Брок и Смерть

Брок терпеть не мог пустыню. Добровольно, с ночевками-палатками он не поехал бы сюда даже за половину годовой зарплаты – а это уже говорило о многом. Потому что солдат регулярной армии США за полгода успевал навидаться такого, что куда там бескрайним красным пескам и барханам высотой с шестиэтажку в старом добром Бруклине. Брок не выносил этот пыльный запах, этот вкус на губах и вечно хрустящий паек, который вот только-только был герметично упакован. И даже звезды, огромные, как в день сотворения Мира, не примиряли с действительностью, наоборот, казались холодными и равнодушными. Где-то за барханами перекликались шакалы. Начинал один, и его тут же поддерживал разноголосый тоскливый вой. Брок закурил, осторожно прикрыв огонек сигареты ладонью. Лагерь был временным, в тридцати милях от основной базы, командование собиралось забрать пленного с утра, прислать транспорт и прочее, а пока Брок курил и надеялся, что до утра ничего особо не изменится. Правый бок вдруг обдало холодом, звезды стали ближе и зазвенели, словно были связаны в гроздья. Сигарета погасла. Краем глаза Брок видел, как легкий столбик пепла, в который она мгновенно превратилась, завис в воздухе. Время застыло, будто кто-то решил поставить на паузу не особо интересный фильм. Мимо бесшумно скользнула тень – как поначалу показалось Броку. А потом тень, передумав, обернулась. Лицо Смерти в свете ярких полуночных звезд казалось маской из тончайшего белого фарфора. Тонко вылепленный чуть крупноватый нос, темные провалы глаз, скрытый в тени капюшона лоб. И только губы, чуть более пухлые, чем это было бы прилично, выделялись бледно-розовым, как у тех кукол в дорогих антикварных лавках. Брок не испугался – то ли не успел, то ли страх должен был появиться там, в следующем так и не наступившем мгновении, когда легкий столбик пепла все-таки разобьется о носок пыльного ботинка. Если, конечно, это мгновение для Брока наступит. Темный капюшон плаща, поглощавшего весь и так небогатый свет звезд, соскользнул, и ледяные голубые глаза Смерти впились Броку в пока еще горячее нутро. «Вот как оно происходит», – подумал Брок, с каким-то отстраненным удивлением глядя на короткий ежик светлых волос гостьи. – «А я и не жил, считай». Смерть улыбнулась одними губами – чуть приподняла уголки, продолжая рассматривать Брока с любопытством энтомолога, нанизавшего на булавку еще вполне себе живого жука. Воздух остался в легких, на вдохе, сердце тоже замерло, но Брок отчего-то не испытывал от этого дискомфорта. Смерть была красива. Наверное, он все-таки не был таким уж конченным отморозком, если ему досталась она – такая. «Такая?» – требовательно и в то же время насмешливо спросила Смерть у него в голове неожиданно низким, даже чувственным голосом. Брок не мог ответить – не в силах даже вдохнуть, он отчего-то больше всего хотел быть услышанным, а потому подумал как мог громко: «Красивая. Если бы я встретил тебя вчера утром...» Смерть с усмешкой скользнула ближе и прочла у Брока в голове – что именно он бы сделал вчера утром. И как именно. И сколько раз. И что бы при этом сказал. Вчера утром Брок был почти свободен. Молод. Где-то глуп, но безусловно... «Горячий», – сказала Смерть у него в голове, и тут Брок заметил лезвие знаменитой косы. Оно было воронено-черным, со светлой вязью непонятных символов по всей своей немаленькой длине. Смерть не держала его, то будто было закреплено в невидимых ножнах, удерживающих страшное оружие за спиной. «Тебе рано», – чуть насмешливо ответила Смерть, заметив, конечно, любопытство Брока. Ладони ее были ледяными. Холоднее самого холодного, что Брок знал, но не мог вспомнить. Холод полз по щекам, которых касались ладони, стекал по горлу вниз, к сердцу, капая на него жидким азотом. А Брок смотрел и смотрел в безжалостные синие