Небо, которое бесконечно

О всём, что было, не жалея нисколько Я шёл и шёл навстречу ветрам и вьюгам Разбилось сердце, разлетелись осколки И мы, конечно, не узнаем друг друга И всё ж, я верю, наша встреча всё ближе Пусть дни кружат, как снег, и жизнь быстротечна Тогда в глазах твоих я снова увижу Небо, которое бесконечно

Соленая вода билась о деревянный устой, шипя белой пеной. Закатное чистое небо отражалось в воде, чайки иногда тревожно вскрикивали. До Салима звуки безмятежной природы доносились с трудом, голова была забита разными мыслями, они роились словно беспокойные пчелы в улье, но так и не находили выхода или хотя бы внятного объяснения. Мужчина просто стоял на подмостке, смотрел вдаль, будто ожидая от солнечного отблеска ответа на свои вопросы, которых за последние трое суток накопилось уйма. Лишь за одно он был спокоен. Зейн. Несносный мальчишка, когда-нибудь точно навлечет на себя беду, но сейчас, Салим лично удостоверился, был в безопасности. Клан Адзумабито любезно согласился запереть его сына на корабле, что скоро отправится как можно дальше от Дрожи Земли. Зейн был слишком храбрым, до глупости храбрым, все рвался помогать отцу и воевать с ним бок о бок, но Осман-старший не позволил. Никогда не позволит. Зейн и так слишком много увидел, слишком много узнал о войне для своего возраста. Салим всю жизнь сражался и убивал только чтобы его мальчику не пришлось жить такой же жизнью, как и его отец. Салим тяжело вздохнул и потер переносицу, немного горбясь. Сейчас это уже неважно. Они бегут в никуда, когда-нибудь Эрен Йегер настигнет и их. А точнее, через 7 часов. Ничего уже не будет как прежде, и уж тем более лучше не станет. Дай Аллах им всем хотя бы выжить в этом кошмаре, но с каждой битвой, с каждой потерей товарищей в это все труднее поверить. Из-за всего этого безумия им пришлось объединится с элдийцами. С демонами с острова Парадиз. С грязными тварями, которых истреблял народ Салима каждый божий день на протяжении вот уже ста лет. Салим никогда не понимал, в чем смысл винить детей в грехах своих отцов, почему они убивают невинный народ. Но скажи он такое в Штабе его бы самого расстреляли за измену. Поэтому он всегда молчал. Молча стрелял в головы гражданских, молча всаживал сыворотку в шеи “провинившихся”, молча убивал друзей своих нынешних союзников. Лишь иногда его лицо искажала гримаса боли и сожаления, мысленно он извинялся перед каждым покойником, моля Бога спасти их души. Осман вообще очень много молился за других, в особенности за своего сына. За себя он даже не старался. Знал, что когда-нибудь попадет в Джаханнам и будет долго и мучительно гореть в геенне. Он не надеялся на спасение уже лет двадцать. Никто его особо и не хотел спасать. Почти все элдийцы были настроены к нему и его соратникам если не враждебно, то настороженно, но их можно понять. Конечно можно, кого ж тут не понять. И Йегера понять можно, раз такое дело. Эрик грозно стрелял взглядом из под своих золотистых кудрей, стоило Салиму лишь появится в его поле зрения. Конечно, ведь капитан марлийской армии напал на него и хорошо так приложил о стену во время нападения Парадиза. Ник презрительно плевался каждый раз при виде марлийцев, Рэйчел же просто была отстраненной. Меньшее из двух зол. Она была мудрой женщиной и понимала, что сейчас лучшее, что они могут сделать это объединиться, отбросив постоянные распри. Джейсон…Джейсон, пожалуй, был единственным из Разведкорпуса, что его не презирал, а даже в каком-то смысле уважал. Если долгие взгляды и специфичные оскорбления вообще можно назвать уважением. Но, Салим был уверен, это оно и есть. В сравнении с их первой встречи, Джейсон стал гораздо терпимее и дружелюбнее. Капитан каждый раз нервно сглатывал, стоило ему вспомнить Колчека в яростном оскале со сверкающим ненавистью и отвращением глазом, летящего прямо на него на УПМ в том