Ревность

В дверь комнаты полукровки постучали. Это был знакомый стук — слишком часто он его слышал — так что Скэриэлу даже не нужно было открывать, чтобы узнать, кто решил к нему наведаться. Однако всë равно он был для Лоу неожиданен. На пороге комнаты стоял его парень. Готье уже успел переодеться после того, как они совсем недавно вернулись с двух лекций в Академии — на нëм красовались растянутые штаны, водолазка, носки и кроссовки, которые тот обувал, если собирался прогуляться по общаге. Скэриэл же, завалившись в свою комнату, только и успел, что стянуть с себя галстук-удавку и пиджак, кинув их на ближайший стул. С их расставания, что произошло минут десять назад, чистокровный, как подметил брюнет, по состоянию своему не изменился — Хитклиф по-прежнему выглядел ужасно сонным, держал глаза полуприкрытыми, и, казалось, передвижение давалось ему с трудом. Не удивительно, ведь со вчерашнего дня они оба ещë не ложились. Причина была в ночных гулянках, устроенных Оливером. Тому без своего парня, которому вот именно в период празднования дня всех влюблëнных пришлось уехать на пару дней в Септентрион на выездное выступление, было грустно и одиноко. Скэриэл мог его понять. Если раньше такое поведение он бы в голове назвал «идиотским», то теперь, когда уже отвык без Готье быть неделями — больше не нужно было мотаться по делам в Запретные земли так часто — ловил себя на мысли, что даже день не видеть своего любимого для него было тяжело. Однако сонное состояние что-то не помешало Готье сегодня с нежной улыбкой бодренько получать подарки от тех куриц, которые окружили его после первой же лекции. — Ты чего это тут? — удивлëнно, но наигранно радостно спросил полукровка, натянув на лицо свою привычную улыбку. Он был уверен, что Готье, не спавший всю ночь, сразу же по приходу в общагу заляжет до вечера, и на самом деле брюнет был бы рад такому исходу, ведь видеть сейчас чистокровного не хотелось. Вернее нет. Хотелось видеть Готье всегда. Постоянно. Никуда не отпускать. Но не сейчас. Не когда он злился. Не когда он желал что-нибудь сломать, например, холодильник, из которого по приходу сразу же вытащил запрятанную в укромном месте банку пива. Или выкурить пару тройку сигарет. Не когда он понимал, что своей злостью может ранить своего парня. Но вот Готье здесь. И он очень постарается сдержать себя. Очень. — Хотел кое-что отдать. — чистокровный слабо улыбнулся. Тем девицам улыбался точно также. — Можно войти? Лоу ещë открыв дверь подметил, что парень что-то держал у себя за спиной. Что там догадаться было не трудно, особенно зная, какой сегодня день. Только идиот не сложит два плюс два. Но нужно было продолжать играть роль. — Отдать? Что же? — с яркой улыбкой спросил брюнет, чуть выгнув одну бровь. Да, вот так. Удивление, граничащее с интересом. — И что за вопрос? Заходи, конечно! Скэриэл чуть отошëл от двери в сторону, пропуская Готье вперëд, а затем закрыл еë за ним, сразу же поворачивая щеколду. Ему было плевать, когда ведьма Хостил, комендантша, врывалась к нему, тем более, что за последние пару месяцев она наконец начала отставать, однако он терпеть не мог, если та решала заявиться, когда здесь был Готье. Никто не смел их прерывать. Особенно одна возомнившая о себе старуха-чистокровка. Готье тут же войдя в комнату развернулся к нему. На лице его продолжала играть улыбка, которую не сложно было отзеркалить. В иные дни она бы вызывала приятное тепло на душе полукровки, но сейчас там разгорелся самый настоящий пожар, который желал одного — разрушать. Главное ненароком было не обжечь его. — Ну? Что там у тебя? — брюнет скрестил руки, с нежной улыбкой и всë ещë выгнутой бровью смотря на Хитклифа. Несмотря на то, что Готье, он знал, ужасно хотел спать, он всë равно умудрялся выдавливать из себя частичку хитринки. В голове даже на секунду