глаза, отчаянно хотел вдохнуть. «Сейчас», – сказала Смерть и коснулась его губ своими. От этого прикосновения Брока бросило в жар, сердце забилось горячо и больно, разгоняя по телу заледеневшую кровь, и Брок ответил. Боже, как он ответил. Казалось, кровь вся, которая перестала стыть в жилах, прилила к губам, и... Вдалеке раздался взрыв, потом еще один, звезды вдруг стали ближе, ярче и будто еще холоднее. И Брок пропал. *** Что-то мерзко пищало. Монотонно, навязчиво. Брок отмахнулся от источника звука, и мир вокруг ожил: послышались голоса, пахнуло теплом, веки изнутри окрасились красками. Его кололи, переворачивали, тормошили, куда-то везли, совали в какую-то трубу. Через неделю он уже смог встать и, доковыляв до санузла, отлить. И умыться. И впервые после комы увидеть себя в зеркале. От левой брови и назад в его отросших, криво остриженных волосах тянулась седая прядь. Это не было грязно-серой сединой старости. Это было серебром обещания, данного при том поцелуе. Еще через две недели Брока выписали, а через месяц он уже вернулся к службе. *** Смерть появлялась иногда в самые неподходящие моменты. Если, конечно, для такого гостя момент в принципе может быть подходящим. Например, Брок всегда знал, когда его группа не вернется в полном составе. А через год-другой уже видел Ее печать на том, кто именно «не». За спиной у него шептались и, откровенно говоря, пару веков назад он бы точно загремел на костер еще до того, как впервые ответил на вопрос «скажи, что это не я», заданный тихоней-очкариком Паттисоном. Она пришла не за ним, и Брок, коротко мотнув головой, отвернулся. Смерть тогда только улыбнулась из тени своего капюшона, перекатив в крупных бледных ладонях черную рукоятку своего жуткого даже при дневном свете инструмента. Раз Она заглянула на чай, когда Брок вообще был один. Лежал в кровати, ленясь задернуть плотные шторы, чтобы скрыться от назойливого света луны, и думал обо всякой ерунде. О бледных широких запястьях, о том, все ли у «нее» такое крепкое там, под темной хламидой, или там все-таки, прости Господи, скелет. Она зашла бесшумно, как делала всегда – через стену. Согнала темные капли с вороненого металла, и те тут же будто впитались в окружавшую ее тьму. «Это даже забавно», – холодно и низко заметила Она. «Забавно?» – так же молча переспросил Брок. «Ты думаешь «Она», а в голове у тебя иное». У Брока была третья ночь бессонницы – новые таблетки ни черта не помогали, наверное, поэтому он сел на кровати и уставился на Нее. «Я вижу то, что вижу». «То, что я хочу, чтобы ты видел», – поправил тот, к кому много веков почему-то обращались в женском роде. И скинул сначала капюшон, а потом и вовсе спустил свою хламиду с плеч, и та упала к его ногам тяжелым куском тьмы. Брок не знал, что ожидал увидеть, но белыми у Смерти были только кисти рук и лицо. Остальное тело было будто колышущимся сумраком, менявшим очертания каждое мгновение. Протуберанцы этого сумрака наползали на шею, запястья, мазали по щекам и волосам, как языки темного пламени. Смерть вдруг провел ладонями по груди, приглаживая их, и те на мгновение облепили его, очертив широченные плечи, узость талии и бедер, мощь ног. Утром Брок проснулся за полдень и без единого признака привязавшейся головной боли. Выпил кофе и, глядя на птиц, очерчивающих круги высоко в небе, подумал, что стоило бы поискать себе более подходящий объект пристального внимания, но отогнал эту, безусловно, дельную мысль, засунув ее в глубины подсознания. А потом Брок встретил Солдата. Случилось это как-то прозаично, буднично даже. Просто еще один Объект, чуть более чудной, чем предыдущие. Ей-богу, после Халка он показался Броку даже милым, возможно из-за розового рта, лишь иногда не сжатого в бледную нить. Милым он был до первой свернутой шеи, а безопасным – до первого попадания с