Это гребаная ирония.
Дилюк наверняка смог бы оценить ее по достоинству, если бы не мчался сейчас вперед, выжигая последний бензин, подгоняемый собственной тревогой и страхом. Восемь месяцев назад он покинул убежище «Рассвет», не в силах больше находиться там, с
ним под одной крышей. Теперь же не может унять собственное сердце, комом застрявшее где-то в горле с того самого момента, как услышал от разведчиков на базе «Ваншу», что Варка перестал выходить на связь. Радиомолчание вот уже как три недели.
«Это не к добру», — думает он.
«Да они уже наверняка все подохли», — заявляет ему разведчик, прежде чем кулак Рагнвиндра с вязким хрустом ломает ему нос.
Три недели — достаточный срок, чтобы добраться до «Ваншу» или любого ближайшего убежища. Хватит с запасом, но никто из «Рассвета» не объявился за это время на радарах. Дилюка начинает мутить от одной только мысли. Он сильнее сжимает руль в онемевших пальцах, только бы дотянуть, лишь бы хватило бензина. Он должен удостовериться, что все живы.
Возможно, радиовышка накрылась, и с ними всё в порядке. Альбедо чинит ее в своей неторопливой манере, ежечасно прерываясь на то, чтобы поразвлекать Кли историями или порисовать вместе, даже не представляя, какая шумиха образовалась среди выживших вокруг оборвавшейся с их базой связи. Разошлась, словно круги на воде. Варка обязательно посмеется, узнав как быстро на него повесили ярлык мертвеца. На них всех.
А что сделает Кэйа, когда он вернется? Как отреагирует? Наверняка захочет ему врезать.
Дилюк тихо фыркает под нос, на секунду отвлеченный от тревоги, сидящей остро заточенным ножом под ребрами.
Когда до базы остается пара километров, машина издает предсмертный хрип и глохнет. Дилюк внутри отчаянно ругается и со всей дури лупит по рулю, пока старый седан, подобранный им по дороге, продолжает по инерции катиться вперед, преодолевая еще несколько метров и постепенно теряя скорость. Он выбирается из машины, забирает свой рюкзак с соседнего сиденья и наскоро проверяет все снаряжение. Два километра — расстояние небольшое, но на открытой местности он может встретить что угодно и кого угодно. Одиноко шатающиеся мертвецы не проблема, но если это будет группа или стадо, ему придется обходить, делать огромный крюк, а у него совсем нет на это времени. Дилюк не знает что это, предчувствие или интуиция, ледяными пальцами сжавшая сердце.
Надо спешить.
Он переходит на легкий бег, держась у обочины, готовый нырнуть в лес при любом намеке на опасность на горизонте. Выживших тоже не стоит сбрасывать со счетов. Мало ли на кого он может нарваться на дороге. Ублюдков хватало и до катастрофы, а после количество тех, кто растерял остатки человечности, живя свою последнюю жизнь, стало еще больше. Тех кому плевать, что останется после них, плевать на выживание других и человечества в целом. За годы катастрофы он достаточно насмотрелся на тварей разных сортов, и людей среди них было не меньше, чем пресловутых зомби.
Кроссовки мягко шуршат по асфальту, едва слышно скрипит мелкое крошево автомобильных стекол. Битум под его ногами весь в трещинах, местами уже прорывается трава. Сколько еще лет пройдёт, прежде чем дороги полностью разрушатся?
Стены «Рассвета» показываются впереди. То, что база стоит на месте, странным образом успокаивает. Дилюк замечает несколько военных машин у ворот. Когда это они успели разжиться подобной техникой? Дилюк стягивает капюшон черной толстовки, но на всякий случай вскидывает руку над головой, начиная показывать комбинацию из жестов, служившую паролем, позволяющим опознать своих. Если Эола или Эмбер, дежурящие на стене, вдруг не узнают его лицо, пароль сработает стопроцентно — даже если они сменили его, старую комбинацию примут тоже и не станут без разбора стрелять. Он ускоряется, преодолевая оставшееся расстояние. Сколько бы Дилюк ни старался, он не видит наверху в смотровой башне никого, стена над воротами тоже пустует. Ледяной узел сворачивается в животе. Что-то не так. На стене всегда кто-то есть. Это безопасность. Это их непреложные правила выживания. На базе есть дети, никто не стал бы пренебрегать осторожностью, рискуя подставить их под угрозу. Что могло случиться? Из-за ворот не доносится никаких звуков. Мертвецов в округе он также не встретил.
Что, если они решили сменить местоположение базы? Но машины…
Дилюк достигает ворот, сердце в груди отбивает бешеный ритм то ли от быстрого бега, то ли от чувства тревоги и липкого страха, опутавшего его руки и ноги, мешая пошевелиться. Он усилием воли сбрасывает оцепенение и осматривает военный внедорожник; когда Дилюк обходит одну из машин, он замечает нарисованный наверняка баллончиком с черной краской на капоте символ: линия, образующая круг, вписанный в него небрежными мазками четырехлистник, глаз с узким зрачком-линией по центру.
