паутина правосудия

— Капитан, позвольте с вами! Бесстыжие смешки, косые перешёптывания и редкие устало-сочувственные вздохи рассыпались о рыжие кирпичные стены штаба. Разве что не забрались горстью пороха в мушкет, чтобы Шеврёз было сподручнее застрелиться на месте. Она с тихим раздражением потёрла виски, ноги налились осмием, но капитану не пристало выдавать слабости. — Простите этого дурака, капитан, мы непременно займёмся обязанностями, — твёрдо, но с оттенком светлого сострадания, опередила Тэт, криминалистка, почти закрывая собой нерадивого новичка. — Хомм де Мор! Вот правда же, что имена есть говорящие, — ехидно прыснул лейтенант, подпирая дубовый канцелярский стол и беззаботно подбрасывая старинную монету с утончённым профилем Фокалорс. — Точно помрёт, если пойдёт с вами, — с грубой заботой посмеиваясь, вторили патрульные коллеги. Эти долгие две недели были непозволительно трудными, можно сравнить с барахтаньем занемевшими конечностями в промёрзлом море. Шеврёз это знакомо не понаслышке, к сожалению. Кровавые тайны вереницы убийств — в наши мирные дни крайняя редкость; тот случай с искусной воровкой и запретными бумагами — неслыханная дерзость и оскорбление Палаты Жардинаж, плевок в порядок Кур-де-Фонтейн; а энтузиаст-новичок, свалившийся как снег на голову, и вовсе — последний гвоздь в ледяной гроб капитана Особого патруля. — Перерыв окончен, живо на свои посты! Всем сил и успехов, — бойко, выжимая последние капли энергии ради поддержания духа, отдала прощальные указания капитан. — И ты, сержант Хомм де Мор, с лейтенантом Фрэнганом отправляйся на новое дело. Моё расследование слишком опасно. Особенно для таких зелёных, как ты. Это приказ, повторюсь в сотый раз за неделю. Страж правосудия несёт в себе копящееся напряжение, от которого даже горячая кровь стынет в жилах. Шеврёз всегда придерживалась закона и своего собственного морального компаса. Но правосудие, словно мировые исполинские часы, набатом отбивало мерный ритм в солнечном сплетении, жаркими волнами расползаясь под костями, вновь запуская ноющее, увядающее сердце. — Случай и правда жутковатый, хоть бывало и похуже, всё же… Это чудище в шелках. — Из той лощины у Элинаса? Там же после землетрясения уровень воды провалился, так странно вышло — кусок суши под водопадами. Слышала, в этих землях пропадают торговые караваны с дорогой тканью. И люди вместе с ними… — А разве они иногда не возвращаются потом в самых блистательных костюмах? Так, словно нашли сундук сокровищ. — Ага, только даже при этом «иногда» они теряют что-то очень дорогое им. Кто-то конечность или зрение, кто-то близкого человека. Плата за красоту всегда разнится. — Говорят, что этот монстр — паук-людоед… Надеюсь, с капитаном всё будет в порядке. — Отставить разговоры, — капитан сухо, но с явно сочащейся угрозой, припечатала подчинённых. Спустя пару беспокойных улыбок и подбадривающих хлопков по плечу от разбегающихся патрульных, Шеврёз дышала сырым затхлым воздухом крепости Меропид. Она, растягивая предел своей концентрации и сил, обсуждала с той самой воровкой — неслыханным оскорблением Палаты — сделку о сведениях и карте подземелья. Если информация окажется полезной, то капитан сделает срок пребывания Рузи в подводной тюрьме намного более роскошным. Эта хрупкая девушка действительно намутила воду среди болотных мундиров Жардинаж. Об укорачивании срока её заключения, вероятно, даже слушать не станут. Но поимка «чудища в шелках» стояла краеугольным камнем в приказах свыше. * Полуостров Элинас покоился среди пенистых, бушующих вод Фонтейна; сырая