трех миль в глаз неугодному Организации человеку. Чувство страха у Брока после того самого знакомства атрофировалось напрочь, а потому, когда Солдат свернул очередную, для разнообразия высокопоставленную, шею, Брока приставили к нему в «няньки». Это была вакансия для смертника с таким высоким окладом, что даже дураку становилось понятно, что на пенсию с этой должности не выйти. Кем-кем, а дураком Брок не был, расписываясь в приказе о назначении (должность «Оператор оборудования повышенной опасности») и получая черную флешку без опознавательных знаков с руководством по эксплуатации этого самого «оборудования», Брок вдруг подумал, что Смерть, похоже, придет за ним раньше, чем они оба рассчитывали. Что ж, Смерть пришла. Но не за ним. Когда Солдата начали готовить к крио (удивительно мерзкая в свой жестокой циничности процедура), Брок вдруг ощутил тот самый холодок, бегущую вдоль позвоночника лавину мурашек, от которых волосы на затылке то и дело пытались встать дыбом. Она была здесь. Не глядя на Брока, скользнула к креслу, и Солдат, первое живое существо на его памяти, впился в нее взглядом. Солдат видел Смерть так же четко, как и сам Брок. Ревность кольнула, но тут же пропала, когда чертова машина заработала. Солдат кричал и кричал, Брок заставлял себя смотреть – он не мог показать слабость, этого в родной Организации не прощали. Смерть стояла лицом к Солдату и держала его за закованное в сталь фиксирующих браслетов машины предплечье. Удары тока, само собой, были ей побоку, даже коса не дернулась. И потом, когда Солдата волокли, чтобы отправить в крио, Она была рядом. Они оба – Брок и Смерть. Только вот Брок не целовал Солдата – долго, горячо, бережно перебирая волосы на обожженных висках. Волосы, по которым медленно, как изморозь по стеклу, ползла знакомая белизна. Плащ Смерти облепил ее тело, словно впитавшись в него, и постепенно, будто нехотя, обрел форму странного костюма – военного: карго с множеством карманов, сапоги с щитками на голенищах, наглухо застегнутая куртка, перчатки без пальцев. Коса вдруг тоже «поплыла» и, дрогнув, сложилась в щит, по-прежнему закрепленный за широченными плечами. «Стив», – услышал Брок у себя в голове голос Солдата, звучавший неожиданно... нежно? «Я здесь, Бак», – ответила Смерть. – «Я всегда буду рядом». Они целовались, пока техники возились с трубками, гремели пробирками, что-то втыкали, к чему-то подключали. Солдат видел только Смерть, а Брок – только их обоих. Остальной мир просто исчез. Когда крышка криокамеры закрылась с мерзким влажным чмоком, Смерть наконец обернулась к Броку. «Береги его», – приказала Она, и ее плащ с косой снова обрели привычную форму. Брок хотел о чем-то спросить, но не смог – губы у Смерти были по-прежнему горячими и на этот раз имели странный, но приятный привкус. Так, ни разу не поцеловав Солдата, Брок отчетливо знал, какова на вкус его изнанка. То, что было надежно спрятано ото всех хрен его знает сколько лет и вот так будто случайно теперь открылось Броку. И Брок его берег. Солдата. Следил за ним внимательнее, чем мать следит за первыми шагами своего чада, страховал (это было все равно, что страховать танк), отменял дурацкие болезненные процедуры, всегда, когда мог, давал отдых и поблажки. «Бессмертный, что ли?» – бросали ему в спину, но Брок как раз таки слишком давно принадлежал Смерти, чтобы игнорировать второго такого же, как он – принадлежавшего Ей. – Ты видел его, – сказал однажды Солдат без тени сомнения и, поколебавшись (а Солдат никогда не колебался, ни разу), накрутил белую прядь в волосах Брока на свои металлические пальцы. – Кого? – прикинулся дураком Брок, но Солдат, нахмурившись, дал понять, что попытку не оценил. – Стива, – все-таки произнес он, и у Брока по спине побежали знакомые мурашки. – Мне он не представился, – буркнул