Дилюк отшатывается. Символ, известный среди выживших. «Глаз Порчи».
Нет, только не это.
Дилюк переводит взгляд на массивные железные ворота, закрытые изнутри, на пустую смотровую башню. Он невольно сглатывает, пытается унять дрожь в пальцах. Он не сталкивался напрямую с выжившими из этой группировки, но ему доводилось бывать там, где они оставляли следы. Кроваво и грязно.
Они внутри?
Как давно?
Дилюк дергает дверь внедорожника — та не заперта. Смысл закрывать тачку, кто угонит ее? Мертвец? А вот возиться с ключами, когда тебе пытаются отгрызть голову, идея так себе. Дивный новый мир.
Он заглядывает внутрь, в салоне пусто, нет ни оружия, ни личных вещей. В третьей машине Дилюк обнаруживает черную легкую парку — на спине красным выведен тот же символ. Он натягивает ее прямо на толстовку, прячет волосы под капюшон, старательно собирая в хвост все выбивающиеся короткие пряди, перекладывает пистолет в большой передний карман куртки и застегивает молнию, чуть в спешке не прищемив себе кожу на подбородке.
Дилюк знает, как попасть за стену. Идея Кэйи — организовать тайный ход. Он чуть со стула не упал во время совета, когда тот доказывал Варке пользу подобного решения, имея в качестве основного аргумента битву при Хельмовой Пади из Властелина колец. Но сработало же. И пригодилось. Дилюк мысленно вознес хвалу этому болтливому рту.
Он идет вдоль стены слева, выискивая вход. Прислушивается, прежде чем заглянуть на улицу по другую сторону стены. За ограждением слышатся голоса, смех, звенит битое стекло и кто-то громко бранится. Дилюк выжидает момента, когда все шумы стихают, и проскальзывает внутрь.
В узком переулке между двумя домами пусто. Он бросает там рюкзак, который наверняка будет только мешать, если дело дойдет до драки или побега, еще раз поправляет волосы, убеждаясь, что те не торчат из-под капюшона, и шагает к главным воротам. Когда впереди показываются люди, Дилюк судорожно вцепляется в рукоять пистолета в кармане. Если его раскроют, он не сможет найти своих, не сможет узнать, что здесь, черт возьми, происходит, да и выбраться в случае чего шансы невелики. Пристрелит пару ублюдков, пока обойма не опустеет. Даже если сможет выбраться за стену, на открытой местности его подстрелят в считанные секунды. Взять одну из машин — вариант, но скрыться не выйдет. Он чертыхается — стоило проколоть шины, оставив на ходу только одну тачку. Дилюк даже на секунду не задумался об этом, пытаясь скорее пробраться внутрь, оглушенный собственным беспокойством.
Он выходит на свободную площадку у главных ворот и, к его облегчению, никто не обращает на него внимания. Несколько человек что-то тихо обсуждают, периодически срываясь на смех, еще пара сидят на крыльце бывшей цветочной лавки, которую в «Рассвете» отрядили под школу: Альбедо вел уроки, кажется, химию и рисование, Барбара — первую помощь, Кэйа — придуманный им самим предмет — основы выживания. Он чудесным образом смог совместить свое желание проводить время с детьми, развлекаясь и параллельно уча их действительно полезным вещам. Дилюк был на одном из уроков, где Кэйа показывал малышне, как использовать подручные предметы в случае опасности. Примотав толстый журнал к предплечью в качестве импровизированной брони, он предложил всем желающим юным «зомби» испробовать на нем свои зубы, после чего с улюлюканьем носился по комнате, пока не опрокинул мольберт Альбедо и не был схвачен. Покусали его от души, и не только в укрытое «броней» предплечье. Тимми потерял последний молочный зуб, пытаясь прокусить глянцевую плотную обложку, что было воспринято всеми как безоговорочная победа команды «зомби» и сокрушительное поражение для Кэйи.
Дилюк смотрит на окна «школы», ощерившиеся выбитыми стеклами, и сглатывает вставший в горле ком.
Он поспешно отворачивается, взгляд цепляет все тот же символ, нарисованный крупно на обеих створках сомкнутых главных ворот. Бурые подтеки стекают вниз, делая рисунок едва узнаваемым и смазанным. Глаза опускаются ниже, и Дилюк едва удерживает себя от того, чтобы не зажать рот ладонью.
Человек, чье тело привалено к воротам, явно мертв уже больше недели. Отвратительный запах гнилой плоти забивается в ноздри. Дилюк закусывает губу так сильно, что тонкая кожа рвется, медь ощущается тошнотворным привкусом на языке. Несмотря на трупные пятна, некроз и начавшееся гниение, он узнает его немедленно.
Варка. Их лидер, наставник, тот, кто заменил ему отца после его смерти, теперь сидит на земле с перерезанным горлом, небрежно приваленный к воротам спиной. Бурая кровь запеклась на шее и краях отвратительной кривой раны, грязными пятнами впиталась в одежду.
