Соперничество

Эмилия Волкова в очередной раз опаздывала на работу, в спешке собирала одежду, раскиданную на стул, у кровати, в шкафу, натягивала капроновые колготки и узкую юбку-карандаш, старательно соблюдая официальный дресс-код отеля, где совсем недавно проводила почти целый световой день. Работы было всегда много, а конкурс с другим устраивающимся — Германом — придавал всей ситуации еще большую напряженность. Девушка постоянно чувствовала себя тревожно, иной раз летала в собственных мыслях, прыгая с одной темы на другу. Две работы: отель и бар, попытки собрать как можно больше средств на операцию для умирающей матери — не так она представляла себе свое будущее. В далеком детстве, спрятавшись в шкаф, где она могла найти долгожданное уединение, девчонка мечтала о спокойной и размеренной жизни, не обременённой заботами о болеющей женщине, что сломала ей детство, наполненной уверенностью и стабильностью, а не постоянным страхом вылететь с работы. Эмилия представляла, как будет ходить в какой-нибудь офис, спокойно выполнять поручения и после рабочего дня встречаться со своими друзьями. Но судьба показала ей нелицеприятный жест, развернулась пятой точкой, демонстрируя, что все детские мечты лишь глупость, не имеющая никакого реального отражения. Покоя не давали не только разбитые мечты, но и вечное соперничество, начавшееся со взаимной симпатии в клубе, а кончившееся почти что физической дракой за место работы. Волкова совсем не понимала, зачем паренек, что ходит в дорогой одежде, вечно при параде, так старается получить должность в обычном отеле. Шестое чувство подсказывало, что он из богатенькой семьи и может не отказывать себе в роскоши, а тут, разрыв шаблонов, пытается устроиться на ее место на самую простую работу. Безусловно, отель «Полночное солнце» был самым популярным в их городе, привлекал к себе большое количество клиентов, а вакансия администратора предполагала хорошую оплату, но зачем же мажору метить на такое скромное местечко? Парень вызывал в ней очень спорные чувства: еще при первой встрече она испытала небывалое возбуждение от одного его вида, наслаждалась каждым касанием, резкими толчками, ощущением заполненности, когда они самозабвенно развлекались на диване в приватной комнате, но сейчас он вызывал еще и злость, жгучую ненависть, подпитываемую обидами за безразличное отношение. Было странно с ним грубо общаться, очень неприятно терпеть насмешки и выслушивать язвительные комментарии, а потом вспоминать, как его руки сжимали бедра, оставляя синяки. Их «отношения» с Германом сами по себе были лишены логики, какого-то здравого смысла: парень то приходил на редкость довольный, приставал на работе, зажимая ее в углу и упиваясь легкой дрожью девичьих коленок, то появлялся в гневном настроении и срывал всю злобу, что скопилась внутри. Девушке было до ужаса обидно, он на самом деле запал ей тогда в душу, привлек внимание, а потому совсем не хотелось общаться с ним через ненависть, сквозь сомкнутые от злости зубы, но Высоцкий сам вынуждал ее вести себя подобным образом. Вечно строил козни, пытался подставить, чтобы получить «балл» за хорошо выполненную работу. Конечно, Эмилия и сама начала грешить таким, старательно ставила ему палки в колеса, чтобы не дать вырваться в импровизированной гонке за должностью вперед. Выбежав из дома, девушка чудом не поскользнулась на влажной траве у дорожки, заспешила на подъезжающий к остановке автобус. Если бы еще минуту думала над блузкой, то никуда бы уж точно не успела. Выбор у нее пал на белую рубашечку с вырезом, достаточно короткую, подходящую к осенней погоде, но скрывающую плоский животик. Эми раньше не могла похвастаться фигурой, скрывала под одеждой небольшую выпуклость живота, укутывала в широких штанинах чуть полные ноги, но после обнаружения у матери болезни, устройства на две работы, девушка начала сбрасывать вес стремительно, теряя объемы как в нужных местах, так и в груди. Ее не могло не радовать, что в юбке она теперь выглядела как красотка с обложки, но стресс выедал еще и ее нервы, истощал психику, что было чревато уже настоящими проблемами. Эмилия пообещала себе, что обязательно постарается не забывать о питании, не увлекаться работой