Брок, мысленно просчитывая вероятность того, что их застанут так: сидящими интимно близко и разговаривающими (Солдат вообще не считался говорящим, никогда не произносил ничего длиннее стандартных команд и коротких приказов). – Они далеко, – прислушавшись, ответил на его мысли Солдат. – Два этажа вниз, северо-восток. Я услышу, – почти шепотом пообещал он и... Вкус его губ был знакомым, а у Брока слишком давно не было никого, хоть отдаленно похожего на... – Задание, – напомнил Брок через минуту. – Цель сама себя не устранит. – Стив заберет ее, даже если я выстрелю в воздух. Броку было бы что сказать, если бы он не видел, как Солдат стреляет в тире. Так что предположения о том, что за Солдата работает кто-то другой, были безосновательными. А вот целовался Солдат так, как будто от этой его способности тоже зависел успех Организации, и, возвращаясь на базу, Брок думал о том, что еще одного обнуления он не переживет. В отличие от самого Солдата. Впрочем, в этот раз оно не понадобилось, и, до последнего глядя в его стекленеющие глаза, Брок, ощущая спиной холод Смерти, впервые думал не о том, как выжить, а о том, как изменить то, что есть. *** Когда группе Брока представили свежеразмороженного капитана Стива Роджерса, у Брока знакомо похолодело около сердца. Будто его, это сердце, сжали знакомые ледяные ладони. Следом за мыслью «Что происходит?!» пришла вообще идиотская: «Солдат был прав». Роджерс, поймав взгляд Брока, едва заметно ухмыльнулся уголком налившихся цветом губ и слегка приподнял бровь. Ей-богу, Брок бы не заметил, если бы не видел точно такое же выражение на этом же (?), только иссиня-бледном, лице. – Задержитесь, Рамлоу, – вслух произнес Роджерс, и Брок почти вздрогнул, будто не ожидал, что тот обратится к нему. Но, похоже, этот Капитан Америка (какая ирония, какой символизм, если дать себе задуматься: Смерть – символ Америки) был не из тех, кто откладывает что-либо в долгий ящик. – Сэр? Небольшой конференц-зал опустел, остались только он и... тот, кто притворялся Стивом Роджерсом. Не могло же быть наоборот, верно? – Почему? – по привычке ответило на мысли Брока... это. – Вполне могло быть наоборот. Открою тайну – оно и было. Руки у него были теплыми – для разнообразия. А губы – по-прежнему горячими настолько, что сжатое будто в ледяных тисках сердце забилось вдруг быстро и больно, как от прямой инъекции адреналина. А еще у См... у Стива была знакомая привычка накручивать на пальцы седую прядь Брока. – Кстати о привычках, – оторвавшись от Брока, Стив облизал губы и продолжил: – Я их менять не собираюсь, а значит, нам нужно вернуть то, что принадлежит нам. Того, кто нам принадлежит. Кивнув, Брок покосился на камеры, но отчего-то был уверен, что они не записали ничего особо интересного. И уж точно не то, как Брок легко согласился раздолбать Гидру, чтобы добыть из ее недр то, вернее, того, кто, как и сам Брок, принадлежал См... Стиву. Да, пора называть его так. *** Пятьдесят лет спустя. День с утра выдался хороший, солнечный. Брок лежал в гамаке, натянутом между двумя фиговыми деревьями, и, подняв руку, смотрел, как солнце просвечивает через края его ладони. Он знал, что его время подходит к концу. И что Стив с Баки, ни на йоту не изменившиеся за последние годы, последуют за ним в тот мир, когда остановится его старое и так слишком долго бьющееся сердце. Шутка ли – через два дня Броку исполнится девяносто два. Девяносто два года, прожитых неспокойно, но нескучно, на полную катушку. Что ждет его там, за чертой? Стив отказывался отвечать на этот вопрос, только улыбался загадочно. Баки, казалось, вопрос его смертности (или, наоборот, бессмертия) не волновал вообще. Баки в целом мало что в этой жизни волновало, если оно не могло принести ему удовольствие или огорчение его близким. – Время пить травяной настой, – Баки