Дилюку кажется, что он не чувствует ног либо земли под ними. Он не может осознать себя в пространстве, не уверен, не упал ли прямо сейчас на колени. Он не может моргнуть, не может отвести взгляд, не может закричать.
Чужая рука падает на плечо, заставляя его подскочить на месте. Реальность обрушивается на голову оглушительно, Дилюк судорожно вдыхает.
— Не встанет, не ссы, — пьяно сообщает ему один из парней, отлепившийся от компании. — Башку мы ему уже прострелили.
Он заходится смехом, а Дилюк радуется тому, что не успел снять пистолет с предохранителя, иначе его попытка быть незаметным закончилась бы прямо сейчас. Он усилием воли заставляет себя отвести взгляд от тела у ворот. Нельзя останавливаться. Нельзя раскрыть себя. Он должен найти остальных.
— Пошли, шоу скоро начнется, — зовет кто-то третий, хватая их обоих за плечи. Голос доносится до Дилюка словно сквозь вату, он послушно переставляет ноги, давая себя увести. Подальше от ворот, подальше отсюда, от истерзанного мертвого тела человека, ставшего ему семьей за последние годы.
Они петляют между домами, в какой-то момент людей становится гораздо больше. Дилюк, пытаясь отвлечься от картины, отпечатавшейся на радужке, автоматически считает число противников: около тридцати человек встречается им по пути. Толпа окружает старую баскетбольную площадку, высокая решетка из тонких прутьев, предназначенная для того, чтобы мяч не улетал за пределы поля, сейчас обмотана по периметру сеткой рабицей.
Арена.
Дилюк сглатывает, запинается, сбиваясь с шага. В висках по прежнему стучит кровь, отбивая бешеный ритм.
— Ты что перебрал, приятель? — его вздергивают вверх прямо за капюшон. — Давай шевелись. Такое нельзя пропустить.
«Приятели» заботливо тычут его в спину и под ребра, проталкивая сквозь толпу к самой решетке. Дилюк едва слышно вскрикивает, когда ударяется грудью о металлическое заграждение, не успевая выставить вперед собой ладони. В ноздри тут же забивается отвратительно знакомый запах разложения. Дилюк упирается взглядом в трех живых мертвецов, прикованных к противоположной стороне арены. Двое из них цепями примотаны за шею, один, припав на колени, пытается ползти в сторону вопящих за решеткой людей, капкан плотно обнимает его лодыжку, вгрызаясь шипами в гнилую плоть.
Все они явно обращены давно, возможно месяцы назад, вероятно отловленные на улице. Нет смысла искать в лицах знакомые черты, но Дилюк все равно не чувствует и грамма облегчения. Не нужно гадать, что он сейчас здесь увидит. Он слышал о подобных развлечениях слетевших с катушек ублюдков, но слышать — это одно, а увидеть собственными глазами — совсем другое.
Он не готов. Каждый следующий шаг утягивает его под мутную воду сильнее, на самое дно.
Кто…
Он не успевает додумать эту мысль, как толпа напротив, примыкающая к двери на площадку, взрывается громкими криками. Дилюк не может рассмотреть причину такой радости, пока несколько человек не отгибают металлическую сетку, расступаясь и проталкивая кого-то внутрь.
Воздух застревает в груди, и Дилюк не может сделать вдох.
Кэйа вваливается внутрь. Едва переставляя ноги, он делает от силы пару шагов и падает на колени от сильного толчка в спину. Утоптанный песок и пыль чуть взлетают, потревоженные его шагами, прежде чем осесть на землю снова. Сетка опускается на место, за его спиной щелкает замок на воротах, отрезая пути к отступлению.
Дилюк судорожно впивается пальцами в металлическую сетку, приникая ближе, силясь рассмотреть неподвижно застывшую фигуру на арене. Кэйа не пытается подняться на ноги, его руки безвольно висят вдоль тела. Он не поднимает взгляд от песка перед собой, не поворачивает головы на утробно рычащих тварей, рвущихся с цепей. Ни-че-го.
У Дилюка мурашки ползут по спине от ледяного ужаса, сковавшего тело. Почему он не двигается? Почему?!
— Блять, я же говорил, зря тогда выпустили девчонку, — раздается недовольный голос рядом. Какой-то ублюдок тычет Дилюка локтем под ребра, привлекая внимание. — Если б еще придержали ее, он бы дрался как обычно до последнего. А теперь что? Какой смысл смотреть на того, кто и сам решил сдохнуть?
— Ты идиот? — звучит другой голос рядом. — Не насмотрелся еще, как он их колошматит который день голыми руками? Видел, что с его лицом стало, когда ей перегрызли глотку. Чистый кайф! Куда лучше хорошей драки момент, когда кто-то вроде него, — кивает подбородком в сторону застывшей на арене фигуры, — теряет последнюю надежду.
Дилюк щелкает предохранителем, и в шуме толпы, бурлящей ожиданием зрелища, звук совсем неразличимый. Ярость топит его с головой. Он хочет пристрелить ублюдка прямо сейчас. Всех их.
Но не может.