переулке, когда Салим вел Зейна в безопасное место вдали от центра города, где сражались Атакующий и Молотоборец. Мужчина тогда закрыл собой сына, твердо целясь в надвигающуюся фурию в виде разъяренного Колчека. Но он прекрасно знал, что огнестрельное оружие ничто против ловкого, быстрого и сильного разведчика, у которого к тому же были острые как бритва мечи. Джейсон отпустил его тогда, завидев ребенка. Наставлял свои лезвия и выкрикивал мерзкие вещи, но не нападал, лишь угрожал и показывал зубы, словно дикий кот, который одним своим видом предупреждал “двинешься – и ты труп”. Салим и не двигался, просил лишь о том, чтобы капитан Разведки отпустил мальчика. Колчек отпустил. Отпустил их двоих, раздраженно сплюнул на асфальт и молниеносно исчез, на помощь своим товарищам. Гораздо позже, когда Салим спас Рэйчел от пуль своих же солдатов, закрывая собой и словив пару себе в бедро, Колчек оттаял. И принял его как союзника, нагло ухмыляясь и одобрительно похлопав по плечу, оказывая первую помощь. Помяни черта. Рядом раздался оглушительный свист выпускаемого троса, а дальше острый крюк впился в дубовый столб, притягивая за собой капитана. Салим почти не дернулся, настолько он уже привык ко всей этой какофонии звуков, вплоть от выпускаемого газа и до тяжелого топота ног. Джейсон изящно приземлился рядом с ним, крепко сжал лезвия в руках и запустил трос обратно. Мужчина подошел опасно близко к краю, глядя на свое темное размытое отражение. Плюнул, метко попадая слюной себе в лоб, от чего картинка поплыла. – Любуемся видами, а, капитан? – протянул ровно Колчек, словно это и не было вопросом. Джейсон скрестил руки на груди и его колкий взгляд устремился в горизонт, где алело блюдце заходящего солнца. В той стороне был Парадиз, откуда они и приплыли на Хидзуру. Кожу глазной повязки ласково лизнул последний луч света, а единственный глаз с янтарной радужкой лукаво смотрел вперед. Салим мог понять чувства капитана Разведкорпуса, сам с той же надеждой минуту назад сверлил небо. Джейсон наверняка скучал по дому, если тот у него был. Тот самый, где на кухне хлопочет красотка жена, а за ее пышной юбкой прячется смущенно ребенок. Но Салим будто бы подсознательно понимал, что капитан Колчек из тех солдатов, что практически живут в казармах. Не имеют ни дома, ни семьи, ни дальних родственников. Джейсон казался очень одиноким. Но Осман не имел никакого права спрашивать об этом. Интересоваться жизнью вражеского солдата было последним делом, хотя и так хотелось. Это слишком запретная близость, которая ему недоступна и вряд ли когда-то будет. Салим пожал плечами и многозначительно хмыкнул. Он с трудом отвел взгляд от симпатичного лица, что испещрено шрамами. Мужчина невольно загляделся трехдневной щетиной на таком притягательном подбородке. Джейсон Колчек был несправедливо красив в свои почти сорок. Конечно, сказываются каждодневные тренировки и огромный опыт в использовании УПМ, которое будто бы уже срослось с сильным и поджарым телом. Почему-то марлиец был уверен, что даже если бы он тоже с самого детства сражался с титанами, то не был бы даже на половину успешен в полетах также, как Джейсон. Салим сам по себе слишком тяжелый и грузный. Нет, он не толстый, он более массивный и широкий по сравнению с Джейсоном, он бы физически не смог также маневрировать между врагами. Его сильная сторона это мощная атака в лоб, Джейсон же прекрасен в скрытных и тихих ударах в спину. Они отлично дополняли друг друга, и даже думать об этом было не стыдно. Но озвучивать такое Салим не стал. – Закат прекрасен, – запоздало говорит Салим, глубоко вдыхая морской воздух. На какие-то жалкие несколько минут этот несчастный подмосток стал неким островком спокойствия и мира. Здесь только они вдвоем. Два бывших врага, что стали союзниками. Кто-то из них может умереть завтра или через несколько часов. А могут умереть и