***
Жили-были Старик со своею Старухой… Да только Старику тому было всего-то слегка за тридцать, а Старуха и вовсе парнем-подростком являлась, но то мелочи, на которые редко внимание обращают. Началось всё, когда Волку срочно пришлось уехать из города по работе, а его Красная Шапочка, — а Стайлзу и такое прозвище было дано, за то что с волками бегает, против волков же сражается, да Ардженты — охотники известные — его от Волков спасают иногда, а он вечно в худи красном — в городе, полном сверхъестественного, остался один-одинёшенек, если конечно забыть о немаленькой Стае и отце-шерифе, старающимся отслеживать местоположение своего сына после нескольких попыток и состоявшихся похищений. Остался он один, в большом городе, — хоть Бикон Хилз и довольно маленький сам по себе городок — на широкой кровати, где обычно они с Питером спят вместе, если конечно Шерифа в доме нет из-за ночных смен или срочных вызовов, причём происходить это может как у Стайлза дома, — где кровать, к счастью, не настолько уж большая — так и у Питера в логове, — поскольку иначе как логовом Стайлз отказывается его квартиру называть чисто из принципа. Остаётся, значит, Стайлз один, даже Джон на дежурство ушёл, а остальные члены Стаи давно перестали к нему ночами заваливаться, ибо никаких срочных происшествий давно уже не случалось, что выливается в кучу неприятностей. Стайлз — подросток с шилом в заднице, периодически страдающий бессонницей, которому внутренняя паронойя, — появившейся не на пустом месте так-то — мешает спокойно спать в полном одиночестве, ибо именно в такие моменты обычно и начинает происходить всякие интересные события, в простонародье зовущиеся проблемами. Оттого и сейчас сна у него ни в одном глазу, а завтра, прошу заметить, ему ещё писать контрольную у Харриса, который в целом является ходячим синонимом к слову «проблема». И поэтому сейчас Стайлз не просто скучает по Питеру, как по своему парню или своему волку, он скучает по нему как по личной грелке, не самой мягкой, но очень удобной подушке и по его личному волку-обнимателе. И как раз таки последняя фраза наталкивает его на Мысль. Именно так, с заглавной буквы. Он подскакивает с кровати, путается в одеяле и с громким визгом летит вниз, приземляясь к счастью на всю ту же кровать, выпутывается из тёплого плена, ещё несколько раз чуть не падая, встаёт наконец на пол с победным кличем и, вооружившись откопанным в ящике стола фонарём, направляется к шкафу, начиная рыться в самых его недрах. Спустя минут пятнадцать судорожных поисков, он так и не находит нужную ему вещь, поэтому Стайлз выходит из своей комнаты, собираясь покуситься на святое — шкаф отца, в который он в последний раз заглядывал ещё лет в семь, посчитав, что тот будет лучшим местом для игры с мамой в прятки. Тут он уже действует аккуратней, куда медленнее вытаскивая вещь за вещью, он возится с пакетами, которые, судя по скопившейся на них пыли, лежат в шкафу нетронутыми уже не один год. В голове проносится мысль о том, что стоит прочитать отцу лекцию о том, сколько в таком количестве пыли может жить клещей и в целом всякой противной живности, но она улетает столь же быстро, как и появилась, поскольку Стайлз наконец находит то, ради чего всё это и затевалось. Он осторожно, — насколько это вообще возможно с переизбытком энергии от бессонницы, когда организм, и так не самый здоровый, посылает мозгу остатки энергии, как бы говоря, что он на последнем издыхании вообще работает — убирает вытащенное обратно в шкаф и, слегка пританцовывая на радостях от выполненной миссии, направляется обратно к себе, наконец-то в кровать. Красная Шапочка нашла своего Серого Волка.***
Когда Питер возвращается, он не идёт первым делом сообщать кому-то из Стаи или семьи о своём возвращении, он не закидывает свои сумки в квартиру, оставляя их в машине, он домой то не заходит, сразу направляясь в кровать к Стайлзу — отсыпаться после нервотрёпки с клиентом в его адвокатской конторе и после длительного пути обратно, да успокаивать инстинкты внутреннего Волка, самостоятельно проверяя, в порядке ли Стайлз, на месте ли он, не врал ли во время их созвонов. Как говорится: «Доверяй, но проверяй». Как-никогда актуально, когда твоя пара Стайлз. Особенно, когда твоя пара Стайлз — очень умный, но чертовски непоседливый и любопытный подросток, не всегда способный правильно рассчитать уровень собственный сил, хоть и с высчитыванием сил противника справляется на ура, как и с предостережением всех в стае о необходимости соблюдения осторожности. Он настолько вымотан, что сил хватает только тихо обнюхать Стайлза на предмет кровотечения, да, раздевшись, лечь позади него, становясь большой ложкой. Нового сожителя он пропускает мимо именно из-за усталости, а так бы наверняка спросил и избавился сразу.***