был легок на помине, и Брок, прикрыв глаза, улыбнулся. – Согласен только на вино дальнего виноградника, – возразил Брок. – Стив не вернулся? Вопрос был глупым, потому что если бы это случилось, Брок бы об этом знал. Узнал бы в то же мгновение, почувствовал, как чувствовал всегда, ни разу не ошибившись. И Баки, конечно, тоже был в курсе, но все равно ответил: – Пока нет, – и, появившись в поле зрения, закрыл солнце от Брока. – Я думаю, на этой неделе, – сказал Брок и в момент, когда произнес последнее слово, понял, что да – это наконец случится. На подвижном лице Баки отразилось столько всего, что Брок улыбнулся, как умел когда-то, когда был так же полон сил, как Баки сейчас – беззаботно. – Вам пора отпустить меня, – ответил на его мысли Брок. – Мне девяносто два, и я чертовски устал продлевать старость. – Но... – Баки, видимо, собрался спорить, но, взглянув на Брока, не стал – только приоткрыл сочный розовый рот, и Брок вдруг вспомнил тот самый первый раз, когда они остались только втроем: он, Стив и Баки. После рухнувшего Озарения, разбирательств, чисток, дознаний, судов, психо экспертиз и прочей муры – просто остались одни, будто не веря, что никуда не нужно бежать прямо сейчас. Баки тогда точно так же распахнул губы, немо и чуть беззащитно. И Брок тогда целовал их обоих, не понимая, за что ему досталось столько счастья. Он так до конца и не понял. Даже сейчас, на пороге Смерти, не той, которая Стив, а которая конец земного существования, оглядываясь назад на неспокойную, долгую жизнь, Брок все еще не мог понять, почему Смерть тогда выбрала именно его. Почему его выбрал Стив, бывший тогда Смертью. Он спросил как-то, когда Стив очень по-человечески курил в постели, расслабленно-сытый после недавней близости. Спросил: а что там, за чертой. И кто теперь приходит за теми, кому пора эту черту переступить. Стив долго молчал, а потом ответил: – Ты обо всем узнаешь со временем. Многие знания – многие печали. Обещаю, что не отдам тебя ни одному из тех, кто сейчас выполняет мою работу. Тебя я провожу сам. «Ни одному из тех, кто...» Что ж, Стив, видимо, и так сказал больше, чем собирался, потому что, загасив сигарету, повалился на Брока всей тяжестью и очень серьезно добавил: – Ничего не бойся, Брок. В тебе столько внутреннего огня, что это случится еще очень нескоро. А от случайностей мы с Баки сумеем тебя защитить. «Мы с Баки» – запомнил тогда Брок, и теперь, оглядываясь назад, вынужден был признать, что мог умереть уже сотни раз с того, первого, в пустыне посреди огромных барханов, где погибли все, кроме него. И вот теперь Брок чувствовал, что еле теплящийся в нем огонь наконец угасает. – Мне не страшно, – заверил Баки Брок. – У меня на той стороне отличный блат. И Баки грустно, но улыбнулся. Это случилось на закате третьего дня. Стив держал Брока за руку, а Баки, обхватив ладонями его лицо, до последнего смотрел в глаза, как сам Брок когда-то, когда в очередной раз криоустановка разлучала их в прошлом. А потом стало темно, Брок словно кувыркнулся через голову, чего с ним не бывало уже лет десять, и оказался на пустынной дороге. Острые камни больно впивались в ладони и в подошвы ног, и Брок поднялся в полный рост. Рядом всхрапнул конь. Такой черный, что казался сгустком изначальной Тьмы. – Пойдем, – сказала Смерть голосом Стива. – Впереди у нас вечность. Молодой, очень веселый Баки, совсем не похожий на себя и в то же время – совершенно точно он, с волосами до пояса, заплетенными в косу, одернул на себе короткую кожаную куртку, всю в металлических бляшках брони, и, легко взлетев в седло, залихватски свистнул. Третий конь осторожно фыркнул Броку в ухо, будто поторапливая, и Брок вдруг рассмеялся – легко и свободно. Вечность в роли спутника самой Смерти – что может быть лучше? Посмотрим. Вечность – это долго.