земля и местами скалистые ядовито-зелёные горы с пурпурными кровоподтёками похоронили под собой седые кости дракона. Громадные, даже больше самих гор, останки, словно упорно отказываясь быть погребёнными, угловато торчали полуобнажёнными. Среди тёмно-фиолетовых полей пробивались к солнцу древние позвонки, будто создание Рэйндоттир, дыша, лениво потягивалось, нежась на жаре и скручивая хвост от пылкого довольства. Хищно разинутая драконья пасть, наполовину погружённая в море, таила подводные пещеры. После катаклизма земля провалилась, оставляя рваную рану среди моря — сухую продолговатую лощину с шипящими водопадами. Теперь же с пасти словно стекала слюна предвкушения буйным потоком. Внизу кривые, когда-то бывшие под толщами моря горы встречали объятиями блаженной смерти. Шеврёз, несясь на паровой лодке, использовала планер для приземления — риск. Но решимость несла её вперёд, даже в самый глубинный омут. Лодка упала до одури быстро, обгладываясь острыми скалами и наконец снедаясь клыками подножья водопада. За кладбищем разбитых торговых кораблей капитан заметила расхождение водопада. Мрачный лабиринт пещер и расползающихся змеями туннелей встретил запахом сырости и соли, цветущий мох же булькающим ковром извивался под уверенными шагами. В тусклом свете одинокого факела, что немало удивляет само по себе, Шеврёз, завидев чудовищную тень и поддаваясь охотничьей интуиции, ринулась за существом. Тьма незаметно обступила бравого капитана, одно лишь ясно — тупик и загнанный в грот монстр. — Именем закона Кур-де-Фонтейн, вы арестованы за систематические кражи и нанесения тяжёлых увечий, — капитан проговорила из дежурной привычки, не ожидая ответной реакции. Но послышался снисходительный смех, больше походящий на шипение. — Нет, вы не так поняли, офицер. Здесь я вершу порядок, — высокомерный и язвительный голос резанул по ушам. Неужели разумный вид? Две пары алых глаз лукаво блеснули во тьме, с хищного языка стекали яростные надменные ругательства. Существо, шипя, выбросило липкую сеть паутины, Шеврёз же, ожидая дальней атаки, быстро перекатилась по скользкому каменному полу в сторону, по неудачным расчётам со всего размаху влетая в острый камень боком. Пронзившая тело вспышка боли окатила девятым валом. Капитану удалось на пару секунд скрыться за громадными сталагмитами и, всё ещё цепляясь дрожащими от адреналина пальцами за ствол и спусковой крючок мушкета, стоически замереть. Далёкий шорох водопада в лощине и капающая в гроте вода позволяли Шеврёз делать лишь краткие тихие вдохи, не выдавая себя. Она решила — сейчас или никогда. Заглянув в щель между толстыми сталагмитами, охотник на чудище судорожно искала щёлкающие алые глаза в почти непроглядном коконе мрака. Сзади капала вода. Нет. Больше. Ещё один поток воды?.. И внутри стража, казалось, схлопнулась червоточина, космический мороз покрыл необъятные часы правосудия, столпом вдавливая их в горячие сплетения сосудов. Шеврёз, резко обернувшись, столкнулась с багряными слепящими огнями и капающим ядом языком. Мир окончательно и бесповоротно потух. * Шеврёз, словно из бездонных пучин моря, снилось, как её грубая загорелая кожа сдиралась, налипая всё плотнее на режущие нити паутины. То несколько чешуйчатых лап, то когтистые руки томно водили по закалённому телу, шурша и позвякивая чем-то. Вздох утопающего прокатился по просторному помещению. «Монстр» с видимым раздражением прервал плетение своего золотого руна и из пьянящей жажды увидеть неподдельный ужас переполз поближе к непрошенной жертве. — Я жива, — ошарашенно хрипела