Утро Стайлза встречает лучами солнца в лицо и теплом объятий наконец вернувшегося Волка. Он обнимает Стайлза, крепко прижав к себе, так, что не выберешься, также, как Стайлз прижимает к себе Люка, к которому уже успел привыкнуть за последние несколько ночей. Он вообще стал спасением от бессонницы, пока Питер где-то там прохлаждался по-работе. И ладно, Стайлз знает, что это важно, что единственное, почему Питер вообще уезжает — это необходимость, что тот с радостью засел бы на одном месте, прихватив с собой Стайлза, но жизнь — штука сложная, деньги нужны для обеспечения комфорта, а без него не согласится уже Питер, переживший слишком много неприятностей, чтобы отказывать себе в мелких радостях. Например, таких как зарывание носом в место между плечом и шеей Стайлза, когда тот начинает возиться, пытаясь то ли осторожно выбраться из объятий, то ли наоборот специально Питера разбудить. Что бы он не задумывал, случается второе, за что он получает укус в плечо, когда Питер безмолвно просит успокоиться и не ёрзать. — Ауч! И тебе доброе утро, Волче, кусаться было необязательно, — притворно восклицает и ворчит Стайлз, просто потому что теперь ему не только солнце прямо в глаза палит, но и чужие зубы на плече сменить позицию мешают. А он, может, хотел с утра немного по-заигрывать, соскучившись по чужим прикосновениям, раз уж так хорошо совпало и отца в ближайшие часы не должно быть дома. — Хватит думать о том, о чём ты думаешь, Стайлз, я настроен отоспаться за все предыдущие дни, чего и тебе советую, — всё ещё устало замечает Питер, оторвавшись от чужого плеча. — О, то есть теперь мне не только шевелиться нельзя, но и думать? А чем по-твоему я должен ещё заниматься? Медитировать? — Тебе бы медитация не помешала, будущий друид, но я понимаю, что для тебя это слишком сложно, так что лучше просто постарайся заснуть, — чересчур мягко предлагает Питер, снова утыкаясь в чужую шею, наслаждаясь чужим запахом счастья и довольства, с лёгким привкусом возбуждения. — Оооо нет-нет-нет и ещё раз нет! Ты не возьмёшь меня на слабо, Зомби-дядюшка. Отпусти, я хочу свою порцию утреннего кофе и спуститься подальше от солнца. А, если тебе нужен кто-то для объятий, то у меня есть для тебя предложение, — начинает во всю тараторить Стайлз, умудрившись всё-таки перевернуться к Питеру лицом к лицу, зная, как с утра того раздражает всё шумное и быстрое. Как Стайлз и ожидал, Питер отталкивает его подальше, морщась от утреннего амбра из Стайлзогово рта, выпуская таки его из плена своих рук. Стайлз тут же подрывается, впихивая в объятья Питера Люка, слегка хихикая с получившейся картины, где, не успевший ещё проснуться большой сердитый серый волк обнимает маленького волчонка — мягкую игрушку. Он тут же тянется к тумбочке, чтобы взять телефон и снять компромат, когда со стороны кровати доносится Питеровское рычание, видимо от осознания или ещё каких волчьих замашек. — Стайлз, не смей делать фотографии, а заодно убери это чудовище куда подальше, желательно сразу в мусор, — зло замечает Питер, пока Стайлз судорожно пытается и фото сделать, и отойти подальше, и вспомнить, было ли что в интернете по поводу Волков и мягких игрушек, которое могло бы объяснить такое поведение Питера. Не вспоминает, а попытка отойти спиной заканчивается тем, что он спотыкается об оставленные им же штаны, приземляясь прямо на многострадальную задницу. Удача Стайлза во всей своей красе. Слыша ещё один рык, обычно спокойного Питера, который реагирует так только если Стайлз слишком уж долго проводит своё время обнимаясь и в целом сидя с остальной стаей, но не Питером, что, скорее всего связано с запахами и Волчьими замашками собственников, учитывая то, что тот же Скотт вечно пытается Стайлза как-то коснуться, жалуясь на запах Питера, Стайлз выбирает всё-таки ретироваться на кухню варить кофе и готовить чего на завтрак, откладывая чужое недовольство в долгий ящик.***