настолько, что завтрак, обед или ужин пройдут мимо нее, но пока что с выполнением данной цели она справлялась из рук вон плохо — на нынешний момент она так часто опаздывала, что пропускала завтрак уже который день. Герман улыбался, стоя в вестибюле и получая наставления от начальника. Мужчина в костюме объяснял парню работу, активно жестикулируя, но, когда заметил забегающую в здание Эми, приостановился, жестом пригласил девушку также послушать. — Сегодня ваша работа, как я уже объяснил Герману Анатольевичу, заключается в организации банкета. За нее вы также получите балл, если все пройдет успешно, причем получить может сегодня каждый, так как дел будет очень много, а значит и награды достойны могут быть оба, — мужчина расплылся в улыбке, выровнял спину, прежде чем спокойно двинуться в направлении своего кабинета. Напоследок повернулся, сказав, чтобы Герман объяснил сопернице основную суть, и пропал из виду. Эмилия пригладила волосы, растрепавшиеся от быстрой ходьбы, обтянула юбку, ловя на себе заинтересованный взгляд Высоцкого. Парень улыбался язвительно, готовил в своей голове очередную шутку, что вызовет внутри девушки ураган. — Прибереги свою язвительность для кого-то, кто в настроении слушать этот вечный словесный понос, — девушка оборвала его в тот момент, когда соперник уже собирался открыть рот для очередной гадости. — И не думал издеваться, как же можешь ты, Эми, быть такого мнения обо мне? — приближается к ней, легким движением смахивая с блузки несуществующие пылинки. — Я просто хотел сказать, чтобы ты отряхнулась, — снова улыбается, вызывая одновременно целый спектр эмоций. Девушка не отстает, принимает эту извечную игру, балансирующую между ненавистью и любовью, подходит к нему, почти что утыкаясь в грудь парня носом. — Ты знаешь, что я терпеть тебя не могу, верно? — словно выплевывает ему в лицо эти слова, также расплываясь в натянутой и до жути наигранной улыбке. В глазах собеседника мелькает озорной огонек, он наклоняется прямо к ее уху, опаляя горячим дыханием. — Мне казалось, ты между стонами говорила, как я хорош, а не эту гадость, — от него веет самодовольством, казалось, этот эгоизм и удовлетворение от собственных игрищ проникает девушке под кожу, сковывает ее в движениях. Ей хотелось бы стоять так вечность, чувствуя легкое покалывание внизу живота от близости красивого мужчины, ощущая мелкую дрожь в руках от воспоминаний совместной ночи, но внутри жило и другое намерение: оттолкнуть его поскорее, сбежать и не видеть эту ухмылочку, прекратить злиться и тратить нервы на недостойного. Она филигранно балансировала между дикой, необузданной ненавистью и мягкой, нежной любовью к парню, чьим любимым занятием было издеваться над ней, возбуждать одним прикосновением к оголенной части руки. — Отвали, слушать тошно, — злится, выдает с потрохами свои истинные чувства. — Про задание слушать не будешь? — парень изображает печаль, делает вид, что очень и очень оскорблен от ее резкости и негативности. — Разве ты можешь рассказать честно, не подставляя меня? — девушка отодвигается, не в силах больше вдыхать аромат свежести парфюма: бесит и возбуждает, причем одновременно. — Спрячь свои коготки, Эми, иногда я бываю честным в нашем маленьком соревновании, — от его взгляда по спине бегут мурашки. Как можно быть одновременно таким привлекательным и отталкивающим, такое вообще возможно? Герман позволяет ей увеличить дистанцию, не пытается снова сорвать с губ девушки удивленный вздох от прикосновения, поясняет по поводу организации банкета, основных поручений, с улыбкой наблюдая, как она записывает все в маленький блокнотик. Девушка вызывала в нем такие же смешанные чувства, как он сам в ее мыслях: одновременно привлекала своей нежностью, стойкостью, спокойствием во всех чрезвычайных ситуациях, а с другой раздражала наивностью, попытками бороться, когда ей уже не победить. Он ненавидел ее за то, как она привлекательно убирала за ухо прядку волос, выбившуюся из копны, за ее аккуратный почерк, которым она выписывала дела на бумаге, за существование рабочего блокнота, будто это могло добавить ей балл для победы в соревновании. Герман ненавидел людей, которые не хотят сдаваться, опускать руки, даже