Пусть будет больно мне потом, Я хочу, чтоб были мы вдвоём Нежных губ твоих прикоснусь всё равно, Они как горькое вино
Monochrome no kiss
Сжав зубы, я смотрел в окно, сам не веря сказанному. Честно — отпускать графа не хотелось. Хотелось проснуться в обнимку на нашей кровати и тихо радоваться, что все происходящее было кошмарным сном. Глупые, наивные мечты. После сегодняшнего нам больше не светит совместная, спокойная жизнь. Я позволил себе сорваться, бросал в сторону возлюбленного грубые слова, унижал его, истязал с помощью кинжалов. Так нельзя было делать. Почему не смог проявить завидное хладнокровие, поговорить, глядя на реакцию?.. Ланс никогда не умел врать, его лицо отражало эмоции, словно у маленького ребенка. Когда он слегка лукавил, уверяя, что две коробки конфет слопала сестра, приезжавшая в гости, я согласно кивал, пряча улыбку. Утаивая правду, он неосознанно покусывал нижнюю губу и широко раскрывал глаза, мигая чаще обычного. Поэтому, понять лжёт он или нет — было проще простого. Демон внутри, просыпающийся только в момент сражений, требовал продолжения банкета. Он рычал, психовал, метался, порываясь перехватить управление кинжалами и устроить себе развлечение с пленником. Наверное, оно бы так все и произошло, не опустись я тогда на уровень лица графа. Меня тронуло выражение его глаз — непонимающих, смирившихся. Так смотрит собака, зная, что хозяин собирается треснуть её ботинком. Она не понимает за что, но огрызаться не станет, покорно перенося боль. Животное давно сломлено, привыкшее к наказаниям и другой жизни не видело. В детстве я сумел спасти молодого кобеля от вечно пьяного, недовольного хозяина. Пёс прожил долгие, счастливые годы при нашем дворе. Сам не знаю, как удалось уговорить брата, но в кои то веки он проявил снисходительность в отношении мелкого, зареванного мальчишки, к ногам которого трусливо жалось тощее, облезлое животное… Я был готов обнять Ланса в ту же секунду, снять дурацкий ошейник, вытащить расширитель. Укутать в плед и долго долго успокаивать, обещая, что такое больше не повторится. Но тут вмешался демон, напоминая, почему именно граф находится в таком положении. Моей вины нет — Ланс водил меня за нос долгое время. Наказание вполне справедливое. Только вышло за установленные рамки. А потом… Потом я тяжёлым усилием усмирил ярость единственным способом, что пришел на ум — занялся... нет... трахнул графа, не сильно заботясь о его наслаждении, разве что под конец не устоял — осознание, что возлюбленный близок к оргазму всегда безумно возбуждало. Демон периодически показывался, желая прервать неинтересное занятие, поднимал в воздух кинжалы, но я вовремя переключался, концентрируясь на обнаженном пленнике, с отметинами от хлыста на ягодицах, с россыпью кровавых точек на плечах — это уже старания плётки. Лезвия недовольно разворачивались, задевая тело рукояткой, не нанося порезов. Поднявшись на вершину удовольствия во время своей кульминации, изливаясь в горячее, сжимающееся нутро Ланса, я понял, что должен его выгнать. Иначе снова потеряю контроль и непоправимое все же случится. Позволив себе маленькую слабость назвать любимого ласковым прозвищем, я спешно встал, подтянул штаны, пряча полуэрегированный член и отошёл подальше. Сейчас послышится возня, неуверенные шаги, а потом хлопнет дверь и закончится наша история любви. Время шло. А граф не уходил. Может он потерял сознание? Надо бы проверить, но неохота оборачиваться. Кто знает, как я отреагирую на неподвижную фигуру. Здесь из двух только одно: либо отнесу в постель, либо пущу в ход кинжалы. Второе было более вероятно — перестать злиться полностью я не мог. Медленно