***
Эта мысль закрадывается Иккингу в голову совершенно случайно. Когда они сидят у него дома после насыщенного дня в университете и каждый занят чем-то своим; в библиотеке проходит какая-то лекция, а мастерская закрыта на недельный ремонт. Он сидел перед незаконченным образом на холсте, вытирая масло с кистей, а Астрид чертила очередной проект на гигантском ватмане. Мягкий зимний свет струился через большое окно комнаты и светлые волосы девушки отливали расплавленным золотом и каким-то волшебством. Её брови были сдвинуты к переносице, а кончик карандаша зажат между зубами. Только через бесконечную минуту Иккинг осознал, что пялиться на неё как болван и думал о том, что она выглядела мило, несмотря на дурацкую привычку грызть канцелярию. Мило? Не сексуально, не красиво, не привлекательно, а мило. Он почти шарахнулся от этой мысли, дернув плечом и сделав кривой мазок. Торопливо отвел взгляд, пока они с Хофферсон, не дай Тор, не встретились глазами и он не ляпнул чего-то лишнего. Потому что только богам известно, что он можно выкинуть в такой идиотский момент. Иккинг суетливо поправил фартук и перепачканную в краске одежду. Нет-нет-нет. У них только дружеский секс, ядовитые подколы и выпускной проект на двоих; «сочетание живописи и архитектуры в искусстве». Он чуть приподнялся на стуле, всматриваясь в линии на проекте предполагаемой городской ратуши. Нужно что-то с этим сделать. — Эй, Хофферсон, — Астрид подняла голову, — с левой стороны, там где колонна у тебя кривая линия. Когда Иккинг встречается с красным от гнева лицом Астрид, то с облегчением понимает, что тыкнуть Хофферсон в несуществующую ошибку было лучшим решением. Он же ничего не теряет, верно?***
Но признаться себе было только частью проблемы. Иккинг плохо спит весь январь и кусочек февраля. Он то и дело бросает на Астрид слишком долгие по своему мнению взгляды и выбирается из её теплой постели слишком быстро. Намного быстрее чем того требует его сердце. Вечно стучащий в ушах лихорадочный пульс становиться похож на наваждение, а кисти то и дело выскальзывают из потных ладоней. И конечно же, он не может так просто признаться Астрид в любви. Поэтому он выбирает самый дурацкий праздник из всех существующий, такой приторный и сладкий, что ощущения от него как от сахара на зубах. В случае чего, это можно будет превратить в шутку, потому что Астрид не в коем случае не должна знать, как замирает сердце Иккинга от её голубых глаз и звонкого смеха. Пусть думает, что все дело в сексе, да, именно так. — Кстати, Ас, — они сидят в столовой и Иккинг почти не мучается от похмелья и нервов, пока Астрид привычно попивает свой кофе и чувствует себя замечательно. Негодяйка. — Кажется, сегодня 14 февраля? Конечно же он знает какой сегодня день. Весь университет пестрит от красных сердец и бордовых лент. — Кажется. — Итак, сколько признаний в любви ты уже собрала? Перед столовой, в коридоре стоял столик с прозрачным кубом куда любой желающий мог кинуть валентинку для своего объекта обожания. А после пар можно было прийти и получить эту самую валентинку. Иккинг так глупо действовать не стал. — А ты ведешь статистику? — девушка приподнимает бровь и отрывается от своей книги, которая сегодня у неё была, видимо вместо завтрака. — Допустим. — Ну, что ж, Аристократик, ты можешь стать тем, кто откроет эту статистику, — блеск в её глазах не говорит Иккингу ни о чем хорошем. С Астрид всегда нужно быть начеку. — Ладно, — он кивает и лезет в сумку за красным сердечком которое снял со стены в кабинете станковой композиции, сам он конечно не будет покупать или вырезать эти дурацкие сердца, — рад быть хоть где-то первым у тебя. — Ха-ха, очень умно, — Астрид хмурит брови и внимательно следит за тем, как аккуратным почерком Иккинг что-то пишет на листке бумаги. — Ну, вот, — он протягивает девушке слегка помятую валентинку с «я тебя люблю» по контуру сердечка. Иккинг надеется, что клочок бумаги будет воспринят правильно. — Надеюсь, ты не откажешься стать моим валентином, а то мое сердце будет разбито. Это не-до-признание выглядит так нереалистично, так поддельно, что Астрид только смеется и так чисто и искренне, что на мгновение, парень даже перестает переживать. — Это почти мило, аристократик, — она ухмыляется и гордо клеит это сердечко себе на термос. А Иккинг пожимает плечами как будто ему все равно и возвращается к своей головной боли и чашке остывшего кофе. С Хофферсон никогда и ничего нельзя знать наверняка. В любом случае, теперь, когда он произнес (написал) эти три заветных слова, ему кажется, становится лучше. Иккинг отгоняет мысли о любви и старается не улыбаться от того, что весь день Астрид ходит с приклеенным к термосу красным сердечком и не забирает свою порцию валентинок после пар.