Правда в том, что Дилюк совершенно не знает, что делать дальше. Как вытащить Кэйю отсюда. Силы настолько неравны, что открытое противостояние равносильно самоубийству. Его пристрелят, прежде чем он успеет произнести чужое имя. От собственного бессилия хочется взвыть. Развитие событий, где он становится беспомощным свидетелем чужой смерти, неспособным сделать хоть что-то, кажется все более реальным. Стоит ли ему уйти, попытаться отыскать других выживших, пока все заняты зрелищем? Взгляд снова устремляется к Кэйе, а внутри будто серый пепел, оседающий в легких и горле, мешающий дышать. Он не сможет сдвинуться с места. Дилюк мысленно распинает себя, но ноги будто приросли к земле. Он не оставит Кэйю снова.
Взгляд прикипает к неподвижно застывшей на арене фигуре. Дилюк ловит детали, замечает синяки на предплечьях и левой скуле, желто-фиолетовыми пятнами покрывающие кожу. Одежда, местами рваная, вся покрыта грязью и запекшейся кровью. Сквозь прорехи в ткани проглядываются ссадины, покрытые корками запекшейся крови. Он не может различить, что с правым глазом: начиная ото лба и переходя на скулу лицо пересекает криво рассеченная рана. Порез не глубокий, но веко плотно закрыто, засохшая кровь покрывает тонкую кожу, иссиня-черные пряди челки налипают на рану, и невозможно понять, цел ли глаз. Дилюк судорожно выдыхает. Кэйа на арене не первую неделю, его раны заставляют содрогнуться, но хуже всего — его лицо, абсолютно пустое. Нетронутый глаз чуть прикрыт, Кэйа смотрит в песок, безучастный и к крикам толпы, и к реву тварей, гремящих цепями в нескольких метрах от него.
Он хочет схватить любого из головорезов за горло, вжать в сетку так, чтобы искры из глаз посыпались, и выспросить, узнать подробности того, что с Кэйей произошло. О чьей смерти они говорят, захлебываясь садистским удовольствием?
Но нельзя. Ничего нельзя. Только смотреть.
И он замечает, как медленно Кэйа тянется вперед, пальцами перебирая по песку и мелким камням. Он касается чего-то, и едва заметная волна дрожи пробегает по его телу. Поднимает с песка находку, втоптанную в землю. Дилюк придвигается ближе, пытаясь рассмотреть. Грязно-белый комок искусственного меха весь в земле и медных разводах, большая деревянная бусина, отделяющая хвост от тела. Это игрушка Кли.
Лицо Кэйи все такое же пустое, словно посмертная гипсовая маска. Дилюк с первобытным ужасом, ломающим ему хребет, осознает: Кэйа и правда не будет защищаться.
Толпа, наконец заметив движение, взрывается криками и оскорблениями. Становится настолько шумно, что не слышно даже рычащих мертвецов, без устали испытывающих на прочность цепи.
Он заставит Кэйю прийти в себя, чего бы ему это ни стоило. Дилюк складывает рупором ладони.
— Кэйа!
В общем гомоне тяжело расслышать хоть что-то, но тот мгновенно вскидывает голову, взгляд неверяще шарит по толпе, замирая на Дилюке, цепляясь за него, будто за якорь. Долгие несколько секунд Кэйа смотрит ему прямо в глаза.
Узнал его голос спустя месяцы, проведенные порознь. Безошибочно нашел в толпе, несмотря на скрытое почти полностью лицо. Нервная дрожь проносится по позвоночнику, и Дилюк сглатывает ком, застрявший в горле. Во взгляде Кэйи на миг столько всего: узнавание, неверие, страх. Дилюк чувствует лавину этих эмоций, льющих через край, но все быстро заканчивается. Кэйа берет себя в руки, его лицо расслабляется, принимая равнодушное выражение.
Дилюк видит, как чужие губы складываются в его имя. Без труда может прочитать его по одним движениям, даже если голос Кэйи тонет в реве толпы. Следующее слово, произнесенное беззвучно одними губами, заставляет Дилюка застыть на месте, ощущая ледяные глыбы, растущие внутри, разрывающие его внутренности острыми гранями.
«Уходи»
Маска трещит. Брови Кэйи болезненно изламываются, лицо искажает вина и усталость. Дилюку кажется, что он плачет, но глаза Кэйи остаются сухими.
«Прошу»
«Сейчас!»
— НЕТ! — что есть мочи орет он. «Приятели», трущиеся у решетки по соседству, недоуменно переглядываются, но Дилюку плевать — если начнется заварушка, он передушит их всех голыми руками. — НЕ ДАЙ ИМ СЕБЯ УБИТЬ! Сражайся!
Это его шанс! Дилюк бросается вперед, впиваясь пальцами в ячейки сетки, мотает головой со всей яростью, он хочет чтобы Кэйа
понял.
Я не уйду без тебя.
Кэйа долго смотрит на него, скользит взглядом по лицу: губы, прямой нос, глаза — плавящаяся киноварь. Он медленно моргает, будто отпечатывая образ в своей голове, после чего разрывает зрительный контакт и склоняет голову ниже — волосы падают на его лицо, скрывая тенью эмоции.
