чувствительном месте.        — Дурак… — шепчет Валера.        — Всему лагерю на обозрение, — довольно подтверждает Лёва. — Можешь надеть водолазку, если сильно смущаешься.        — Завтра жара страшная будет.        — Ну извини. Нефиг с Пашей обниматься.        — Теперь буду делать это чаще.        — Только попробуй, — хмурится Лёва, закидывая его ногу на своё плечо. Рука задирает чужую футболку, и Валерка чуть ежится от прохлады. — Тогда от твоего Паши мокрого места не останется, — он больно кусает выпирающую ключицу, выбивая из груди возлюбленного протяжный стон. — А ты будешь посажен в высокую башню. Как Рапунцель.        — Обожаю тебя, ревнивец, — смеются ему в ответ. — Люблю, когда ты такой грубый. А когда не сдерживаешься — особенно, — Валера запускает пальцы в каштановые короткие волосы, чуть сжимая, и приподнимает бёдра, касаясь его паха. Лёва шумно вдыхает и скидывает с себя футболку. Лагунов ведёт кончиками пальцев по его чуть накаченному торсу, но тут его запястье перехватывают и прижимают к кровати. Та скрипит от столь резких движений, но парням плевать.        Хлопов вновь припадает губами к телу под собой, целуя и кусая. Валера с удовольствием подставляется и стонет, чувствуя чужую эрекцию, упирающуюся в его зад. Даже через ткань прикосновение заставляет его дрожать.        — Грубость, значит, тебе нравится, — усмехается Лёва и особо сильно, почти до крови, кусает основание шеи. Валера всхлипывает и обнимает ногами его спину, стараясь прижаться ещё сильнее.        Следующим днём Паша практически не подходит к Валере, даже сторонится, а Лёва довольно и как-то по-собственнически улыбается и, когда Лагунов проходит мимо, довольно смотрит на едва заметный след от зубов, красиво выглядывающий из-под ворота майки-рубашки.