промелькнула мысль, что чистокровный сейчас был очень милым. Брюнет попытался зацепиться за неë в попытке вылезть из омута злости, но нет…не вышло. Скэриэл глубоко дышал, чего Готье, радуясь чему-то своему, или же в сонливости, не замечал. На вопрос полукровки парень усмехнулся и вытащил из-за спины тот самый «сюрприз», протягивая его брюнету. — С днём святого Валентина тебя, Скэр! — радостно и через силу бодро сказал Хитклиф. В руках его лежала коробка конфет, большая, возможно даже выбранная с «любовью» с учëтом того, что в ней — Скэриэл прекрасно знал ещë с того времени, как случайно обнаружил эту самую не очень хорошо спрятанную коробку в комнате Готье пару дней назад — были конфеты с любимой начинкой полукровки, карамелью. Когда он нашëл её, то радовался, правда. Мысль, что Готье впервые решил сделать ему подарок на день всех влюблëнных, заставляла как-то глупо улыбаться. Он не мог понять эту идиотскую радость, но с большим удовольствием утопал в ней, в тот день ходя весь счастливый. Ему даже не нужно было притворяться. Однако сейчас эта коробка конфет, которую он так долго ждал, не приносила никакого удовлетворения. Но играть счастье, имитировать те эмоции, ему показалось не трудным. — Готи! Ты просто…! Спасибо тебе! — радостно вскрикнул Скэриэл с широкой улыбкой, забирая из рук чистокровного подарок и осматривая его так, словно видел коробку впервые в жизни. Готье продолжал всë так же улыбаться нежно, мило. Словно ничего сегодня не произошло. Эту улыбку захотелось…стереть. — Всë удивляюсь, какой же ты всë-таки добрый и чудесный, Готи! Даже подарки полукровке даришь! На лице Скэриэла продолжала играть всë та же яркая улыбка, а глаза искриться поддельным счастьем. Но парень напротив него больше не улыбался. Его глаза расширись и он удивлëнно уставился на полукровку. Да, вот так, милый. Пришла пора думать о своëм поведении. Он итак слишком долго терпел. — Скэр, что ты несëшь? — вдруг как-то обиженно спросил Готье. Он нахмурился, напрягся и убрал руки в карманы штанов. Видимо, сонным мозгом всë же не был способен сразу вспоминать все детали своих милых разговоров с теми подстилками. Так ничего, он напомнит. — Ну как же? Разве та милая девушка тебе сегодня не это сказала? «Ах, Готье, ты такой добрый и чудесный, даже общаешься с тем полукровкой. Знаешь, ты мой идеал. Можно пригласить тебя в этот прекрасный день на свидание?» — начал имитировать Скэриэл голос девки из другой группы, которая после первой лекции вместе с другими особами завалилась к ним в аудиторию обдаривать его парня шоколадками, бумажками и милыми словечками. А тот лишь стоял с этой нежной улыбкой и ласковым взглядом, даже взбодрился, хотя ранее на лекции спал головой в тетрадку. Конечно, ведь как можно не насладиться вниманием таких чудесных девушек? Как же Лоу это злило. Да эти крысы же вешались на него! Как он вообще мог позволять себя лапать кому-то, кроме него? Как он мог позволять себе одаривать их такими улыбками? Это итак происходило не редко. Какие-то курицы вечно так и наровились пристать к Готье. А тот ко всем был так приветлив, ах, этот чудесный Хитклиф младший, самый настоящий принц. Было трудно держать себя в руках, когда к Готье периодически липла одна вот такая фанатка. А сегодня, когда вокруг него столпилась целая девчачья свора, ужасно хотелось подойти и на глазах у всех этих потаскух схватить своего ангела и поцеловать в засос. Глубоко, сильно, громко, чтобы все, не только эти выдры, но и вся группа видела. Чтобы все узнали — Готье Хитклиф принадлежит ему. Но он сдержался. Даже смог подойти и заговорить с этими милыми леди, которые при виде полукровки поспешили отдать свой идиотские подарочки и убраться вон. А то ещë немного и точно бы начали Готье на шею вешаться. И у полукровки не дрогнула бы рука припечатать одну из этих