оба. Но все это так далеко, сейчас есть только легкий морской бриз, звук бьющихся о берег волн и далекие крики чаек. Осман позволяет себе прикрыть глаза и насладиться этим моментом, насладиться чужим еле заметным теплом. – Не так прекрасен, как рассвет, – отвечает солдат, перенося вес с одной ноги на другую так, что немного склоняется над плечом Османа. УПМ звенит металлом, соприкасаясь с креплениями, слегка задевая чужую ногу. Но все равно даже этого слишком мало, – Если ты так и будешь тут прохлаждаться, он может и не наступить, знаешь ли. – Джейсон издает едкий смешок. Милая складка на щеке от озорной улыбки делает из сурового капитана Разведки мальчишку. Салим снова дает слабину и заглядывается. – Заря занимается и без пения петуха, мой друг, – хрипло смеется мужчина. – Ой, завали. – фыркает Колчек, отмахиваясь, – Лучше иди отдохни, осталось не так много времени. Либо можешь потренироваться со мной, – Джейсон хитро стреляет глазом из под отросших волос и хитро улыбается, – Если не ссышь, конечно. Салим закатывает глаза на глупую провокацию. Капитан засовывает руки в карманы своего молочного плаща, на котором все еще остались следы крови. Непонятно чьей, его собственной или врагов. Врагов. Просто смехотворно. Слегка ежится от вечернего холода, втягивая голову в плечи. Сейчас все вокруг дышит и живет своей жизнью, даже не осознавая, что будет через примерно 6 часов. Будет смерть, а после нее пустырь, абсолютно неживой. Будут разрушены дома, будет разрушен ангар, где солдаты трудятся над самолетом, что должен их доставить на Марлию. Исчезнет и этот хлипкий деревянный подмосток, что сейчас служит для Салима самой твердой опорой на свете. Но он все равно поддается, включается в эту детскую игру и тепло улыбается. – Только если старый добрый рукопашный бой. Я не угонюсь за тобой, если ты будешь летать, словно демон, я уже слишком стар для этого, – Ветер треплет жесткие каштановые волосы, что щекочут веснушчатый нос. Колчек раздраженно потирает кожу и хмыкает. Последний раз поворачивает голову в сторону горизонта, легко улыбается своей настоящей улыбкой, не такой широкой, как обычно, когда он язвит, а едва заметной, дрогнули лишь уголки губ. Непозволительно быть таким красивым и родным, когда вы знакомы всего несколько дней, из которых только один вы не пытаетесь перегрызть друг другу глотки. Безрассудно, Салим, что с тобой случилось? – По рукам, папаша. Но кто последний, тот немытый зад Звероподобного, ха! В этот момент Джейсон стремительно разворачивается и отталкивается, выпуская тросы, что молниеносно крюками впиваются в основание подмостка. Натянутое как струна тело взмывает в воздух, оставляя за собой клубы выпускаемого газа, и направляется к городу. Джейсон ловко крутится в воздухе, отскакивая от препятствий словно дикий охотящийся хищник, он цепляется за ближнюю крышу, находит опору. Резво оборачивается и широко лыбится, показывая неприличный жест. Салим едва сдерживает себя от смеха. Ну что за великовозрастный дурак. Осман в последний раз смотрит на неспокойную морскую гладь под собой и замечает бледное лицо Джейсона. Его передергивает, но он делает над собой усилие и отмахивается. Он давно уже нормально не спал, мало ли что может ему привидеться. Мужчина медленно идет в сторону берега, его плащ колышет поднимающийся ветер и обдает горячее тело вечерней прохладой. До него доносится детский смех вперемешку с ругательствами со стороны ангара, чайки все также продолжают щебетать, волны все также бьются о берег, а Джейсон все также дерзко улыбается. И Салим не может не улыбнуться в ответ. *** Через несколько часов Салим Осман сидит в кабине самолета вместе со своими сослуживцами и вынужденными союзниками, с силой вдавливая руки в лицо. Джейсон отдал свое сердце и жизнь за их спасение, героически сражаясь с титанами, и капитан не может позволить себе его подвести.