посчитав до двадцати пяти, я обернулся. Вопреки ожиданиям, Ланс был в сознании. Он сидел на полу, вытянув ноги и упираясь спиной в бок кровати. — Ну и какого, спрашивается, хрена? Дурак или да? — Я старался говорить спокойно, но получалось плохо. — Дали возможность удрать — беги, пока не поздно. Или мне… — губы оскалились в усмешке, — продолжить? — Дурак. — Спокойно подтвердил граф, не следуя моему совету. — Но не потому, что остался. Выслушай меня пожалуйста, тогда поймёшь в каком смысле я дурак. — Твои слова ничего не изменят, — отрывисто бросил я, стараясь не глядеть на шею любимого. Окровавленная, в царапинах от шипов ошейника. Зачем я купил такое жуткое приспособление? Можно же было выбрать мягкое, с велюровой вставкой. Так нет же. Любуйся теперь, Гос, на результат своей ярости. — Ошибаешься, — тихо возразил Ланселот. — Дай мне возможность рассказать, только не перебивай. А после — хочешь, сажай снова на цепь, хочешь — прогоняй. — Говори. — Я спрятал руки в карманы, скрывая дрожь. Что-то было не так. Вряд-ли бы граф настойчиво просил выслушать. А может — он просто хочет отплатить мне той же монетой, рассказав перед уходом все подробности. Он стянул с кровати плед, заворачиваясь в него по самый нос. Попросил зажечь свечи — в темноте ощущал себя неуютно. «Вдруг снова кинжалы полетят, хоть увижу да увернусь», — попытался улыбнуться. Вдохнул, собираясь с мыслями и начал… — Ну прошу тебя, братик, — Гвиневра умоляюще сложила руки на груди. — Помоги, а? Больше некого попросить. Зилонг у великого дракона, Алукард с Мией в путешествие отправился, а Тигрил вернётся через месяц. — Не хочу. Ваша затея дурно пахнет. — Я неторопливо отпил кофе, чувствуя как две пары глаз сверлят мою фигуру. — Ланс, пожалуйста. Джой любит его до умопомрачения. А Харит не обращает внимание на бедную девочку. Она извелась, похудела, кусок в горло не лезет. Я скептически посмотрел на блондинку, уписывающую за обе щеки пирожные. Вторая тарелка сиротливо пустовала — нежные ватрушки покоились в животе Джой. И это ей кусок в горло не лезет… Боюсь представить, как она ест когда с аппетитом все в порядке. — Если не обращает внимание — то незачем бегать за ним. И вызвать ревность не получится — человека, который безразличен, не ревнуют. Мой тебе совет: забудь о Харите. Вокруг полно достойных парней. Лисьи ушки, задорно торчавшие из копны золотистых волос поникли. После моих слов Джой заметно расстроилась, приуныла. Или это от того, что пирожные кончились… Шмыгая носом, девушка дотянулась до вазочки с апельсиновым джемом и щедро намазала им булочку в виде сердца. Отхватив за один укус больше половины, она принялась сосредоточенно жевать, переглядываясь с Гвиневрой. — В том-то и дело, что Хариту нравится Джой, но он нерешительный, понимаешь? Нужно подстегнуть застенчивого леонина. Так сказать — промотивировать. — Вас бы промотивировать, интриганки юные, — проворчал я, понимая, что приставучая сестра не отстанет. Легче согласится, чем объяснять. — Каков ваш план? Заговорщицы одарили меня благодарными взглядами и наперебой стали посвящать в коварный замысел. Харит — ужасный сладкоежка, поэтому в полдень, когда в магическом университете заканчиваются занятия — со всех ног бежит покупать лакомства. Чаще всего он появляется в кондитерской, расположенной на углу возле набережной. От меня требовалось встретиться там с Джой, ровно перед приходом Харита. Проявить к ней знаки внимания, желательно изобразить поцелуй, галантно ухаживать. В общем — вести себя, как престарелый ловелас — девчонка лет на десять младше, если не более. Согласовав несколько часов отгула с придворными, я в назначенное время пришел