распустившихся тварюг к стенке. — Ты про Нолу? Она просто дура, я же уже говорил по поводу всего этого, она, как и многие, пока ещë не способна понять… — начал оправдывать девку чистокровный, выглядя при этом как можно более увереннее, но дослушивать Скэриэл его не стал, зацепившись за одно-единственное. — Ах, так ты ещë и имя еë знаешь. — с лица Лоу не спадала улыбка, но, казалось, она успела превратится в злобный оскал. — Скэриэл, хватит… — Может тебе всë таки согласиться на свидание с этой милой девушкой? — полукровка, чуть покачиваясь, словно пританцовывая, прошёл к столу и положил на поверхность подаренную коробку, а то очень уж хотелось её сжать — так его злили разговоры о фанатках Готье. Лишь после он развернулся к чистокровному с тем же оскалом и продолжил. — Знаешь, из вас вышла бы чудесная пара. Чистокровный и чистокровная, что может быть лучше? Вернее, что вообще может быть, кроме этого, а? — Я. Сказал. Хватит! — взорвался, наконец, Хитклиф. Даже руки из карманов вытащил и сжал в кулаки. Казалось, он умудрился взбодриться — в глазах его отражалась злость и будто какая-то обида, а губы его сжались в тонкую линию. Но не эти слова, не этот вид не привели Скэриэла в чувства. Не успокоили бушующий внутри пожар. Ему было мало. — Что? Правда режет? — язвительно спросил полукровка и усмехнулся, отводя взгляд в сторону. Он продолжал шумно дышать в попытке успокоится, но внутри ликовал — быть может, хоть после этого скандала Готье наконец перестанет подпускать к себе этих подстилок. — Я тебе уже сотню раз объяснял, что я ни на кого, кроме тебя, не засматриваюсь! Объяснял, что мне наплевать на них, и что я дружелюбен с ним только потому что мне так выгодно! Думаешь, мне нужны лишние ссоры с одногруппницами, которые себе непонятно что надумали? Ответ — нет, не нужны! Но ты продолжаешь ревновать несмотря на то что я не даю и малейшего на это повода! — Готье пыхтел, и говорил всë это торопливо, словно боясь растерять уверенность. Скэриэл прекрасно всë это видел. — Знаешь, что?! Раз тебя так бесит, что мне что-то подарили, я прямо сейчас пойду к себе и выкину все эти чëртовы шоколадки и бумажки! Это он и поспешил сделать. Направился к двери, словно сбегал с поля боя, оставляя за собой последнее словно. Ну нет, милый, тебя никто никуда не пускал. — А с каких пор ты вообще принимаешь подарки на четырнадцатое февраля, а, Готи? — кинул ему в след полукровка. Чистокровный остановился и развернулся к нему. — Я их всегда принимал. — ответил Готье, выглядя всë также уверенно. Захотелось рассмеяться. Отчаянно, громко. Но он сдержался. Даже не улыбался больше, а то уже рот болеть начинал. Скэриэл скрестил руки и с заинтересованным видом стал рассматривать ногти на пальцах левой ладони — чëрный лак с них уже начал стираться — словно даже они были интереснее и значительнее Хитклифа и нынешней темы разговора. — Ох, разве? Вообще я думал, что ты терпеть не можешь этот праздник. — С чего ты вообще так решил? — сейчас Скэриэл не смотрел на лицо Готье, но по голосу чистокровного прекрасно мог распознать его мимику. Парень продолжал злобно хмуриться, но у него были приподняты от удивления брови. — Два года назад. — Что? — удивился Готье. — Два года назад. — повторил он, и, подняв в конце концов глаза, увидел то, что и представлял в голове. Всё-таки он слишком хорошо знал Хитклифа. Смотрел он на любимого теперь чуть холодно и без особого интереса. Словно то, что собирался рассказать, совсем его не колышело. — Я подарил тебе в этот день твой любимый тëмный шоколад. Объездил чëрт знает сколько магазинов, потому что там, куда меня, полукровку, пускали, его было не найти. Красиво завернул и оставил дебильное послание. А что в итоге? Ты кинул в меня этой шоколадкой и назвал идиотом. А потом сказал, что терпеть не можешь день святого Валентина и что