Шеврёз, осматривая вполне целые руки и ноги, перебинтованный узорчатой паутиной бок. На запястьях и щиколотках бренчали, переливаясь, браслеты тонкой работы, какие встречаются лишь в самобытных мастерских Сумеру. И всё тело объято шёлковой, парящей юкатой. Сумеречная, с желтеющими проблесками-пятнами, она походила на вуаль тёплой ершистой ночи. Работа в Особом патруле прививала много странностей, впутывала хаос в размеренность с небывалым азартом. Но такого… Такого Шеврёз никогда ещё не встречала. Гибридное создание, чем-то схожее с кентавром: торс невинной девы, но внизу паучье брюхо и лапы. Капитан должна помнить об этом хищнике-людоеде, сверлящем свою красивую обёртку от ужина выжидающим прищуром четырёх киноварных глаз. Но вместо этого, отчётливо чувствуя приятное жжение от затягивающейся раны и мягко обнимающий тело шёлк, страж правосудия перевела заворожённый взор прямо на «чудовище» и прошептала: — Как тебя зовут? Огонь злобы вмиг потух, уступая каплям сконфуженности и нового досадного раздражения, переполняющим резной бокал в сердце. Хрусталь беззастенчиво лопнул. Эта проклятая служительница закона смотрела на чудовище так, будто увидела зарницу тысячи солнц. Лишь от накатившей злости запунцовели щёки паучихи. По её собственным заверениям другие эмоции ей чужды. — …Тиори. Знаешь, обычно все начинают истошно вопить. — А что такого? Ты же не съела меня, хотя шансов сделать это было тысячу и один раз. Тиори закатила все четыре глаза, ядовито выплюнув: — Может, я люблю подавать себе блюдо красивым. — Меня не заботит это. Ты всё равно должна ответить за свои преступления. Низкий животный смех паучихи набирал обороты, аки морская вода пенился со дна бутылки с картой сокровищ. А в сливовом зрачке застыли золотые весы правосудия, чаши безупречно равные в своём идеализме и справедливости, часто удерживаемые людским страхом перед именем закона. Но в них ни намёка на отторжение, лишь убийственное твёрдое принятие. Словно ни внешность, ни статус, ни раса или вид не имеют значение. Словно в мире все действительно равны. — Такому соблазнительному взгляду тяжело отказать, поэтому поймай меня, — ехидная Тиори, опасно обворожительная в охровом коротком кимоно, не покрывающим чёрное, будто влекущая мгла, блестящее паучье тело снизу, напрягла ловкие лапы в предвкушении погони. — Если сможешь. * Лёгкие свистели от бега, охрипшие, словно решето пулевого ранения. Отец учил Шеврёз не жалеть себя, учил терпеть боль в теле и жжение в душе, дозволяя вдохнуть лишь холодную морскую воду и стойкий запах копоти и крови. Отец отдал всё своё существо закону, но было ли у него собственное правосудие в сердце? Было ли сердце? Едва ли эти беспочвенные вопросы должны сейчас волновать. Во мраке с редкими блёклыми пятнами огня трудно было ориентироваться даже с картой. Мрачные воспоминания и частично принципы не давали Шеврёз использовать свой пиро Глаз Бога. Она ураганом влетела в очередное переплетение пещер, как тут же охотничий пыл окатил ушат удушливого страха. Хомм де Мор — этот непроходимый идиот, упрямец, страстно отстаивающий закон — висел, обмотанный липкой сетью с золотым сечением узоров. Шеврёз, подавив приступ тошноты и паники, внимательно осмотрела жертву в тусклом свете факела. Дышал, живой. Капитан, наконец, разрешила себе вдохнуть знакомый, пропитанный железом и солью, запах. Заметив рваные, жуткие раны сержанта, Шеврёз собственным глазом увидела и паутину, заживляющую ткани. У Хомм де Мора едва не оторвало ногу, но после оперативной помощи она срасталась. Видно, планер плохо