когда все уже давным-давно потеряно, а их соревнование ему казалось уже закончено: парень точно выиграет, к чему эти попытки? Но Эмилия каждый раз удивляла: добивалась очередной похвалы, выполняла работу даже с учетом его подстав, игнорировала подколы. Его раздражало, что девушка не сдалась и под чарами Высоцкого, не уступила ему, влюбившись как глупая школьница, а старалась подавить в себе страсть. И ее острый язычок, которому самое место на члене Германа, но никак не в спорах, где он пытался быть победителем. Все существо Эмилии выводило из себя, при этом возбуждая, поднимая член от малейшего касания ее тонкой руки. Парочка начала работать, почти не обращая внимания друг на друга. Герман поглядывал на девушку, стараясь при этом остаться незамеченным в своей шалости, наблюдал, как она убирает с лица волосы, как в изящном жесте расставляет на столах посуду или черкает. Ему хотелось наклонить ее прямо здесь, поднять короткую юбку до живота, вколачиваться в податливое тело, срывая с губ стоны. В то же время жгучее желание проучить, увидеть ее проигрыш, наконец-то получить должность и выпихнуть Эми из отеля, навязчиво крутилось в голове. Высоцкий долго размышлял, одиноко проводя время на балконе подаренной на восемнадцатилетие квартиры, думал о своих чувствах к девушке, пытаясь их хоть как-то определить. Он мог описывать ее часами, а речь его была бы наполнена одновременно теплыми, нежными словами и язвительными комментариями, что обязательно вызвали бы у девчонки слезы. Эмилия была аналогичного мнения, в этом они с парнем были похожи. Жгучая, сжигающая все внутри ненависть, перемешивалась с невероятной симпатией. Ей хотелось зарыться в короткие черные волосы на голове парня, заглянуть в его почти черные глаза, ища там правду, подсказку, что им делать дальше. В то же время хотелось впиться ногтями в его спину, отомстить за ту боль, обиду, что он ей принес. Эти двое ненавидели друг друга также страстно, как любили где-то в глубине души. Боролись сами с собой, склоняя чашу весов то в сторону нежности, переплетенной со страстным сексом в кладовке, и ненавистью, идущей рука об руку с издевками, подставами, гневом и слезами. Волкова наблюдала за Германом исподтишка, смотрела, как парень самостоятельно переносит стол, как перекатываются мышцы под его кожей от напряжения. Еще чуть-чуть, и ей пришлось бы утирать слюни, но Высоцкий заметил взгляд девушки, уперся в нее своими черными глазами, разгадывая, о чем она думает. Это быстро привело Эми в чувства, но было слишком поздно, парень с язвительной ухмылкой направлялся в ее сторону. — Эми, слюни подотри, так смотрела, понравилось? — издевается, тешит свое самолюбие, откровенно наслаждаясь ситуацией. Приятно видеть в ее глазах шок, недовольство, ощущать кожей смятение девчонки. Он снова удачно подловил ее, поймал на оплошности, чем не преминул воспользоваться. — Больно надо мне пялится на тебя, боялась, что уронишь стол, всего-то, — фыркает, чуть опуская голову и пряча покрасневшие щечки. Парень в мгновение ока оказывается около нее, хватает за маленькую руку, чуть дергает. — Кошечка, зачем же врать? Пойдем, могу тебе побольше показать, — его насмешка ощущается на физическом уровне, отравляет душу девушки изнутри, окрашивает все в черный. — Герман, нам нужно работать, а ты сказки сочиняешь, — вырывает руку из его хватки, отворачивается, придумывая, чем бы сейчас заняться, только б сбежать от этой неприятной ситуации. Внутри разгорается гнев, но усилием воли девушка давит в себе негативные чувства, старательно прячет их, не желая проигрывать, сдаваться так легко. — Надоели эти твои фразочки, Эми, — он уходит, не понимая, что его так разозлило. То, что девушка совсем не воспринимает его всерьез или то, как собственное тело предательски реагирует на близость? Волкова смотрит ему вслед, про себя размышляя, что же такого она нашла в этом злом, язвительном парне. Неужели секс, что произошёл между ними в клубе, так сильно ее привязал к надменному черноволосому Герману? Она не могла позволить себе быть такой мямлей, уступать пареньку, что откровенно играл с ее ощущениями, выводил из себя, возбуждал. Но тело противилось, внутри все кричало, что ей нужно обратить на него