заранее на набережную. Джой, опасно склонившись через парапет, зорко следила за стайкой рыбок в воде. Короткий хвостик смешно подрагивал, а уши прижались к голове — точь в точь кошка на охоте. Деликатно кашлянув, я оповестил о своем появлении. Рывок, прыжок, восторженный визг и эта мелкая чертовка повисла на моей шее, крепко обнимая. Оказывается, она до последнего не верила, что я сдержу слово. Что за глупости? Граф Ланселот Барокко известен тем, что выполняет обещания. Поэтому я никогда не даю их необдуманно. До кондитерской было рукой подать, но девчонка за эти несчастные сто метров ухитрилась забежать наперед, вернуться, попрыгать вокруг меня, сбивая с толку. Разоткровенничалась о своих чувствах к Хариту, потом отвлеклась на птичку, мирно клевавшую корку хлеба под лавочкой. Зрачки Джой расширились, захватывая добычу и она одним скачком оказалась возле голубя. Благо, птица успела улететь — не хватало мне разгуливать со спутницей с придавленным голубем в зубах. — Тебе нужен тот несчастный голубь? — пожурил я леонина, галантно распахивая тяжёлую дверь заведения. — Съешь вон пирожное. Такого ты ещё не пробовала. Я тебе говорю, здесь самый лучший брауни, вот увидишь. Девчонка залипла на витрину, выбирая среди роскошного разнообразия пирожных. Решив не заморачиваться, она заказала каждого вида по штучке. Я закатил глаза — как весь заказ поместится на крохотный столик. Джой замыслилась и просияла. Ничего страшного, если каждый вид не будет отдельно. Пусть все стоят на одном подносе, даже в два-три этажа. Я не изменил своим вкусам и ограничился неизменным брауни с тёртым орехом. Только на сей раз взял двойную порцию. Вкусное лакомство слегка подняло настроение. Мне хотелось домой, а не торчать в кондитерской, ожидая когда Харит изволит появится. Дома — Госсен, мы сегодня собирались целый вечер резаться в карты. Естественно не просто так — на раздевание. Это волнующе, хоть за годы совместной жизни успели изучить тело друг друга вдоль и поперек. — Ланс… — осеклась Джой. В её голосе отчётливо слышалась тревога. Десертная вилочка, предназначенная специально для пирожных, со звоном выскользнула из её пальцев. Я посмотрел в окно: Харит. Вот причина её резкой смены настроения. Белоухий леонин стоял неподалеку, беседуя с каким-то парнем. Наверное, сокурсник или приятель из университета. Отлично. Сейчас бегом справимся и можно с чистой совестью улизнуть. Ох, держись милый, сегодня я точно оставлю тебя без одежды. Не зря тренировался играть в мало мальски свободное время. А какое желание я тебе загадаю… Он увидел нас, да? Скажи, он смотрит? Какой у него взгляд? Удивлённый? — девчонка забрасывала меня вопросами, не рискуя посмотреть в окно. Я отрицательно покачал головой. Увлеченный разговором Харит не видел ничего вокруг. Активно жестикулируя, он что-то доказывал. Даже если бы Джой возникла прямо перед его носом — и то б не заметил. — Нет, я тебе не верю… Серьёзно? — надула губы девушка, разочарованная ответом. — Уверяю тебя, он ничего не замечает, — подтвердил я, осторожно поглядывая в окно. — А теперь слушай внимательно. Не возмущайся и не пугайся, когда я что-то сделаю. Это значит, что герой твоих фантазий нас узрел. А... что ты сделаешь? — полюбопытствовала Джой, но сказать я не успел. В этот момент белоухий парнишка совершенно случайно обратил внимание на кондитерскую. И конечно же сквозь огромное окно нас было видно, как на ладони. Он застыл с открытым ртом, теряясь в мыслях. Я же, подавив улыбку, ткнул пальцем в стекло, выпалив бред о белочке, сидевшей на ветке высокого дерева. И как только девчонка посмотрела туда, мои пальцы нежно, ласкающе вытерли пятнышко