праздник этот дурацкий. Хитклиф выглядел шокированным. Очевидно было, что он напрочь забыл об этом случае. Ну конечно, его милому Готи часто было легче что-то забыть. — Я… — он отвëл взгляд, словно вспоминать ему о своëм тогдашнем поведении было стыдно. — Я же не знал, что ты специально искал мой любимый шоколад! И ты же знаешь, в тот день мне никто не подарил валентинку, и я расстроился. Да, как идиот, но расстроился! Я ждал еë от…от сам знаешь кого. Оливия. Оливия, Оливия, Оливия! Ох, она была его персональным адом, а одно только упоминание могло пробудить в нëм самые тëмные мысли, а говорил о ней Готье нередко. Девицу Брум он тогда просто ненавидел, и до сих пор не испытывал к ней светлых чувств, но пытался держаться дружелюбно, сколько бы трудов ему это не стоило. Сейчас было легче, потому что Готье больше не говорил о ней на постоянной основе, а Оливия вообще была влюблена в Гедеона, что еë вообще, кстати, не красило. Скэриэл постарался переключить своë внимание с мыслей о мисс Брум, но легче абсолютно не стало. — Я подарил тебе валентинку! Но ты решил запульнуть мне еë в лицо! — с нервным смехом сказал полукровка. На его лицо вновь наползла улыбка, но кривая. — Потому что я подумал, что ты решил так опять по дебильному пошутить! — вскрикнул Готье, но вернув взгляд на брюнета, от вида оторопел. — Подожди. Только не говори, что… В глазах чистокровного вспыхнуло осознание. Он опустил плечи и поражëнно смотрел на полукровку. Сам же Скэриэл не отрывал от него взгляд. Он устал — видно, тоже сказывалась ночь без сна, и не одна, о чëм чистокровный не знал, раз сейчас Лоу не держал лицо. Но, судя по всему, оно итак подходило ситуации. — Хочешь знать, что было написано в той валентинке? — горько спросил полукровка. Готье было больно смотреть на него, но он заставил себя не отвести взгляд. Прямо сейчас он словно предсказывал ответ, но надеялся, что ошибался. И смог лишь кивнуть. — Там было написано «Ты мне нравишься». — Скэриэл усмехнулся, но весëлость если и была в его голосе, то звучала печально. Отчаянно. — Это была моя первая попытка сказать тебе об этом. Идеальная возможность. Но ты посчитал это шуткой, так что она стала последней. По крайней мере до той осени, когда всë началось. На лице Готье на пару секунд отразилось удивление, но оно быстро сменилось печалью. Сожалел ли Хитклиф о том, что был идиотом, ведь даже не посмотрел тогда столь важную записку (хотя Скэр был уверен, тогдашний Готье и это посчитал бы шуткой), или просто сожалел о том, что своим поступком обидел полукровку? Лоу не знал. Догадывался, что возможно, чистокровный в эту секунду сожалел и о том, и о другом. Для любимого было в привычке излишне переживать, думая, что его парень такой же хрупкий, как и он. На деле же Скэриэлу в тот день было плевать. И сейчас было плевать, но вышла неплохая речь, не правда ли? Готье точно должен был испытать груз вины по полной программе. Но почему вдруг ликования он больше не чувствовал? Почему вдруг вид такого Готье, ужасно печального, не приносил радости? А приносил ли он вообще? Да, видимо, действительно слишком устал и стоило наконец лечь немного поспать. — Скэр…так значит ты ещё тогда… — глухо сказал чистокровный. Полукровка отвернулся. Не наигранно, смотреть на Хитклифа действительно не хотелось. Почему-то вообще хотелось, чтобы он прямо сейчас ушёл. Какого чёрта? Он ведь добивался всего этого! Он сломал Готье! Но в итоге в процессе умудрился сказать то, что долго таилось обидой внутри. А раскрывать свои настоящие чувства для него было сродни проигрышу в собственной игре. Скэриэл молчал. Хотелось сказать Готье, чтобы он ушёл, хотелось крикнуть, но вся злость, пылающая в нём минутами ранее, куда-то испарилась, оставляя лишь обугленные угли, что противно лежали на душе. Он продолжал глубоко дышать, но больше не в