иное внимание, наконец попытаться раскрыть что-то хорошее, забыть о вражде и ненависти, впустить в сердце любовь. Только Эми совсем не хотела этого делать, старалась отгородиться, взрастить в себе недовольство персоной соперника. Когда столы уже расставлены, банкетный зал украшен с помощью нескольких работников обеденной зоны, девушка наконец выдыхает, зачеркивая половину пунктов в блокноте. Осталось набрать гостям, оповестить их, а также выставить персонал для встречи посетителей. По мелочам оставалось только уведомить начальника об успешном окончании работы, составить небольшой отчет и проверить, чтобы на кухне все начали готовить обеденное меню в срок, а музыка с импровизированным «диджеем» подходила под стандарты мероприятия. Девушка быстрым шагом направилась на кухню, собираясь опросить работников по поводу мероприятия, но сильная рука затащила ее в подсобку. В голове настойчиво забилась тревога, словно сиреной сдавила виски. Эми быстро анализировала события последних двадцати минут, с горечью подмечая, что Герман пропал из виду после того, как она пару раз поиздевалась, наклоняясь перед ним в разные стороны, делая вид, что поправляет скатерть или цветочек на столе. Волкова сама не поняла, к чему было это показательное выступление, но после очередных язвительных насмешек парня ей захотелось немного повеселиться. И, видят все боги, ей было по-настоящему забавно наблюдать за сжатыми челюстями, нервным выдохом Высоцкого, когда она в очередной раз чуть оголила бедро. Герман прижал ее к стене, придавил грудью, перекрывая часть кислорода. Молча всматривался в ее лицо, смакуя ее легкий страх, перемешавшийся с предвкушением. — Что ты творишь? — девушка дергается, не уступает даже собственным чувствам, что кричат «останься, ведь так приятно рядом с ним находиться». — Это ты, — выделяет обращение, прижимая еще сильнее, сжимая недовольно бьющие его по спине, руки, — что делаешь? Устроила какое-то показательное выступление, трясла своей задницей направо и налево, что пыталась доказать? — парень приближается к ней, дышит прямо в лицо, ища в глазах намек на ту ненависть, о которой она кричит. — Герман, отпусти, ты меня раздражаешь, — девушка снова предпринимает попытку вырваться, бьется в его руках как птичка в клетке. — Или что, Эмилия, будешь плакать и кричать? — язвительность сочится через поры, заполняет комнату, перекрывает дыхание Волковой. — Нет, но разочаруюсь в тебе окончательно, — Эми вырывает одну руку из цепкой хватки, пытается оттолкнуть ей парня, пихает в плечо, понимая всю абсурдность ситуации. — Ты врушка, кошечка, у тебя коленки от моей близости трясутся, а кричишь о ненависти и разочаровании, — парень прикусывает мочку ее уха, наслаждаясь возбужденным вздохом. Эми не стоит знать, что он сам начинает чуть ли не дергаться от ее присутствия, старательно скрывает свою симпатию за личиной насмешек. — Я тебя правда ненавижу, пусть и трясусь, — девушка сдается, покорно расслабляется в его хватке, позволяя ущипнуть себя за ягодицу, сжать ее. — Это взаимное чувство, Эмилия, — увлекает ее в поцелуй, сминает губы, проникает внутрь языком, вытягивая из горла девушки тихий стон. Ее коленки и правда трясутся от такой близости, пусть мозг и кричит «нет!», она не может противиться притяжению, что возникло между ними. Девушка не сопротивляется, пусть нутро и протестует, вновь свободными от хватки руками обхватывает его шею, поглаживает затылок, перебирает пальчиками короткие волосы. Зарывается в них руками, чуть оттягивая, срывает с губ парня такой приятный и манящий вдох. Отрывается от него спустя только пару минут, когда рука Высоцкого по-хозяйски забирается ей под блузку, сжимает сосок. — Все, стоп, ты переходишь все границы, — сдается своей голове, что била тревогу в истеричной пульсации. — Тебе же нравится, чего врешь, — он покраснел, губы припухли, от чего язвительная усмешка на миг кажется даже привлекательной. — Это не значит, что ты меня не раздражаешь, Герман, дай мне работать спокойно, отстань, прошу, — выпутывается из его рук, обламывая как свое, так и его удовольствие. Парень терпеть не решается, успевает обхватить ее шею рукой, прежде чем девчонка скроется, сжать, перекрывая кислород. — Эмилия, ты