Мы не общались года полтора. Зачем сейчас написываешь? : Х
М: А зачем ты читаешь?Я читаю все сообщения, которые мне приходят : Х
М: Ждёшь, когда тебе напишет очередной мужлан с просьбой облизать твои ноги?А если да? Что ты мне сделаешь? На цепь посадить? : Х
М: А если да? Хёнджин заблокировал телефон, прикрыл глаза и неохотно закусил губу. Привычка. К несчастью, вместо раздражения его окатило волной воспоминаний, до сих пор таких ярких, словно это было вчера. Полтора года, а тело, как по команде, предательски реагирует. Хорошо, что Ли не здесь. Переписки вполне достаточно, чтобы ощутить мужчину рядом. Он всегда так умел. Ему достаточно было быть на связи, чтобы воздействовать на него, при этом он не спрашивал о его местоположении, не просил фото, просто интересовался, зажили ли порезы или как у него дела, сможет ли он встретиться и провести с ним сессию тогда-то во столько-то. На цепи было хорошо. В прямом и переносном смысле.Мы больше не в тех отношениях, ты же знаешь. : Х
М: Знаю. Но как насчёт тряхнуть стариной?Решил вернуть меня?) : Х
М: Всего лишь на одну ночь, Хёнджин. Неужели никогда не думал об этом? М: Приходи, поболтаем. М: Ну, пока у тебя во рту не окажется кляп. Чёрные чулки на стройных ногах, кожаный корсет, не очень удобный. Красный кляп во рту и запястья, прикованные наручниками к изголовью. До чего же банальная поза… любимая. Джин даже не знал, почему — из-за откуда-то бравшегося стыда он отворачивался от Минхо и краснел, но стонать не переставал. Тогда Ли возвращал его лицо на место, целовал через кляп и толкался жёстче. Надо дышать. В дверь постучали — Джисон по ту сторону спрашивал, всё ли в порядке, и тогда брюнет придумал отговорку: «Мне надо по-большому». Железобетонно. Стояк больно упирался в штаны, но подол худи, в теории, мог его спасти. А ещё его бы сейчас спасла дрочка. «Нет, сучонок, я не буду сейчас из-за тебя дрочить, ты никто мне», — говорил бы сейчас мозг, но он был занят. Он плавился — от приятного чувства внизу, от фантомных болей во всём теле, в спине и пятой точке. Ещё больше он плавился от водки.Одна сессия. : Х
М: Как насчёт завтра в 8 вечера? Адрес ты знаешь. Как назло, сегодня была суббота. Завтра у Минхо выходной, а у него очень мало времени, чтобы взять себя в руки.*
Воскресенье. Хёнджин решил одеться так, чтобы быть на равных со старшим, и он уверен, что смог впечатлить его, несмотря на прямой приказ раздеться, когда они вошли в ту самую комнату. У Минхо была отдельная студия для таких сессий, вот почему он не знал, где Ли по-настоящему жил. Она была оборудована всем необходимым. Никакого дешёвого красного: только бордовый и чёрный, иногда холодный серый, обитающий в круглом ковре в центре комнаты и в маленьких тумбочках. Там пылились богом забытые маски для сна. Смазка, презервативы, игрушки и разные приспособления лежали в стеклянном шкафу. Он мог закрыть глаза и достать то, что ему нужно. Даже простыни не поменяли свой цвет. Минхо любил постоянство. — Приятно видеть, что тело всё ещё помнит эти стены, — хмыкнул Ли, обходя юношу по кругу и замечая полувозбуждённый орган. Он подошёл к нему ближе и, нежно прикасаясь, взял за подбородок, удержав его взгляд на себе. — Зачем ты здесь? На самом деле, они не были такими разными. Минхо любил правила — Хёнджин любил правила. Они устанавливали их и им же и следовали. Это основа порядка. Если сказали раздеться — раздеться догола. Руки по швам, плечи ровно, смотреть в пол, не поднимать на доминанта глаз, пока он сам