ярости, а каком-то идиотском…страхе. Страхе перед самим собой. Он не хотел, чтобы Готье видел его таким. Но он так не хотел, чтобы тот уходил. Он услышал шаги. Чистокровный подошёл к нему, хотя их итак разделяло всего пару шагов. От Хитклифа хотелось отдёрнуться, отойти, но полукровка заставил себя стоять. Итак слишком много обиды, не хватало ещё переигрывать. Не хотел видеть лицо Готье ещё больше искажённым от глупой печали. Почему, почему, почему?! — Скэр, прости меня. — виновато и чуть тихо сказал Хитклиф. Полукровка чуть дёрнулся, когда почувствовал, как тот взял его за руку. — Я поступил тогда действительно как полный придурок. Я слишком долго не обращал внимание на твои чувства. Даже когда ты сказал мне о них прямо. Я даже не могу представить, сколько раз я топтался по ним, сколько раз причинял тебе боль. Скэриэл прикрыл глаза, вдыхая полной грудью. Ничего этого не было. Ему не было больно. То, что Готье не видел его чувств, совсем не влияло на планы, и это было самое главное. Он знал, что это может подождать, что однажды он заставит Хитклифа перестать видеть его как друга, перестать игнорировать очевидное. И заставил. Сейчас они встречались. Да, об этом знали лишь они вдвоём. Если бы Скэриэл мог, если бы это сломало бы всё то, к чему он шёл, он был действительно сказал это во всеуслышание. Готье Хитклиф принадлежит ему и никто не смеет даже подумать о нём. Но приходилось довольствоваться малым. Плевать. Готье наконец признавал его. И они всё же начали встречаться, хоть и спустя больше года после его прямого признания. Он наконец мог быть рядом, обнимать, целовать, и не волноваться затронуть струны нежной души чистокровного. Получать всё, что он так давно хотел, и не бояться сломать его. Это было главное. — И подарки. Теперь я понял, почему они тебя так разозлили. — продолжил Готье. Брюнет открыл глаза. Отличная была возможность перевести тему с его чувств. Угрюмость даже особо играть не пришлось. Когда Скэриэл повернул голову, перед Хитклифом предстало его недовольное лицо, на котором, однако, всё ещё отражались частички остывающей, как чистокровному показалось, обиды. — Нет, дело не в том, что ты когда-то швырнул мой подарок на день святого Валентина мне в лицо, а от этих куриц спокойно и с улыбочкой такие же подарки сегодня принимал, а в том, что они, напомню, вокруг тебя толпились и почти на тебя вещались. — глухо, но чуть раздражённо сказал полукровка. Он вновь на секунду прикрыл глаза и сделал вдох и выдох, желая изобразить, что делает над собой усилия, дабы снова не завестись. — Если бы тебе подарил подарок Леон, или, не знаю, Оливер, я бы так не реагировал, потому что я не перестану повторять, что их к тебе внимание меня бесит. — Я знаю, Скэр. — Готье чуть сильнее сжал его руку. С его лица не пропала печаль — ещё немного, и в груди у Скэриэла от этого вида точно что-нибудь, да кольнуло бы. Всё-таки, видимо, он перегнул палку. Зато добился нужного эффекта. — Обещаю, я буду ещё больше стараться пресекать их приставания. Но ты ведь знаешь, что нам обоим не нужны лишние проблемы, если я вдруг не сдержусь и пошлю их. Женская месть — страшная штука. Вспомни Оливию. Скэриэл закатил глаза. Оправдания. Но он действительно не хотел, чтобы у его Готи были лишние проблемы. Неизвестно, что сделают эти тупоголовые, если вдруг их ненаглядный принц скажет, что его сердце занято кем-то другим. И что с ними за это потом сделает полукровка, покоривший это самое сердце. — Да, знаю-знаю. — Лоу вновь наигранно вздохнул. — Тогда я и дальше буду стараться вырывать тебя из их цепких лап. Но и ты всё же тоже прикладывай усилия. А то я буду злиться. Брюнет наконец сжал руку в ответ, выглядя наигранно грозно, но интонация выдавала некую весёлость. Готье же чуть слабо на это улыбнулся, поняв, что в полукровке наконец перестал бушевать