Нет. Нет. Нет. НЕТ! Черт возьми, Кэйа! Пожалуйста…
Фигура на арене остается неподвижной еще пару минут, за которые в голове Дилюка складывается около десяти самоубийственных планов. После чего Кэйа запихивает грязную игрушку в карман и, уперевшись ладонями в землю, начинает медленно подниматься на ноги. Он вскидывает голову, наконец бросая взгляд на мертвецов, мечущихся у противоположного края арены, сжимает упрямо челюсти и принимает боевую стойку, готовясь к рывку.
Толпа взрывается восторженными воплями, и на том конце арены, за решеткой, кто-то торопливо принимается отматывать цепи, спеша спустить тварей на жертву.
У Дилюка ноги чуть не подкашиваются от облегчения. Оно топит его, сминает тело и ломает кости, словно огромная снежная лавина.
Им только нужно выиграть немного времени, и он вытащит Кэйю отсюда. Обязательно вытащит.
Тем временем Кэйа не собирается ждать, пока цепи будут распутаны и на него спустят мертвецов. Он срывается с места, обходит распластавшееся на песке тело сбоку, ловко уворачиваясь от его крючковатых пальцев — тот все еще на привязи и не способен сдвинуться с места. Ботинок с силой опускается ему на спину, ломая позвонки и прибивая тварь к земле, мертвец булькает и захлебывается рычанием, не прекращая тянуть к Кэйе руки, скребет ногтями по голени. Второй удар обрушивается на череп, треснувший под подошвой, будто перезревший арбуз. Толпа орет, они лупят по металлической решетке, лязг и скрежет ввинчивается в уши вместе с головной болью. Кэйа давит ногой на зажатую в капкане конечность переставшей шевелиться твари. Кость ломается, и тот наклоняется, берет схлопнувшийся капкан в руки, вытряхивает оттуда прилипшие лоскуты плоти и одежды. Массивные металлические скобы все еще прикованы цепью с два пальца толщиной к ограждению, но длины хватит, чтобы как следует размахнуться и пробить кому-нибудь голову. Кэйа меняет хват, примеряясь. Теперь не безоружен. Дилюк чувствует восторженный адреналин на секунду, но тут же пугается — что, если его просто пристрелят за такое самоуправство?
Но стадо гудит восторженно, раздаются одобрительные выкрики и даже аплодисменты. Дилюк сжимает челюсти, продолжая напряженно следить за Кэйей взглядом.
— Похоже, демон вернулся! — возбужденно орет ему в ухо пьяный голос, чья-то рука тяжестью валится на плечо. — Может, продержится еще пару дней, пока не поймет, что остался последним. А потом…
Незнакомец проводит большим пальцем по шее в очевидном жесте и громко смеется. Дилюк вцепился бы ему в волосы и бил башкой о прутья решетки, пока тот не оставит на ней все мозги, но он стоит на месте в оцепенении. Услышанное раскаленным клеймом горит в мыслях. Кэйа последний… что это значит? Где остальные? Он видел только Варку.
Нет. Это же не может быть правдой? Дилюк сжимает ладони в кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Перед глазами все плывет и смазывается на секунду в приступе паники. В какой чертовой Вселенной такое дерьмо могло случиться?!
Он не дает себе погрязнуть в этих мыслях, сосредоточившись на том, что происходит на арене. Сначала вытащить его. Одна задача, после — все остальное.
Кэйа размахивается для удара и сносит ближайшей твари челюсть — пробил бы и голову, но с той стороны решетки кто-то вовремя натягивает цепь, оттаскивая монстра чуть назад, и Кэйа промахивается. Он вскидывает голову, яростно впираясь взглядом в людей по ту сторону решетки. Кэйа делает вторую попытку как раз тогда, когда цепи наконец ослабевают и падают на землю, твари срываются с места, путаясь в ногах, в попытке как можно быстрее добраться до добычи. Ему приходится отступить и выпустить из рук свое импровизированное оружие, все еще накрепко привязанное к ограждению двухметровой цепью.
Он отскакивает в сторону, когда ближайший мертвец делает рывок. Кэйа ловко уходит от столкновения, и тело твари врезается в металлическую сетку, а толпа невольно отступает от решетки. Зрители поспешно отстраняются от арены, отдавливая друг другу ноги, толкаясь и бранясь. Мертвец на пару мгновений переключается на вопящую живую массу перед глазами, забывая про юркую добычу рядом. Секунды промедления Кэйе хватает, чтобы подобрать цепь, так и обнимающую шею ходячего трупа и болтающуюся за ним по земле хвостом.
Он набрасывает петлю из звеньев твари на голову — цепь четко попадает в рот, широко открытый в попытке вцепиться в кого-нибудь. Гнилые зубы крошатся, перетертые металлом, и Кэйа продолжает тянуть на себя цепь, вены выступают на руках от напряжения. Он упирается извивающемуся мертвецу коленом в спину, усиливая напор. В какой-то момент шея не выдерживает, позвонки ломаются, голова откидывается назад, и тело падает, продолжая судорожно скрести конечностями по земле, пока Кэйа не пробивает резким ударом ноги череп. Стальная набойка на мыске с чавкающим звуком проламывает хрупкие кости. Толпа ревет.
