Ревность

Санс раскусывает губы в кровь; Папайрус сжимает кулаки и хмурится сильнее. У них обоих разные способы справляться с эмоциями, но чувствуют они одно и то же — ревность. И не то, чтобы кто-то из них не доверял другому, совсем нет. Это скорее дело принципа. Санс торчит в баре и не ночует дома — Папайрус задерживается на тренировке. Считай один один. И ведь даже до конца не понятно кто первый начал. Папайрус не любил не решаемые проблемы. Посиделки брата в том баре — одна из них. Да, конечно бесить его своими собственными опозданиями из-за тренировок ему нравилось, но это ничего не меняло, а скорее даже напротив, загоняло в бесконечный круговорот. А потому, было принято решение, ходить с братом в бар вместе. Хотя, «ходить» — громко сказано. Попробовать прийти туда вместе с Сансом, эта формулировка более верна. Дверь открывается с неприятным скрипом, Санс, как ни в чём не бывало проходит вглубь бара, к стойке за которой стоял мужчина в костюме — Гриллби. Папайрус же следует примеру брата, параллельно скептично осматривая посетителей, подмечая, что у некоторых гвардейцев, вообще-то, сейчас как раз идёт вечерняя смена и до перерыва им ой как далеко. Санс развалился на табуретке у стойки и демонстративно полез в карман, в поисках мелочи. Он достал несколько блестящих монет и отлепив от одной из них жвачку положил их на прилавок. — Здесь едва ли хватает на стакан газированной воды, — констатировал Гриллби закончив пересчёт средств посетителя, — да и долгов у тебя накопилось не мало, даже за этот месяц, не говоря о предыдущих. Папайрус наблюдал как Санс закатывает глаза и отворачивается, но после вновь смотрит на бармена и с мерзкой улыбочкой произносит что-то вроде: «Да ладно, моя шлюховатая задница всё решит». Во всяком случае, так слышит Папс и, что закономерно, бесится. На самом же деле, Санс говорит: «Да ладно, ты же меня знаешь, позже занесу, мы же в любом случае можем договориться». И Папайрус испепеляющим взглядом смотрит на руки Гриллби, сука, не дай бог он попробует хоть пальцем тронуть Санса, от этого «горячего» парня даже угольков не останется. — Я оплачу его счёт. — Как мило. — Захлопнись. Рычит Папайрус брату, складывает ногу на ногу и достаёт из заднего кармана брюк кошелёк, чуть ли не швыряя его в Санса. — Два шота текилы, — всё так же ухмыляясь произносит старший, ловя на себе косой взгляд своего спутника на этот вечер. — Я не буду пить, — отрезает Папайрус, хмуро смотря на Санса. — Мне больше достанется По-дебильному подмигнув отвечает брат. Санс пожалуй единственный кому Папайрус позволяет так нагло манипулировать собой, иначе трудно объяснить как рослый умудрился напиться. Гриллби усмехнулся, смотря на гвардейца, старающегося не потерять самообладание даже в такой ситуации. Санс и сам веселился, наблюдая за раздражающимся братом, от каждой отпущенной шутки, на которую бармен положительно реагировал, ровно до того момента, как к ним подсела та надоедливая бухая в зюзю мадмуазель. И ладно бы, эта леди приставала к самому часовому, но нет! Что-то в её тупой головёшке щёлкнуло и она подсела к Папайрусу. — А я и не знала, что такие горячие парни захаживают в подобные заведения, — пьяно улыбнулась девушка, глядя на Папса. — Банни, шла бы ты, — цедит Санс наклоняясь чуть вперёд и Папайрус находит забавным то, как они переговариваются через него самого. — А, что, ревнуешь, что сегодня не села рядом с тобой? — Издеваясь тянет Банни, наклоняясь ближе к гвардейцу. И Санс почти давится воздухом когда видит выражение лица брата. Он сощурил глаза и злорадно ухмыльнулся. Вот же тварь! Санс хмурится. — Гриллбз, налей мне ещё. — Что же ты, не хочешь поделится со своим дорогим младшим братом? — Санс не смотрит на Папайруса, но слышит улыбку в его голосе. — А его пусть новая подружка спаивает. Гриллби убирает рюмки со стойки. — А ты и рад будешь если мы с ней в туалете запрёмся, хоть с этим гееватым барменом"поворкуешь». Шипит Папайрус поворачиваясь к Сансу и склоняясь над ним, кладя ладонь на его бедро и чуть сжимая. Старший бьёт сжатым, до побелевших костяшек пальцев, кулаком метя в челюсть брата, после чего резко сдёргивает того со стула, прижимая к барной стойке, на которую он валится едва ли не падая на пол, запутавшись в ногах. Руки сжимают запястье Санса, пока сам гвардеец старательно ищет другую опору. — Тварь ты мелкая, заебал меня уже, ревностный ублюдок. — Кто из нас тут ещё мелкий нужно посмотреть. Санс замахивается и Папайрус перехватив его за запястье заламывает чужую руку за спину. Теперь уже Рослый склоняется к брату. — Не давай ты мне поводов, я бы не ревновал, — влажно шепчет Папайрус, едва сдерживаясь от того, чтобы прикусить ухо брата. Сейчас он и сам не знает чего хочет, размозжить его тупую башку о столешницу или на ней же вытрахать из него душу. Гриллби вздыхает и скрещивает руки на груди, готовый вмешаться в это безумие, пока здесь не начался публичный секс или избиение, если не всё вместе. Банни же со вздохом мысленно отмечает, что эту ночь, она проведёт вероятнее всего одна, за исключением бутылки, её верного спутника. Санс не знает, то ли ему стоит злится, то ли краснеть, но он успешно делает всё и сразу. Старший ещё давно заметил, что от алкоголя у Папайруса чаще всего сносит башню, просто он это старательно скрывает. — На нас весь бар смотрит, придурок, — стараясь сделать тон как можно более агрессивным, громко шепчет Санс. — Плевать я на них хотел. — Хах, забавно, а я то думал, что ты меня хотел. — Так, прекратите оба, — строго сказал Гриллби, скрестив руки на груди. Папайрус хмыкает и отпускает брата отходя на пару шагов назад. Санс отворачивается от барной стойки и потирает запястья, неотрывно смотря на свои интереснейшие ботинки. И гвардеец понимает, что сейчас шаг нужно делать ему, а иначе этого не сделает ни один из них. — Пошли уже, — смотря в сторону говорит Папайрус, взяв Санса за запястье и потянув на себя, вытягивая его из бара. На улице нос неприятно щиплет морозный воздух и Папс находит милым то, как брат морщится. Санс чувствует тёплую руку на своей щеке — Папайрус снял перчатку. Старший льнёт к прикосновениям, дрожащими пальцами касаясь ладони брата, смещая её к губам и целуя. На что гвардеец улыбается, наклоняясь ближе и согревая шею Санса своим дыханием. Брат пахнет этим засранным баром, как и он сам, но сквозь эту вонь, пробивается запах его собственного одеколона. Папайрус удовлетворённо улыбается, Санс стащил его вероятнее всего вчера, после другого приступа собственнической ревности. Младший целует шею, и ухмыляется, чувствуя, что брат млеет от всего этого действа, ощущая жар даже не смотря на Сноудинский холод. — Я люблю тебя Шепчет Папайрус прежде чем отстраниться.