переигрываешь, пытаешься казаться смелой, стойкой, спокойной, старательно делаешь вид, что тебе все равно, что я тебе противен, когда твое тело говорит об обратном, — девушка смущается, пытается не показать, как трогают что-то в глубине души его слова. — Высоцкий, ты много думаешь о себе, а сам-то красный весь и дышишь рвано, неужели и я на тебя влияю? — ухмыляется, не показывая своего шаткого положения. Парень спокойно может сжать ее шею сильнее, переломать сильной рукой, если она не прекратит его провоцировать. Он выпускает девушку, почти выталкивает за дверь, шикая на нее что-то оскорбительное, скрывая свою симпатию за маской раздражения. Эми удовлетворенно хмыкает: в маленькой игре победила она, без сомнений. Волкова старательно раскладывает на столах предметы, игнорируя объект одновременно вожделения и раздражения, поселившийся в ее мыслях, выполняет все оставшиеся задания, договаривается с кухней, когда видит Германа, отчитывающегося перед начальником. Парень безбожно врет, что договорился обо всем, пока девушка просиживала в подсобке, поедая плюшки с кухни. Начальник, не склонный верить в эти глупости, идет уточнить у персонала, правда ли пропали пару булочек. Когда мужчина возвращается с кухни, на его лице играют желваки, а мышцы рук напряжены. — Волкова, ты что устроила? Решила, что можно прохлаждаться, пока Высоцкий занимается всей работой? — девушка ошарашенно опускает руки, не веря глазам и ушам: парень смог ее подставить, выставить идиоткой, неясно, когда он только провернул это все, но начальник дал балл только ему, а значит сегодняшняя война проиграна. Вся радость и удовольствие от победы в подсобке улетучиваются, на глаза стойкой, обычно совсем спокойной девушки наворачиваются слезы. Никто не побежит проверять камеры, отслеживать реальную рабочую обстановку, но, если бы так случилось, мужчина в дорогущем костюме заметил бы, что пока Герман где-то отсиживался, не в силах смирится с позором проигрыша, она закончила всю работу, обсудила самые важные моменты и по десятому кругу поправляла скатерти и цветы на столах. Бросив взгляд на парня, она заметила, как он ухмыляется, пока босс ее отчитывает. Чувство ненависти, что всегда с ней было, но улеглось после возбуждающей сцены в подсобке, снова взыграло, побежало по венам, разогревая все тело. Была бы ее воля, Эми уже отвесила бы парню пару пощечин за такую отвратительную подставу. Когда начальник уходит, девушка подлетает к сопернику, занося руку для удара. Но перестает двигаться, заглянув в черные глаза. В них нет смеха, нет задора, с которым он обычно издевается или подшучивает, парень вполне серьезен. — Я снова победил, — он разворачивается, не удостаивая девушку даже взглядом, словно между ними не летят искры, словно никакого притяжения совсем не существует. Наплевав на все окружающее, смирившись с отсутствием балла за работу, девушка и правда берет с кухни плюшку, не спросив разрешения у повара, направляется в ту самую подсобку, закрывает дверь, усаживаясь на холодный пол. Ей осточертело все: Герман, работа, вся жизнь. Она берется за какое-то дело, доводит в привычной манере до идеала, романтизирует все происходящее, а потом разбивается о реальность, ломая кости с характерным хрустом. До слез обидно, что ее не оценивали по достоинству почти никогда. Эмилия смахивает скопившееся в глазах слезы, подмечая, что сейчас с радостью уткнулась бы в чью-нибудь грудь, поплакала бы навзрыд, размазывая по щекам остатки макияжа. На ум, как ни крути, приходит лишь один человек, который способен утешить, от того становится еще неприятнее и грустнее — он и есть причина ее вечных бедствий. Как бы они не ссорились, как бы не ненавидели друг друга, Эмилия четко ощущает нить, что между ними протянулась, притяжение, не дающее полностью упасть в ненависть. Но постоянные насмешки, издевки, поведение Германа разрушают всю идеальную картинку, построенную девушкой по поводу Высоцкого. Он ее до жути бесит, выводит из себя, но так хочется прижаться к его пухлым губам, сжать черные волосы, оцарапать спину. За дверью становится шумно, скорее всего банкет уже начался, а значит девушка так легко не проберется домой. Тихо вздыхает, усаживаясь поудобнее, не