Кэйа резко оборачивается — совершенно дикий затравленный взгляд скользит по лицам, он загнанно оглядывается в поисках врага. Оставшийся мертвец оказывается слишком близко. Кэйа не успевает отшатнуться, и чужие руки, покрытые трупными пятнами, впиваются стальной хваткой в плечи и валят его на землю. Ходячий труп нависает сверху, всем весом вдавливая сопротивляющееся тело под ним в землю. Кэйа упирается одной ладонью твари в лоб, пытаясь держать подальше от себя рвущие воздух челюсти, второй пытаясь отцепить тонкие узловатые пальцы, впившиеся в кожу.
Дилюк готов сорваться. Пара минут у него уйдет на то, чтобы взобраться на арену через ограждение, можно лезть прямо по сетке. Но что потом? Их обоих просто пристрелят как собак. Он мечется глазами в поисках чего-либо, но озарение, хоть отдаленно похожее на план, все не наступает. Невозможность что-либо предпринять убивает его, заставляя кровь яростно кипеть внутри. Он зол на себя — в первую очередь за то всепоглощающее отчаяние, что никак не получается прогнать из мыслей.
Кэйа яростно рычит, наконец изловчившись, упирается коленом мертвецу в грудь и одним мощным рывком сбрасывает его с себя. Он тяжело поднимается на ноги почти одновременно с ходячим трупом. Их обоих шатает практически одинаково, из груди Кэйи рвется заполошное хриплое дыхание. Короткая потасовка не на жизнь, а на смерть выматывает его за считанные секунды. Вряд ли он нормально спал все это время, не говоря уже о еде или медицинской помощи. Дилюк стискивает челюсти, вспоминая о своем рюкзаке, оставленном в переулке. Надо забрать. Там аптечка.
Кэйа пятится, когда мертвец наступает на него. Дает себе короткую передышку, глубоко дышит, восстанавливая спокойный ритм, будто перед последним рывком.
Вдох. Выдох.
Он срывается вперед сам, подныривает под протянутые к нему руки, врезаясь плечом в грудную клетку, ударяя всем своим весом. Раздается хруст, и тварь, качнувшись, начинает заваливаться на спину. Кэйа отскакивает, восстанавливает равновесие и тут же отвешивает мертвецу пинок, отправляя того на землю. Вопли головорезов вокруг смешиваются в нечленораздельный рев. Еще один череп ломается под подошвами его ботинок.
Дилюк замирает. Что дальше? Это ведь закончилось? Господи, пусть они оставят его в покое.
Он судорожно следит за тем, как несколько человек отгибают рабицу напротив входа на площадку, дверь распахивается и навстречу Кэйе выходят несколько человек, у каждого на одежду нанесен символ группировки. Один из них, высокий мужчина в балаклаве, вскидывает пистолет, направляя его пленнику прямо в лицо.
Секунда, Дилюк понимает, что бессознательно сжал рукоять пистолета.
Кэйа никак не реагирует на дуло, которое практически упирается ему в лоб. Его грудь ходит ходуном, дыхание никак не восстанавливает спокойный ритм, руки едва заметно дрожат от напряжения. Он оборачивается, мажет взглядом по толпе, находит Дилюка, на секунду обжигая его лихорадочно горящим глазом.
Мужчина в балаклаве сплевывает в сторону, явно раздраженный тем, что на него даже не смотрят.
— Давай шевелись! — он тыкает дулом Кэйе в висок, привлекая внимание. — А вы приберитесь тут.
Кэйа прикрывает глаз и послушно следует за людьми, покидающими арену. На Дилюка он больше не смотрит.
***
Дилюк заглядывает в следующую комнату, и удача наконец улыбается ему. Если, конечно, такое понятие как «удача», еще существует в этом гребаном мире.
Кэйа обнаруживается у противоположной от входа стены на грязном матрасе. Он то ли без сознания, то ли дремлет, прикованный наручниками к трубе, выступающей из стены над его головой. Одна рука вздернута вверх, полоска металла впивается в запястье; под собственным весом Кэйа сползает спиной вниз по стене, еще сильнее обдирая кожу в месте соприкосновения. Его голова опущена вниз, лицо скрыто за челкой. Дилюк не может понять, в порядке ли он.
Он мысленно отвешивает себе затрещину. Какое к черту «в порядке»?
Дилюк скашивает взгляд в сторону. В тускло освещенной комнате почти нет мебели, стол да пара стульев, на одном из которых сидит мужчина около сорока на вид, в почти такой же куртке, как та, что красуется сейчас на нем самом. Черный семнадцатый глок лежит на столешнице перед ним — до прихода Дилюка тот гипнотизировал его взглядом.
Мужчина медленно поднимает на него глаза, и Дилюк замечает, что тот пьян.
