orchestra stalls

Мирное храпение в тишине и темноте разорвал звук распахивающейся со скрипом двери. — Джеймс! Это я. — М… — Ты спишь? — Мгм… — Нет, ну серьёзно, ты спишь? Прям спишь-спишь? — М-м… Нах… Ларс плюхнулся на кровать рядом с Джеймсом, закинув на него руку. — Я же знаю, что ты не спишь! — Зткнсь… Меня тошнит, сука, — пробормотал Джеймс в подушку. — Знаешь, я вот чё думаю… Сегодня было так классно. И позавчера тоже охуенно! — Угу… — Я прям… Не знаю, как описать. Мне так кайфово от этого всего. Мне нравится, что нас любят. Что нас принимают, что ли. И Кирк тоже всем нравится! Хер знает, просто… Это просто… Пщщщ… А потом вжжж… — он раскрыл пальцы, изображая что-то среднее между взрывом и припадком, — Бля, вот так всё внутри на концертах, понимаешь? — Наверн… — Знаешь, я просто… Мне так нравится это всё. Видеть, что оно действительно того стоит. Что у нас всё получается. Уже получилось! И дальше — только больше, — Ларс сделал глубокий вдох, чтобы придать словам больше невозмутимости, — Я уверен в этом, нахуй. — Ага, я понял… Отъебись… — Я просто, ну, я хочу… Хм… Я вот думаю, когда у нас будет много денег, на что мы их потратим? Я хочу подержать чек на миллион долларов в руках. Или нет, лучше подержать миллион долларов в руках, чтобы он был, бля, в купюрах! Типо, настоящими банкнотами, понимаешь? Вот этими зелёными бумажками… Они ещё будут скреплены резинками в толстенные такие, бля, пачки… Не могу представить даже, сколько это денег будет. Нет, могу! Бассейн с деньгами, и в него с головой… Ещё лучше, если представить это в чём-то материальном… Ну вот, машина… Машина… Эм… Скажем, например… Астон Мартин какой-нибудь… Ты же любишь машины. Ты бы какую купил? — Шевроле Кодиак, — односложно ответил Джеймс, даже не задумываясь. — Что? Нахера она тебе? Стрёмная же. Я хочу красивую тачку, чтоб… — Да завались нахер уже. — Не. Слушай, а, ну вот, на что ещё деньги можно потратить? И желательно чтобы быстро. Я бы сходил в ресторан какой-нибудь, наелся бы там, как кабан, потом напился дорогого шампанского, потом проблевался бы, и потом опять наелся до отвала… Или можно придти в Taco Bell, с порога крикнуть: «Мне всё, что у вас есть в меню! По три штуки каждого!», прикинь, как все там охуеют? Хотя, я столько не съем. Или… — Съешь. Ты постоянно жрешь, тебя прокормить невозможно. — Окей, похер. Ещё знаешь, есть пиво немецкое… — Пиво? — Ага, оно дорогущее, но мерзкое, на вкус, как чистый ячмень. — Я бы попробовал. Пиво же. И если в Германии, то оно дешёвым будет. Оно там на каждом шагу, даже дети пьют. — А ты откуда знаешь? Ладно. Я ещё хочу лобстера какого-нибудь, такого красного, и ебанутого… И чтоб его при мне приготовили! И к нему нашинковали закуску из осьминога. Со съедобным золотом. И икры, самой, сука, дорогой, какая только есть в мире… — Мерзость… — И ещё пойти в какой-нибудь стрип-клуб шикарный, хер знает, что-то типо бурлеска с продолжением… Ну, короче, чтобы было не похоже на те клубы, где мы обычно бухаем, а чтоб красиво всё, и стриптизерши красивые, с большими сиськами… Прикинь, купюры им в лифчик совать! И не только в лифчик… И не только купюры… — Блять! Ты замолчишь уже, нет? Меня хуёвит пиздец. Ещё ты своим пиздежом на мозг давишь. — Иди нахуй. Я тут тебе в красках описываю то, что с нами будет дальше, а ты меня затыкаешь. Ублюдок. Ну и спи. Пусть тебе девки с членами сняться. — Сейчас одна из таких лежит прямо рядом со мной… — Ты пидрилище конченое, понял? Я, блядь… Душу изливаю, а ты… Ты… — Господь всемогущий, помоги, спаси… Избавь меня от… — Пошёл в пизду. Козёл. Долбаёб хуев. Большая рука коснулась его волос, погладила — но это даже близко не было «нежным поглаживанием», скорее, его потрепали как собаку, в процессе выдернув несколько волосин. Затем Джеймс притянул его к себе, втягивая в неудобные односторонние объятия, этим действием почти заставляя заткнуться от нехватки воздуха, и накрыл их обоих одеялом. — Не обижайся. Всё у нас будет. Всё потом. Давай спать уже, говнюк.