хочется навлечь гнев начальника снова, а потому нужно выждать момент, чтобы уйти. Эми разглядывает серые стены, предметы кухни на полках, размышляя, что же она все-таки чувствует. На ум снова и снова возвращается насмешливый взгляд парня, с которым она вынуждена вечно соперничать. Герман отвратительно-привлекательный, до дрожи в руках от адреналина из-за гнева, до мурашек по спине от возбуждения. Дверь тихо приоткрывается, едва-едва проливая свет на подсобное помещение. Девушка сидит тихо, смотря на входящего, стараясь не выдать себя. Она устроилась в уголке, где человек, открывший дверь, не замечает хрупкой фигурки. По фигуре, широким плечам и татуировке в виде кинжала на открытой руке девушка понимает, что объект ее мыслей стоит пред ней. Прикрывает рот рукой, сдавливая рвущийся наружу недовольный стон. Конечно, он уже облюбовал это местечко, стоило бы догадаться, но теперь, когда прошло уже пару мгновений, а парень, пришедший покурить в тишине, уже достал пачку, было глупо выходить или подавать признаки присутствия. Волкова вся сжалась, отодвинулась чуть подальше, страстно мечтая, чтобы Высоцкий побыстрее покурил и ушел, но неуклюжесть, идущая с ней по жизни, в очередной раз все портит. Девушка задевает швабру, со стуком упавшую на пол. Молчит, ошарашенная своим безалаберным поступком. Герман резко разворачивается, не успев поджечь сигарету, смотрит в дальний угол, разглядывая маленькую фигурку. Приближается в два шага, разозленный присутствием именно Эмилии в этом помещении. Поднимает ее с пола за плечи, удостоверяется, что она может стоять на своих двоих. — Кошечка, подглядываешь за мной? — издевается, проводя рукой по ее щеке, прикасаясь длинными пальцами к губам. — Конечно, ты же самый замечательный работник отеля, вот хотела пару секретов выведать, — выплевывает со злостью, обида за ту ситуацию снова возвращается, влезает в сердце без приглашения. — У нас соревнование, Эмилия, так что оставь свое недовольство при себе, никто не запрещал подставы, особенно, когда, — он запинается, замечая следы от туши на щеках. Краска уже засохла, чуть стянув кожу девушки, но зрелище вызывает в нем какое-то непонятное чувство: вина или возбуждение, не разберешь. — Ты плакала? — Тебя это не должно волновать, что ты там говорил? — девушка отстраняется, уходит подальше к стене, стараясь закрыться от ауры парня, склоняющей ее на сторону похоти. — Ответь на вопрос, Эми, не испытывай мое терпение, я еще ласков к тебе, — это выводит ее из себя, срывает все печати, снимает замки с ненависти, дремавшей где-то на задворках сознания. — Как ты смеешь мне указывать? — девушка повышает голос, сжимает маленькие кулачки. — Ты в очередной раз показал, почему мне не стоит с тобой связываться, разочаровал, мне нет дела до твоих вопросов и приказов больше. Она могла бы убежать, скрыться из этой несчастной подсобки, не провоцировать парня на какие-то действия, но гнев забурлил внутри, опаляя внутренности, сжигая все установки и преграды к чертям. — Прекрати шипеть на меня, — он достает изо рта сигарету, кладет в карман, приближается к девушке, снова доминирует за счет своего роста. — Я мог наплести и похуже чего-то, но сочинил только про пышки. На войне все средства хороши, слышала такое? Он похож на хищника, что кинется сейчас на свою жертву. Эта девчонка пробуждает в нем зверя, провоцирует на манипуляции, подставы, заставляет чувствовать смесь возбуждения и гнева — самую ядерную из всех возможных. — Ты отвратительный мудак, — она бьет его по щеке, оставляя красный след от пальцев. Парень ошарашенно смотрит, прежде чем окончательно прижать ее к стене как пару часов назад. Только сейчас ему не хочется быть нежным, он нуждается в разрядке, срочно, хочет нагнуть ее прямо здесь, вколачиваться в нее, срывать с губ протяжные стоны, раз за разом убеждаясь, что она не только ненавидит его, но и хочет как проклятая. Ловит ее руки, прижимает к стене спиной, скидывая вторую швабру. Плевать, если это слышит кто-то проходящий мимо, девчонка уже не отделается так легко. Герман чувствует себя мальчишкой, который не может определиться между любовью и ненавистью, желанием переспать или избить, чтоб неповадно было. И, как известно, Эми испытывает