— Эй парень, покарауль-ка его, мне надо отлить, — он, пошатываясь, поднимается на ноги, опираясь на спинку стула, — а то получится как в прошлый раз…
Дилюк не знает, что там было в «прошлый раз», но уверен, что Кэйа дал им жару.
Он кивает, пропускает к двери плетущееся мимо тело и, прежде чем чужая рука коснется дверной ручки, вытаскивает пистолет из кармана и бьет рукоятью прицельно в висок. Тело заваливается вбок, начиная падать, Дилюк тут же подхватывает его под подмышки, аккуратно опуская на пол во избежание шума.
Пара торопливых шагов, и он опускается на колени рядом с Кэйей, чуть не переворачивая миску какой-то бурды, стоящую на полу. Дилюк осторожно приподнимает его лицо за подбородок, отводит спутанные кобальтовые пряди назад, открывая вид на рану. Вблизи выглядит еще паршивее: края все еще припухшие и воспаленно-красные, наверняка останется кривой шрам. Пальцы начинают едва заметно трястись, он не уверен, что удастся сохранить глаз. У него есть антибиотики, но их преступно мало, а он понятия не имеет, что делать с подобной раной.
Кэйа хмурится, ощущая чужие прикосновения, и приоткрывает глаз; проходят долгие несколько секунд, прежде чем в его зрачке вспыхивает узнавание.
— А вот и кавалерия, — хрипло шепчет он, вызывая у Дилюка тихий смешок на грани зарождающейся истерики.
Дилюк сажает его ровнее, чтобы металл наручников не так впивался в кожу. Кэйа шипит сквозь зубы. Его тело — один сплошной синяк.
Кэйа наконец рядом, не за металлической решеткой, не один, не на грани смерти. Узел, в который скрутились его нервы, немного ослабевает.
— Ты правда здесь? — он тянется свободной рукой к лицу Дилюка, оглаживает мимолетно щеку, давит на лоб, пытаясь разгладить морщинку между сведенными в напряжении бровями. Дилюк надеется, что тот не заметит, как дрожит его нижняя губа и подбородок, но Кэйа всегда был проницательным. — Ну что за выражение лица?
— Я правда… Правда здесь, — он сжимает чужие пальцы в своей ладони, те кажутся ледяными на его щеке. — Я
так опоздал.
— Придурок, — Кэйа тянет губы в улыбке, смотрит ему прямо в глаза, радужка кажется черной в тусклом свете. — Я бы предпочел, чтобы ты совсем не приходил.
— Не говори так, — Дилюк не может избавиться от дурного предчувствия, иглами входящего под кожу.
— Люк, я не уверен, что хочу продолжать… — Кэйа не договаривает, голос срывается, слова угасают хриплым шепотом в глотке, но Дилюк понимает. Всегда понимал его с полуслова.
— Кэйа, пожалуйста!
Нет!
Сердце заходится в груди, стремясь проломить клетку ребер.
Нет.
Я не могу тебя потерять.
Дилюк пытается сделать вдох, но не может заставить себя втянуть воздух. Он устал, он чуть с ума не сошел от страха и беспомощности.
Кэйа обеспокоенно вглядывается в его лицо, крепче сжимает пальцы, тянет на себя, чуть приобнимая, насколько позволяет их положение.
— Эй, дыши. Дилюк! — голос звучит испуганно. — Давай так. Я не уверен, что хочу жить, но подыхать здесь я тоже не намерен, — он кивает для убедительности, — и ты здесь не сдохнешь.
Дилюк зло отстраняет его от себя за плечи. Кэйа непонимающе хмурится — наверное, и правда не осознает, насколько Дилюка пугает то равнодушие, с которым он готов был еще там на площадке лечь на землю и сдаться.
Злость всегда была его топливом, и сейчас он как никогда рад этому. Дилюк отдается этим эмоциям, давая ярости, словно дикому пламени, поглотить свой страх, горе и отчаяние. Легкие снова наполняются кислородом, он делает глубокий вдох и поднимается на ноги. Он осматривает трубу, на которой застегнуто второе кольцо наручников, края уходят в стену, штукатурка осыпалась по краям. Возможно, получится расшатать и вытащить хотя бы с одной стороны.
— Знаешь у кого ключ? — без особой надежды спрашивает Дилюк, кивая на наручники.
Кэйа качает головой.
— Если кто-то сюда зайдет, обещай, что выкрутишься и свалишь, — произносит он неожиданно требовательным и серьезным тоном. — Дилюк?
— Лучше заткнись и подвинься, — криво усмехнувшись, он упирается подошвой кроссовка в стену, слева от головы Кэйи, и хватается за железяку, принимаясь тянуть и раскачивать ее из стороны в сторону. Цементная крошка с тихим шуршанием сыплется по стене. Кэйа недовольно хмурится, не получив ответа, но все-таки сдвигается в сторону.