Питер спускается вниз, когда Стайлз уже вовсю готовит омлет, подпевая песням с радио, покачивая бёдрами да и вообще наслаждаясь хорошим утром, хоть обычно он не радуется пробуждению настолько, но его парень вернулся, он проснулся в его объятьях, выспался, да и вообще, интуиция так и шепчет, что день сегодня пройдёт хорошо. А потом он оборачивается, видит на лице Питера недовольство, и начинает нервничать. Питер же, заметив это, тут же стирает весь негатив со своего лица и заключает снова его в объятья, шепча ему прямо в ухо: — Я был серьёзен, когда говорил тебе избавиться от этого недо-волка, — и, сначала, Стайлз тает от глубины чужого голоса, тембра да и вообще тепла чужого тела, но потом до него доходит смысл чужих слов и… — Питер, какого чёрта?! Я не собираюсь избавляться от Люка! — Стайлз начинает вырываться, специально заезжая Питеру локтями, куда придётся, искренне оскорблённый чужим завуалированным приказом. — Он что, заговорён ведьмой какой, что ты так на него взъелся? Ничем вроде не воняет, чтобы ты так на него реагировал, — поняв всю тщетность своих попыток на побег, Стайлз успокаивается, размещая подбородок на чужом плече. — Может, Лапушка, ты и не чувствуешь никакой вони, но я не собираюсь позволять тебе пропахнуть этим. Я бы тебя в целом из постели бы не выпускал ближайшие дни, чтобы ты хорошенько так мной пропах, но ты как обычно сумел подпортить мои планы, — голос Питера завораживает, его руки на талии отвлекают от разговора, направляя мысли всё дальше и дальше от попыток выяснить, чем же Люк так не понравился его Волку, а когда его рот ловит мочку уха Стайлз и вовсе теряет связь с реальностью, но вовремя вскипевший чайник возвращает его обратно. Стайлз тяжело дышит, всё-таки подросток, гормоны во всю отвечают на чужие поддазнивания, но любопытство, как и обычно, мешает заткнуться и наслаждаться, побуждая его отодвинуться подальше от соблазна, хоть и не очень уж сильно, Питер то отпускать его не хочет. — Так чем «этим» настолько пропах Люк, что ты реагируешь на него, как на Эрику? Неужто ревнуешь, что я тебя, самого опасного и манящего Волка, променяю на этого милашку, — Стайлз прекрасно умеет понижать градус напряжения, особенно когда дело касается Питера, но в этот раз, видимо, его слова действуют диаметрально противоположно, ведь Стайлз буквально чувствует как дрожит чужая грудь подавленным рыком. — Я не ревную, Лапушка, но а ты уж больно напрашиваешься на длительное отмывание от всего постороннего. И да, не думаю, что тебе так уж по-нраву пахнуть запахом чужого секса, словно ты извращенец, подсматривающий за собственным отцом прямо из гущи событий. Стайлз резко отшатывается из-за чужих слов, начинает заваливаться назад, чуть ли не падая, но Питер спокойно его ловит, а потом начинает размахивать руками во все стороны, пытаясь показать всю степень отвращения от того, что Питер вообще допустил такую мысль. Его всего передёргивает, а от невольного представления того, чему свидетелем мог стать Люк становится только хуже. Поэтому Стайлз, как ответственный взрослый решает разобраться с проблемой сразу — игнорировать её до момента её исчезновения, а также засунуть Люка в стиралку до тех пор, пока запах полностью не выветрится, а потом позволить ему пропахнуть уже им с Питером, о чём сразу же тому и заявляет. Питер сильно довольным не выглядит, но Стайлза наконец отпускает, поскольку омлет подаёт первые признаки подгорелости, а сам идёт варить кофе, ведь «Лапушка, то, что ты называешь кофе — жалкая пародия на него, не заслуживающая существования. Растворимый. Отвратительно. А варить натуральный кофе надо уметь, чего в твоём списке способностей, увы, не значится.» Когда они позже уже вовсю завтракают, делясь событиями, успевшими произойти за время их отсутствия в жизнях друг друга, Стайлзу приходит в голову всё-таки поинтересоваться. — Зомби-волк, а, зомби-волк, а кем же помимо отца мог пропахнуть Люк, учитывая то, что тот давно уже никого не приводил? Я же заметил, если бы такое произошло. Питер смеряет его взглядом, словно бы размышляя, стоит ли отвечать, но Стайлз видит демонят в его глазах, как бы предупреждающих, что это точно будет чем-то ошеломительным. Начиная нервничать, Стайлз отпивает кофе, чтобы смочить пересохшее от напряжения горло, о чём тут же жалеет, ведь следующие слова Питера приводят к тому, что набранное кофе выходит обратно через нос, заставляя Стайлза ещё несколько минут пытаться откашляться. — Никого необычного, всего лишь твой отец и его помощник, Пэрриш. Мне кажется абсолютно нормальным моё нежелание, чтобы ты пах их сексом.