Останься

— Это больно? - Зейн дёргается, заслышав посторонний голос. Он так спешил в свой кабинет, что даже не проверил, пуст ли тот. Впервые за очень долгое время она не опоздала. Пришла раньше на пару минут, а милая женщина на ресепшене не видела ничего такого чтобы отправить её сразу в кабинет, как постоянного пациента. Руку прошивает ещё один спазм, а накатывающий холод отзывается покалыванием в спине. Ноги легонько подрагивали, и мужчина неуклюже заваливается к стене, прикрывая глаза от усталости. Это должно было закончиться с минуты на минуту. — Зейн! Её встревоженный голос вымораживает остатки благоразумия. Она напугана, и не понятно, чем больше - его евол или состоянием, в котором он находится. И без того редкие удары сердца оглушают полной тишиной, когда плечо начинает гореть от прикосновения знакомых рук. Лёд поступает к самому горлу, заставляя зайтись в приступе сильнейшего кашля. Но то, как уверенно она подхватывает его, сводит с ума окончательно. Температура в комнате стремиться к нулю и в размытом фокусе он видит, как клубы пара спешными облачками покидают уста охотницы. Он делает усилие над собой чтобы остановить это, не позволить проклятью зацепить её. Это не то, что стоило бы видеть. Она не должна была чувствовать обжигающий мороз на своей коже; видеть, как его, всегда статная, фигура, сейчас скручивается от пронзающей тело боли. — Господи, ты горишь... - её шепот сбивчивый. Голос дрожит и руки трясутся, ощупывая горячий лоб мужчины. Так было всегда. Его тело пытается спастись. Противится инею, покрывающему органы; сердцу, замирающему после каждого удара; снежинкам, срывающимся с губ при каждом выдохе. Он хочет, чтобы она ушла, но руки не слушаются, а голова гудит от шума в ушах, от скрежета льда об остатки его самообладания. Зейн льнёт лицом к холодеющей ладони и дышит всё реже, пугая её всё больше. Лихорадка усиливается, в то время как шею начинает застилать белый узор из плотного инея. — Нужно позвать кого-то на помощь. — Останься. - совсем хрипло и как-то уж отчаянно. Его сил хватает лишь на то, чтобы накрыть своей ладонью дрожащую руку на промёрзлой щеке. Это странно, но она слушается его. Пожалуй, впервые за всё то время, что он знал её. Прижимает его теснее к груди, делится остатками тепла и позволяет вслушиваться в биение сердца. Контроль возвращается так же внезапно, как и настигает каждый приступ. Лихорадка сходит на нет, а иней отступает, оставляя за собой капли воды, что быстро чертят дорожки к воротнику, исчезая под взмокшей рубашкой. Они сидят так ещё несколько минут. Ощущая друг друга, держа в ладонях как самое драгоценное. Её руки перестают трястись и ловкие пальцы умело зарываются в копну тёмных волос, поглаживая затылок. Губы осторожно касаются макушки и она что-то шепчет, но разобрать слов не удаётся. В голове такой туман, и шум в ушах только начинает сходить на нет, позволяя услышать тяжелое дыхание над головой. Ему требуется ещё мгновение чтобы наконец-то отстраниться. И тут его практически накрывает вторым спазмом. Только в этот раз не внутренняя зима причина этому. Его глаза темнеют, губы смыкаются в мелкой дрожи, а ладони тянутся к множественным царапинам на теле девушки. Её кожаный корсет и рубашка испещрены мелкими рваностями, и везде на теле алыми росчерками красуются раны. Кровь сочится, пачкая белоснежную ткань, а давление в переносице становится невыносимым. Такого не должно было произойти, не с ней, не от него. Вина лавиной накрыла его с головой, и он не решился даже коснуться её. Не мог даже посмотреть ей в глаза, пока собственные щипало от осознания содеянного. Его дыхание становится неровным, стоит лишь подумать что он сотворил с ней. Не сдержался, не смог контролировать собственный порок, позволил зиме внутри навредить самому дорогому, что он имел. То, что хотел защищать больше всего, и что так отчаянно тянуло его за собой в этот мир. — Я в порядке, Зейн. Всё хорошо, это просто царапины. На заданиях, да даже тренировках, мне попадало больше. - её голос обрушивается ушатом холодной воды, развеивая плотный туман скорби. Ей даже не нужно прикладывать усилий, чтобы заставить его одним касанием ладони приникнуть, словно побитый пёс к ласке. Она тянет его за подбородок, заставляя смотреть в смеющиеся глаза. Девушка восстановила дыхание и широко улыбалась мужчине. Даже сейчас, будучи жертвой, она оставалась достаточно сильной, чтобы тянуть их обоих с того промёрзлого, тёмного дна, куда так стремительно пыталась пробраться каждая частичка его естества. — Не беспокойся так сильно, лучше помоги обработать раны. Ты мой врач в конце концов, и такую кропотливую работу я доверю только твоим рукам. - она смеётся, сжимая плечо мужчины, а он старается утопить тоску в её тёплой улыбке, нежной коже и наигранных всхлипах когда дело доходит до обработки ран. Он забывается в её подшучиваниях и сравнении с грустным псом; в обещаниях не бросить его; приглушенных стонах, когда его губы касаются каждой раны. Пальцы очерчивают каждый дюйм кожи, свободный от одежды, а глаза наблюдают за тем, как красиво тает снег на покрасневших участках. Ещё долго после той ночи зима не приходит за ним, позволяя смыкать глаза без страха, сжимая податливое тело в широких ладонях. Мороз больше не сковывает движений, а сердце не пытается замедлить ход. Всё стало иначе. Зиму заменило лето, палящее солнце её улыбки, горячий воздух, разделённый на двоих, спокойные ночи в руках друг друга, чистое небо её глаз и всё та же фраза, произнесённая шепотом. Когда потеряться в боли окончательно ему мешало лишь трепещущее сердце напротив. — Я никогда не оставлю тебя…