не прикажет. Но постоянно им следовать бывало слишком скучно и рутинно. — Сам же позвал тряхнуть стариной. За нарушение правил — наказание. Разной степени. Лёгкая, но звонкая пощёчина заставила младшего дёрнуть головой. Хватка на подбородке усилилась. — Зачем ты здесь? — Потому что мастер так захотел. Улыбки на лице доминанта не было видно, но снисходительный вздох Хван услышал отчётливо. — Дисциплина всё ещё хромает, я погляжу. Твои сабы так же с тобой огрызаются? Ответ. — Нет, мастер. — Ты забываешь о своём положении в этой комнате. Но ничего, я заботливый дом, я напомню. После этих слов Минхо положил два пальца на его плечо и надавил. Джин быстро понял команду опуститься на колени и сделал это, не разрывая зрительного контакта. Шатен застегнул на худых запястьях кожаные мягкие манжеты и соединил тонкой цепочкой спереди. Над головой Джина всё это время висел крюк. Толстая верёвка, привязанная к нему, была перекинута через металлическую петлю на потолке, чтобы регулировать высоту. Минхо закрепил на крюке цепочку от наручников, подняв запястья вверх, а затем отрегулировал высоту так, чтобы брюнет встал на цыпочки. И без того стройное, тело вытянулось, теперь стали просматриваться рёбра. Нежное, без единой царапинки, шрама от прошлых сессий. Обманчиво девственное. — Мы попробовали почти все игрушки отсюда, — досадно цокнул он, выбирая что-нибудь подходящее. — Есть предпочтения? Он взял в руки кожаную повязку на глаза и встал к Хвану спиной. Ремень застегнулся на затылке, погрузив юношу во тьму. Опасную и такую сладкую. Мягкую, щекочущую, холодную и обжигающую, острую, как новое лезвие. — Как пожелает мастер. Хёнджин ничего не видел, но был уверен в том, что мужчина улыбался. — А я уже засомневался в твоём воспитании. Согласись, ты же идеально вписываешься в эту комнату. Он всё-таки что-то взял из шкафа помимо повязки. Что-то маленькое, но доставляющее слишком большие ощущения. Металлическая насадка-коготь на указательном пальце начала свой путь от правого локтя по лопаткам и до левой стороны поясницы, с несильным нажатием. Царапнуть, поиграть. — У меня давно есть своя комната, — голос Джина колебался и извивался так же, как и тело, пытаясь избежать внезапных прикосновений. — Не спорю. И что ты там делаешь? Расскажи своему мастеру. — Обучаю. Покорности и принятию своего тела, ощущений. От затылка до поясницы, по каждому позвонку. Хван захотел выгнуться и податься вперёд, но на живот легла ладонь, тормозя, фиксируя. «Боже, мастера так много». — И сколько у тебя сабов? — Один. В отличие от мастера. Коготь на скорости прошёлся по животу чуть ниже пупка, он не успел напрячь мышцы и зашипел от боли. Останется красная полоса, которая будет щипать. — Один… А как же переписки в интернете? Их ты не считаешь за своих подопечных, — риторический вопрос. — Формат другой. — Вот как… что за поколение? Вами движут лишь деньги, — бока больно сжали, коготь впился в кожу, последовал укус в плечо. — Так и скажи, что просто позвал поругать. — Не только, — он хмыкнул, встав спереди. — Мы веселимся, Хёнджин. — Он опустился на колени, держа за бёдрах, и укусил снова, недалеко от паха. Хёнджин впервые простонал, это было больше похоже на нытьё. Стояк каменный, он практически ощущал на своём члене прикосновения рук и губ, хотя их не было. Это было давно, чертовски давно, но как будто вчера. — Я веселюсь. Хотя, может, ты посчитаешь это местью. — И за что же ты мне мстишь? Унизишь меня так, как я унизил тебя? Уйдёшь от меня? По