те же чувства, ту же ядерную смесь, сбивающую с ног, причиняющую душевную боль. — Я ненавижу тебя и твой острый язычок, Эмилия, — прижимается к ней, ловит ее губы, сминая в очередном доминантном поцелуе. Властно, чуть больно, с засунутым в ее рот языком, горячим дыханием, от которого подкашиваются ноги. — Я тебя тоже, — выдыхает ему на ухо, когда парень перестает терзать ее губы, прикусывает ему мочку, срывая вздох. Они больше не разговаривают, стягивают друг с друга одежду, запирают дверь, прежде чем Волкова снова прислоняется к стене. Пускай связь с Германом и ошибка, она не будет жалеть, срочно нужна разрядка, которую по-настоящему хорошей может сделать только этот самодовольный болван. Герман поднимает ее за бедра, впечатывает спиной в чуть шершавую серую стену, от чего девушка недовольно вздыхает, чувствуя, как маленькие острые песчинки впиваются в спину. Эта боль ее возбуждает еще больше, она обхватывает торс парня ногами, прижимает его сильное тело к себе. Хочется поскорее почувствовать его внутри, ощутить, как ее стенки туго сжимают член. Пускай она ненавидит Германа, но только он на ее памяти так хорошо чувствует, как именно проникнуть в нее, какой угол выбрать и как сжать волосы или шею. Парень не церемонится, сжимает ее русые волосы на затылке, входит быстро, жестко, наполняя девушку до конца, без остатка, будто его член создан именно для нее. Шепчет на ухо, как сильно она его раздражает, а сам мягко оглаживает второй рукой ягодицу. Находит взглядом небольшой столик, отрывает спину Эми от стены, ненадолго прекращая движения, несет девушку к подмеченному месту. Сметает свободной рукой все со стола, баночки с грохотом падают на пол, но Высоцкого мало, что волнует в этот момент. Эмилия такая тугая для него, сжимает его член идеально, при этом ее взгляд, щенячий, нежный, вызывает одновременно злость, желание вколачиваться сильнее и тепло, поднимающееся изнутри, предлагающее быть с девушкой нежнее. Он опускает ее на стол, подтягивает к себе быстро, рвано, приникает к ее шее, покусывая и посасывая, срывая стоны с губ. Зажимает ей рот свободной рукой, другой придерживая спину, снова входит под новым углом, от чего девушка чуть дергается, подается к нему, насаживается сильнее. Самое приятное в их отношениях, построенных на взаимном обожании и ненависти одновременно, это такие моменты, что выдают с потрохами желание каждого. Секс для них разрядка, как они себя убеждают, не более чем очередная игра, в которой все наконец-то победят и получат желаемое. Но где-то в глубине души, за вуалью ненависти, скрывается теплое чувство, разгорающееся от совместного времяпровождения. Любовь зарождается, переплетается с очерняющей душу злостью, становится одним целым, образуя совершенно странные новые ощущения. Эмилия выгибается назад, демонстрируя свою небольшую грудь, призывая ее сжать, поиграть с сосками, чем Герман с удовольствием и принимается заниматься. Сжимает розовую горошину, перекатывает между пальцами, продолжая входить медленными и глубокими толчками. Девушка тянет к нему руку, переплетает пальцы, когда парень заканчивает с грудью, проявляет ту нежность, которой они иной раз отчаянно желают. Высоцкий окончательно теряет контроль, начинает вколачиваться чуть сильнее, сжимая ладошку девушки и придерживая ее за бедро. Запыхавшиеся, раскрасневшиеся, они одеваются в полной тишине. Разрядка получена, каждый задумался о своем, анализирует произошедшее и пытается понять, почему каждый раз их ссоры заканчиваются сексом, почему жгучая ненависть вдруг уступает место притяжению, симпатии. Ответа на этот вопрос не существует, казалось, именно так все и должно между ними происходить: ссоры, подставы, постоянные дразнилки, горячий и страстный секс, молчаливые сборы, а потом все сначала. — Я все также тебя ненавижу, не выдумай себе ничего, — бросает Эмилия, стараясь выглядеть собранной, будто ничего между ними не было, будто ее тело не желало этого черноволосого парня пару минут назад, будто она не получила один из своих самых ярких оргазмов именно с ним. — Я тебя тоже, — он разворачивает ее быстрым движением, вынуждает чуть наклонится и потерять равновесие, прижимает за основание шеи к себе, целует на прощание.