сработал. Капитан была любящей риск, но дальновидной, далеко не глупой. И помочь незадачливому сержанту могло только одно разумное создание… — Твой идиот? — пренебрежительный вопрос лезвием раздражения разрезал тишину, стаскивая её слои как отмирающий эпителий. Гиганты-часы правосудия, затопленные облегчением, с томным ритмом продолжали бить волей закона, но уже вздрагивая с призрачной надеждой. Не всё потеряно, и никто не умер. Шеврёз, лишь кратко кивнув в ответ, благоговейно прошептала: — Спасибо, Тиори. Блики жжёной сиены от огня облизывали лилиораменную взволнованную паучиху, короткое кимоно спадало с плеч. Длинные когтистые пальцы, обтянутые кружевными чёрными перчатками, огладили загорелую щёку Шеврёз. Дурманящие алые маки в радужке очей завораживали, мягко пригвождая к месту. Капитан задохнулась от столь вопиющей развратной наглости. — Знаешь, одним «спасибо» сыт не будешь… — длинный бесстыдный язык увлажнил алые губы, будто полнящиеся свежей кровью. Но Тиори, одёрнув хищное влечение, заставила себя признаться. — Я не убивала их, только крала ткани. Падая с такой высоты, редко кто выживал. Но и те везунчики часто теряли конечности. Мне выгодно, что шелка перевозят именно по этому пути, но они платят за это высокую цену. — Учитывая живое доказательство, я поверю тебе. И когда мой подчинённый очнётся, мы проводим тебя до зала суда. Показания смягчат твою участь. — Хмпф, я знала, — зло насупилась портниха. — Так и быть, если выбьешь мне место для ателье, то пойду без сопротивлений. — Ещё и условия ставит… — И ты что, протёрла собой каждый плесневелый угол? Эта юката с дорогими золотыми нитями теперь превратилась в жалкий комок пыли. Пошли, я сниму с тебя этот ужас. Шеврёз позволила утянуть себя за локоть, вслед обеспокоенно разглядывая белёсый кокон Хомм де Мора. * — Не хмурься, а то морщины будут. Он не умрёт, капитан, — фыркая и претензионно копаясь в шелках и нарядах неземной красоты, обронила Тиори. Грубая забота, проникая под натянутую кожу, касалась невольно сжимающегося сердца. Паучиха виртуозно плела пурпурные пряди, нежно оттягивая кожу головы, слабо царапая белые среди сирени проборы и алеющие с каждым стыдливым мгновением уши. Она, закончив, кратко удовлетворённо промычала на вуалетку, обрамлённую камелиями и белыми маками. Шеврёз в белоснежном, переходящем в лиловый полупрозрачный фатин, платьем с вкраплениями так идущей ей позолоты. — Спасибо за наряд, но я что тебе, какая-то невес..? Сердце взмыло к самой глотке, придавливая стуком гланды, и капитан с долей ужаса и стыдливого томления под рёбрами осознала, что вопрос риторический. Сквозь большой вырез на загорелом от полевых тренировок, с перекатывающимися жилистыми мышцами, животе выступали мелкие бусины-капли пота. Тиори перевела голодный взор на пульсирующую жилку на шее. Пожар внутри разрастался с неистовой скоростью. Хотелось впиться в плоть клыками, хотелось откусить голову, хотелось ласкать желанное тело, хотелось горячей исповеди и признаний в любви. — …Только если ты хочешь этого, — паучиха действительно ответила, прочерчивая границы. Она, сгорая от желания, всё же дорожила Шеврёз? Капитан не железная, вопреки мнению её коллег, она жаждала простой человеческой близости и, если слепая госпожа Фортуна щёлкнет по носу, трепетной любви. — Хочу. Очень. А правосудие обязательно свершится, как неумолимая гильотина отсекает кренящиеся преступные головы. Они знали это, падая на украденную с корабля широкую койку в пылкие объятия друг друга. Паучьи лапы и бесстыжие руки жеманно блуждали везде и