комнате прошёлся тихий, но уверенный смешок, а Минхо и вправду ушёл куда-то. Не выдержал нападок со стороны саба? Стук каблуков туфель был где-то рядом, открылась дверь. — О, нет, зачем мне уходить? Он снова улыбался. С долей ехидности, как будто собирался победить, но чем? Хёнджин услышал звон цепочки. Он вёл кого-то на поводке, кого-то третьего. Одного из его сабов? Хван не удивлён, совсем. Он буквально тыкал его носом в это, показывал пальцем. — …Зачем лишать себя веселья? Подойди к нему, не стесняйся, — вторую фразу он произнёс тише, обращаясь уже к парню. Или девушке? Хёнджину предстояло отгадать загадку, но пока он об этом не знал. Чужое дыхание коснулось области паха, губы едва дотронулись до плоти, поцеловали у основания. Маленький язычок, старательный, движения до боли знакомые, он узнает их из сотни. Оставалась лишь последняя деталь — миниатюрная ладонь, обхватившая бедро. — Феликс? Хван сильнее сжал в руках цепь и шумно выдохнул — его член заглотили почти наполовину. Тепло и мягкость стенок медленно сводил с ума, не позволяя ясно мыслить, перебирать варианты, но он привык полагаться на чутьё. Феликс, никто иной. Минхо обещал веселье. — Какой умничка, правильно. Частенько такое практиковали? Факт того, что это правда, кружил голову похлеще минета. Это было слишком абсурдно, до такой степени, что он думал, что Ли шутил. — Блять, ты врёшь, — Джин сглотнул слюну. Он пытался держать себя в руках. Одно дело — они вдвоём, другое — при постороннем. — Феликс, это правда ты? Раздался короткий шлепок кожи о кожу, левую лопатку обожгло болью, и брюнет не сдержанно взвизгнул, не ожидав удара. Всё, точка невозврата. Его член никогда не был у кого-то во рту, пока мастер орудовал стеком. Колючая волна мурашек прошлась от спины и остановилась аккурат в паху, послав нужные импульсы. Боль породила возбуждение. — Он не ответит, — холодно пояснил Ли, медленно шагая вокруг него. — Сейчас он слушается только меня. Понимаю, обидно, мистер собственник, но просто признай, что это весело. — Он ударил рядом, почти в то же место, но в этот раз юноша успел напрячься, расслышав свист. Тело предпринимало попытки увернуться, но умом он понимал, что не выйдет как ни крути. — Такого рода унижений ты не ожидал, да? Твоему сабу наверняка было интересно, какой ты в роли нижнего. Каким ты можешь быть покладистым, ласковым и принимающим в моих руках… Феликс заглотил глубже и издал грудной стон, Хёнджин покрылся румянцем от ушей до шеи. Он пытался быть тихим, но стонов выливалось слишком много: от ударов по ягодицам и икрам, от приятного на контрасте минета, от всей этой постыдной ситуации. Возбуждение держало его в узде, негласное правило кончать только по приказу било по вискам, напоминая, возвращая ясность ума, а боль дополнительно отрезвляла. Благодаря всему этому он находился в сознании. — Голодный… Минхо продолжал ходить вокруг них. Когда он увидел юношу в квартире соседа, то не сразу узнал его. Оказалось, Хван просто был похож на зелёную версию себя — никем не тронутый, простой и даже немного скучный. У Ли в тот вечер впервые за несколько месяцев зачесались руки. Только он калечил Джина, он собирал обратно, лечил, укрывал, ласкал, воспитывал. Душа потихоньку оттаивала с каждым следом, остающимся на чистом нагом теле, зуд унимался, на время. «Одна сессия». Как одинокая сигаретка, найденная в кармане старой куртки после года воздержания. Он собирался как следует оторваться, и он это сделал. — Кончай, — одним шёпотом произнёс