пожар. Однако он всегда будет разгораться. До тех пор, пока эти подстилки действительно не отстанут от его любимого. Или кто-то в нём не сгорит. — Обещаю. — он приблизился к брюнету, чуть прикрывая глаза, и почти в самые губы спросил. — Ну что? Прощаешь своего парня-идиота? Скэриэл усмехнулся, и уголки его губ наконец чуть приподнялись. Он быстро обхватил шею чистокровного и притянул его к себе, впиваясь в губы. Готье прикрыл веки, чуть застонав от напора, но, когда Скэриэл разорвал поцелуй, увидел, что в глазах Хитклифа плескается настоящее наслаждение. — Прощу. — сказав это, он вновь притянул его, чтобы поцеловать. Сейчас он не мог насытиться им, словно в губах его искал разрядки. Лишь ненадолго позволяя себе отрываться от их сладости, он продолжал. — Если скажешь, что ты мой. Если скажешь, что никто, кроме меня, тебе не нужен. Если скажешь, что любишь меня больше всего на свете. А ещё мы проведём этот день только вдвоём. Вновь оторвавшись от чистокровного, только чтобы дать ему вставить, наконец, слово, полукровка с ухмылкой рассматривал своего парня, и то, что он с ним сделал. Чуть приоткрытые красные губы, пунцовые щёки, и всё тот же словно затуманенный взгляд. Шедевр. — Я твой и только твой, Скэриэл Лоу. — хоть немного отдышавшись, чуть хрипло заговорил Готье, сам притягиваясь для нового поцелуя. Теперь уже он отрывался, чтобы говорить требуемые фразы. Не то чтобы Хитклиф не имел желания сказать всё это. — Мне не нужен никто, кроме тебя. И я люблю тебя...больше всего на свете. Оставив на губах полукровки последний поцелуй, Готье наконец отстранился. Оба парня пытались отдышаться, но получалось это с трудом. Однако лицо Скэриэла сияло счастье. И ему даже не нужно было притворяться. — А вот провести день только вдвоём. — вновь отдышавшись, Готье чуть усмехнулся. — Я с радостью, но ещё немного, и я отключусь. Давай проведём день вдвоём после того, как я хоть пару часиков посплю. Скэриэл на это лишь хитро сверкнул глазами и сделал несколько шагов в сторону, потянув за собой Хитклифа. — Вообще-то я тоже хотел залечь спать, и знаешь, сон — это тоже отличное совместное времяпрепровождение. — Скэриэл намеренно упал, потянув за собой Готье, и уже через пару секунд они вдвоём лежали на кровати. Чистокровный еле успел снять с себя кеды, прежде чем приземлился на матрас. — Что, прямо сейчас? — чуть поражённо спросил Готье, но вдруг, почувствовав мягкость кровати, понял, как же сильно он целый день хотел очутиться головой на подушке. — А чего тянуть-то? — с той же хитрой улыбкой спросил Скэриэл, поправляя их ложе и вытаскивая из-под Готье одеяло, которым тут же накрыл любимого и немного себя, а после улёгся, обвивая Хитклифа руками и прижимая к себе. — Переоделся бы хоть…сначала…ты же до сих пор в форме… — глухо сказал чистокровный. Царство Морфея слишком быстро стало затягивать его. Полукровка лишь вновь усмехнулся, кладя подбородок на макушку чистокровного и прикрывая глаза, с наслаждением вдыхая знакомый запах шампуня. — И так сойдёт. Слишком хочется спать. — также сонно ответил Скэриэл. — Переоденусь, когда проснёмся. Давай вечером…закажем пиццу и устроим…ночь романтических комедий. Всё равно теперь ночью не уснём после…дневного сна. — Угу…давай… — сквозь сон ответил ему Хитклиф. До конца ли он понимал слова полукровки? Какая разница? Он всегда соглашался на все идеи брюнета, даже на самые безумные. А что может быть наименее безумно, чем просмотр романтических комедий с пиццей? Готье провалился в сон довольно быстро. Скэриэл же старался отогнать от себя дрёму, желая растянуть этот момент. Как можно дольше вот так обнимать Готье, чувствовать его тепло, слышать его милое сопение, вдыхать родной запах. Но в конце концов сон одолел и его. И засыпал он с одной-единственной мыслью. Как бы я хотел, чтобы время навсегда замерло.