нигде, скручивая в поджаром животе тягучий узел напряжения. Наконец прохладная загребущая ладонь легла на горячую влажную промежность вспышкой контраста, дразняще надавливая и выуживая из Шеврёз тихий всхлип. Снежные поля шелков и лиловая сумеречная вуаль обнажили подтянутое жилистое тело стража. Бордовый вспыхнул на щеках, расползаясь на уши и шею. И Тиори жадно собирала алчущими губами каждый звонкий вздох, пылающий томный цвет, вылизывая капли солоноватой испарины с ключиц, ладоней, под вздымающейся веснушчатой грудью, с низа живота, напряжённого под хищным взором. Отметив клыками покатые плечи и мягкие упругие груди, паучиха с энергичного охрипшего согласия связала Шеврёз особой мягкой паутиной, заведя её руки за спину. От арабесковых переплетений, сжимающихся удавом, розовые соски тёрлись и, набухая, алели спелой вишней. Полная беззащитность перед плотоядной пастью. Но в очередной раз удивляя, Тиори, покусывая внутреннюю сторону смуглого бедра и подхватывая плотные ягодицы, нежно, почти целомудренно чмокнула уже обнажённую промежность. — Прошу, Тиори, пожалуйста… Нгх-х. — Что-то не совсем понимаю. Скажи чётко, чего хочешь, — паучиха притворно непонятливо заламывала брови и рассеянно мяла доверчиво подставленный зад, нагло издеваясь. О, сама невинность! — Я сейчас и без пиро способностей загорюсь! Гх, в-возьми меня уже, — уязвленная гордость билась в агонии, а в ответ низкий смех. Тиори провела вдоль разведённых губ длинным широким языком, смешивая полупрозрачные белёсые соки, и медленно проникла внутрь. Мышцы тяжело поддавались из-за первого опыта, но вскоре разомлели, впуская почти до упора. Тягуче набирая темп, паучиха ласкала разгорячённое тело и вскоре уже откровенно и до закатывания глаз грубо вбивалась в податливое, узкое лоно. Ощущения смешивались, вспыхивали мерцающие звёзды в глазах, по позвоночнику скатывалась электрическими разрядами крупная дрожь. Капитан постыдно, принимая поражение, сползла ещё ниже, исступлённо насаживаясь на толстый горячий язык, пока длинные ловкие пальцы, подцепляя густые соки, гладили клитор. Шеврёз подбросило. С бледных губ слетело заветное имя, и его обладательница вылизала все плоды оргазма до жалобной сверхчувствительности. На белой узкой спине Тиори зияли глубокие царапины от набойки каблуков невесты. Шеврёз, оклемавшись и всё ещё подрагивая, жаждала подарить и Тиори усладу. Грозно пыхтя и краснея, паучиха позволила капитану подлезть под чёрное гладкое брюшко. Она на кончике языка чувствовала пряный вкус возбуждения, ненавязчиво расчёсывая круглые спелые бока. Под изгибом лапок настойчиво вылизывала, заставляя Тиори едва ли не скулить и бессильно дрожать. Она схватилась за изголовье их койки, чуть ли не придавливая капитана всем своим весом, вышибая воздух из лёгких. Шеврёз потянула за шёлковую кружевную ткань, медленно обнажая уже долгое время сочащееся влагой соблазнительное отверстие. Она, держа себя в узде, терпеливо изучала, водя руками по низу гибридного тела, давая привыкнуть к более напористым касаниям в столь уязвимом месте. Задушенный стон вырвался из горла Тиори, стоило мягкому языку найти нечто схожее с человеческим клитором. Малоопытность капитан скрашивала яростным рвением и грубоватыми искренними ласками. Она, наблюдая за реакцией тела, сладострастно вылизывала и посасывала тот чувствительный пульсирующий, как крошечное сердце, комок нервов. Сильные вездесущие руки сминали брюшко, игриво касались едва заметных прядильных трубочек. Горячая истома возбуждения бурлила в крови, заставляла мышцы сокращаться, подрагивая, словно