Ли, укусив напоследок его за мочку уха. Рука по-хозяйски сжала горло, голова запрокинулась. Раздражённая стеком спина встретилась с шершавой одеждой, кончик указательного пальца обвёл пупок. Хван тяжело дышал, находясь в эпицентре фейерверка, небольшими порциями спуская в рот Феликсу, которому разрешили не глотать. Вместо этого тот продолжил ласкать его языком как не в чём ни бывало, позволяя сперме пачкать лицо, пошло течь по подбородку и капать на пол. Потрясающее зрелище. Когда Хёнджина отпустила эйфория, наступила стадия осознания произошедшего, но и тут Хо не растерялся — повернул юношу к себе и долго целовал. Глаза под маской слезились.*
Маленькая кухня в студии отделялась от «игровой» комнаты стенкой, изолируя пространство для удобства, чтобы банально сидеть пить чай и не смотреть на скомкавшиеся простыни, на которых чего только не происходило. Минхо убирался, специально оставив младших наедине. Им было, о чём поговорить. — Это он тебя подослал, да? — после долгой тяжёлой паузы начал Хван. — Не лги мне. Феликс сидел с виноватым видом по ту сторону столешницы. На Джине был шёлковый халат, выглядел он обновлённым, другим, полным сил, не считая того что сидел он аккуратно и не прислонялся ни к чему спиной. Ликс точно мог сказать, что сейчас перед ним сидел его дом. Где же тот самый стыдливый румянец? — Я… — врать и юлить, оправдывать самого себя и тем более Минхо было бесполезно. Блондин вздохнул. — Да, но всё не совсем так, Джин… Ему было достаточно одного «да». — Не мог смириться с тем, что я сам по себе, — Хван отвернулся в сторону, отпивая чай. Рассуждал вслух. — Вот и отправил гонца. Иначе откуда бы Минхо узнал про Феликса? — Мне с вами обоими хорошо, — искренне продолжал младший. — Твой подход чем-то схож с его, но он всё равно другой. — В нём есть кое-какой изъян. И ты, Ликс, только что зацепился за него, и всё рухнуло. Это отношения. Между двумя людьми. Ты с самого начала обещал не изменять мне, — брюнет смотрел на него с презрением, кутаясь в халат и опираясь одним плечом на спинку стула. Он общался с ним через силу. — Мой саб — однолюб, — пояснил Феликсу откуда-то взявшийся Хо. Сложив руки на груди, он встал в дверном проёме. — Он чертовски ревнивый. — Я не твой саб, — бросили вдогонку. — Слегка заблудший, теперь ищущий себя в чём-то новом. Я не против, тебе это идёт. Но мне кажется, что счастливей ты становишься именно под моей рукой. — Слишком много ты о себе возомнил, — посмеялся он. — А я думаю, что говорю правду. — Ты вообще обещал, что эта сессия только для нас. По-моему это интимный диалог. Хёнджин не собирался скрывать что-то от Феликса, он просто хотел уберечь его от лишних эмоций по поводу ругани старших. Ликс едва заметно поник. Он и так сидел тише воды ниже травы, но тут ему дали команду сверкать пятками, однако Минхо его остановил, положив сидящему парню руки на плечи. — Поэтому Феликс останется. Он тоже мой саб, как и твой. — У тебя их полно, чем же он отличается? — Он второй, после тебя. И последний. С остальными я больше не работаю. Зуд в тот вечер был настолько сильным, что, кажется, проник под кору мозга и заставил его отказаться от всех. На хмуром лице Хвана промелькнула искра, в которой Ли разглядел надежду на прощение. Принципы доминанта оказались не такими непоколебимыми. — Хёнджин, возможно, ты и однолюб, но мой подопечный только что отсосал тебе, как в последний раз. Стоит только принять его, принять меня. Ответь, я заслуживаю второй шанс? Брюнет задумчиво вздохнул.