Дилюк тратит добрых пять минут на то, чтобы вырвать трубу из стены. Когда та поддается, он чуть не валится на спину. Мышцы горят от напряжения и отзываются тянущей болью. Кэйа подрывается вперед, ловит за руку, дожидаясь, пока тот восстановит равновесие. Дилюк стирает выступившие капли пота тыльной стороной ладони, помогает Кэйе снять наручники с освободившегося конца трубы. Те остаются висеть металлическим браслетом на его истерзанном запястье. Они найдут способ избавиться от них. Когда выберутся отсюда.
Кэйа неуверенно поднимается на ноги, растирает плечо, онемевшее от долгого нахождения в одном положении. Дилюк стаскивает куртку с тела, лежащего на полу, и перебрасывает ему в руки. Забирает глок со стола, дожидаясь, пока Кэйа застегнет молнию и накинет капюшон. Его лицо знает каждая собака на этой базе. Ворот скрывает нижнюю часть, почти до самого носа, но нет ни единого шанса, что рану, пересекающую правую половину лица, не узнают. Дилюк надеется, что все уже достаточно пьяны, обдолбаны или спят, чтобы они могли спокойно пробраться мимо.
Он берется за ручку двери, окидывая Кэйю внимательным взглядом.
— Готов?
***
Кэйа становится до странного тихим. Молча идет за Дилюком, послушно дает вести себя по темным улицам. Дилюк крепче сжимает узкую ладонь в своей и выбирает дорогу так, чтобы обойти площадь перед главными воротами. Не стоит ему видеть это.
Когда они достигают переулка, ведущего к тайному ходу, Кэйа вдруг неожиданно останавливается.
— Постой. — он будто просыпается, в непонимании хмуря брови. — Почему мы уходим? Нужно проверить, возможно остальные еще где-то здесь…?
У Дилюка сердце пропускает удар. Видимо, Кэйа читает что-то такое в его лице, и его глаз расширяется от шока.
Они оба стоят в тишине долгие несколько минут, не зная как справляться с этим горем.
Кэйа первым шагает вперед, притягивая Дилюка к себе — сжимает его плечи, проводит медленно по спине. Успокаивающе. Наручники, болтающиеся на запястье, отзываются тихим звоном в ночной тишине. Дилюк порывисто обнимает его в ответ, выбивая хриплый то ли выдох, то ли всхлип из сдавленной грудной клетки.
— Я знаю про Варку, — немного погодя тихо произносит Кэйа бесцветным голосом. — Они казнили его первым. На глазах у всех.
Дилюк не хочет слушать — несмотря на все увиденное, это не укладывается в картину его мира. Ему кажется, что этого долгого дня не было. Сейчас он проснется где-нибудь на заброшенной заправке в трех днях пути отсюда, повернет на «Рассвет», решив вдруг вернуться. Джинн встретит его теплой улыбкой, Альбедо сдержанно кивнет, Варка пожмет руку и примется расспрашивать о новостях на других базах. Кэйа будет зол, они наверняка подерутся, но обязательно помирятся. Раз и навсегда.
Но все не так. И так же сильно, как ему не хотелось бы слышать о смерти людей, ставших ему семьей, он хочет
знать обо всем, что здесь произошло.
— Джинн, возможно, выбралась, — Кэйа тянет Дилюка к выходу, подхватывая на пути рюкзак. — Я смог дать им с Лизой немного времени… Наверное, с ней Рейзор и Беннет, я не видел их после там… где нас держали.
Дилюк жмурится, он знает, что нельзя, но надежда расцветает где-то под ребрами. Когда они оказываются за стеной, в угольной черноте под огромным звездным небом, он наконец выдыхает.
— Мы поищем следы.
Кэйа согласно кивает.
Они выбирают ближайший внедорожник. Ключи беспечно валяются прямо на переднем сидении.
— Я не смог уйти из-за Кли… — едва слышно роняет Кэйа, когда они прокалывают шины оставшимся машинам. — Не смог ее оставить.
Дилюк надеется, что ни одна из покрышек не лопнет, оглашая ночную тишину грохотом. Еще он надеется, что это безэмоциональное равнодушие в голосе Кэйи ему только почудилось. Он вспоминает, что у того где-то во внутреннем кармане по прежнему лежит перепачканная в крови и земле игрушка.
***
Неделю спустя на полупустой автостоянке Дилюк неловко шутит, и Кэйа, впервые за все это время, улыбается.
Дилюк замирает, а его сердце, кажется, сбивается с ритма и радостно трепещет в груди. Он хочет сжать Кэйю в объятиях до хруста, хочет поцеловать его, и это открытие, как ни странно, его совсем не пугает.
Позже они находят новую машину. Переругиваются, пытаясь запустить сдохший аккумулятор, толкаясь и затевая глупую возню перед открытым капотом. Кэйа, будто распробовав, улыбается снова, когда мотор, наконец, отзывается ровным урчанием.
Асфальт шуршит под колесами.
— Я хочу отомстить. — тихо шепчет он, уткнувшись лбом в стекло. Дилюк не видит его лица в отражении. За окном проносятся деревья, сливаясь в темноте в сплошную черную полосу.
Он сжимает руль крепче.
— Это можно устроить.