струны арфы. Эта пытка длилась слишком долго и, протяжно застонав, паучиха кончила, окончательно придавив собой Шеврёз, обессиленно проехавшись по вздёрнутому сопящему носу и горячему старательному языку. Синяки и укусы расцвели столь же яркой сиренью, что и лоснящиеся волосы. Полумрак окутывал их измождённые ласками тела, пока они приходили в себя, лениво обнимаясь. — Почему не использовала свой пиро Глаз Бога? Ты могла тогда меня пристрелить, — Тиори задумчиво-размеренно растягивала слова, будто её не заботила собственная жизнь. — Взамен на этот проклятый «дар» богов я потер... Неприятно говорить об этом, может — позже. Открытая причина в том, что я не верю в превосходство богов над правосудием. Не хочу их помощи. И я не убиваю преступников, совсем никого. Суд решает, как с ними поступить. Это был самый честный ответ, который Шеврёз была в состоянии дать, и Тиори, не прося большего, лишь заботливо обхватила любовницу всеми конечностями, невесомо целуя в звезду на повязке левой пустой глазницы. Свобода и трепет флагом развернулись в груди Шеврёз, приостанавливая ход часов. * Наказание постепенно мотало свой срок. И бутик «Дом Тиори» набирал популярность в геометрической прогрессии. Исправительные работы паучихи подарили детям Флёв Сандра и по-сказочному прекрасные, и практичные наряды отменного качества. Изредка эти беспризорники, пышущие юностью, ещё не разъеденные коррозией смердящих канализаций, забегали наверх к Тиори, то и дело озорно, по-детски невинно заигрывая полами сарафанов, топотом кожаных пиратских ботинок, неуклюжими реверансами перьевых треуголок и вихрастым беззаботным смехом. Паучиха, праведно гневаясь, порывалась прогнать балагуров взашей в пользу спокойной работы. Но они лишь улыбались в ответ на её вспышки ярости, как тут не поддаться? Поиграть с таким интересным созданием, как Тиори, им, конечно же, запрещал приставленный к осуждённой преступнице страж. Шеврёз следовала уставу беспрекословно, но величественные часы правосудия изредка замирали, позволяя детям остаться чуть дольше и посмотреть на результат ещё одного гениально-сплетённого труда Тиори. Вне службы Шеврёз ночевала на втором этаже ателье, распивая красный ягодный чай и тихо шепча заветное «люблю». Подернутые лунной дымкой, карминовые очи мерцали, теряясь в лиловом глазу, словно нежданно упавшая в кислый красный чай сладкая спелая слива. Тиори позволяла чужой голове покоиться на мягком уязвимом брюшке, лапами изредка касаясь, гладя по сиреневым волосам. Щёки яростно алели, когда она деланно-неохотно отвечала «и я тебя». Шеврёз научилась смеяться до слёз, стоило Фрэнгану и Тэт упомянуть очередной случай с их невезучим сержантом. — До сих пор поверить не могу, как он живой остался. — Мир часто противоречит своим же законам. — О нет, прошу, останов... — Хомм де Мор не умер! Назло всем и каждому. Благо это заслуженный перерыв, иначе Шеврёз, не выдержав мраморной статуей изображать стоицизм, сломала бы мушкет пополам. Её пронизывал бесконтрольный хохот, щекоча лёгкие как разрывы маленьких сверхновых. Холодное море сменилось тёплыми руками дорогих людей, и наконец-то стало легче дышать. Тэт, стоя чуть поодаль, беззастенчиво хихикала, а Фрэнган, потряхивая их обеих за плечи, едва ли не покатывался. На фразы вроде «уже несмешно» и «балда, перерыв окончен» он отвратно самодовольно скалился, но к капитану прислушался. Тиори продолжала пристально наблюдать за ними в открытое окно, постепенно сшивая своё сердце, нанизывая на медово-золотую паутину правосудия прожорливые непоседливые смешинки.