крема с её щеки. Джой открыла рот, повернув ко мне голову. Мои губы время зря не теряли — невесомо касались каждого тонкого пальчика на её кисти. Я постарался максимально идеально изобразить заинтересованность и подался вперёд, внимательно глядя в глаза, полнившиеся удивлением. Если не совсем глупая — поймет и подыграет. Наши лица сближались неумолимо медленно, застыли друг от друга в нескольких сантиметрах. Колокольчик кондитерской не звенел. Чёрт, неужели я ошибся в своих расчетах и теперь придется поцеловать спутницу. — Джой? Неожиданно тебя здесь увидеть! — юношеский голос заставил нас отпрыгнуть друг от друга. Я прикусил губу, стараясь не улыбнуться. Повелся малыш, прибежал мгновенно. Значит сестра была права — он интересуется Джой, но слишком робкий. — Я тут... э-э-э... со знакомым… — девчонка покраснела, глядя на меня. — Это… мой друг. Граф Ланселот Барокко. — Милочка, — фамильярное выражение выбрал специально, дабы показать, что серьезных отношений с девчонкой не планирую. Максимум — развлечение на ночь. Истинные вкусы наследника Барокко знали совсем немногие. — Разве я не говорил вам, что имел удовольствие принимать в своем поместье охотника Грейнджера и его компаньона — сего юношу? — Я перевел взгляд на Харита, демонстрируя дружелюбную улыбку. — Какая приятная встреча, не так ли, малыш Харит? Белоухий сдвинул брови. Не понравилось пареньку услышать покровительственное «малыш» в свой адрес. Он считает себя довольно взрослым, поступил в университет, а благодаря Грейнджеру и Алукарду — водит знакомства с многими именитыми людьми. Смятение в его душе я посеял, теперь осторожно, ненавязчиво подтолкнём к девчонке. Для этого пришлось отправить Джой к прилавку, ссылаясь, что два брауни было ничтожно мало. Девица сообразительностью не отличалась, вздумала отнекиваться, мол там очередь, пойду позже. Но получив под столом чувствительный тычок по ноге, вздрогнула и наконец оставила нас одних. А дальше было дело мастерства. Несколько небрежных реплик, показывающих, что она для меня мимолётное увлечение, игрушка. Да, скоротать досуг пойдёт, но на больше не годится. Леонин пришел в праведное негодование, слушая мои, несколько насмешливые слова. Он изо всех пытался скрыть раздражение, сдержанно кивая, не решаясь возразить старшему. Однако часто дергающиеся уши выдавали внутреннее состояние. Не удержавшись, Харит нелицеприятно высказался о моем, недостойном графа, поведении в отношении девушек. А потом заявил, что Джой заслуживает лучшего, чем быть игрушкой в руках безнравственного мужчины. До момента её возвращения, парнишка полностью растерял привычное дружелюбие. — Вынужден попросить вашу спутницу составить мне компанию, — он проявил неслыханную дерзость и не дожидаясь моего согласия, потащил ничего не понимающую девчонку к выходу… Закончив свой рассказ, Ланселот замолчал. А я… Я хотел надавать себе пощёчин. Идиот. Псих ненормальный. Так и знал, что требовалось поговорить, а не рубить с плеча. Как теперь смотреть в глаза любимому, после всех ядовитых, жестоких слов? Его тело изранено, а душа разбита. И нет такого целителя, что сумеет вылечить нанесенные мною раны. Боже, почему он сразу не рассказал мне об этой авантюре? Посмеялись бы оба, вспоминая себя в молодости. Я ведь тоже был из робкого десятка, слыл холодным, равнодушным к прекрасному полу. Заносчивым считали, гордым. Никто не знал, что я попросту боялся девушек. Впрочем, когда Ланс первый проявил ко мне знаки внимания — было ещё более страшно. От того, что это считалось неправильным, и от того, что мне понравилось. Сколько я избегал общения с графом — не помню. Каждый бал, на который было приглашено мое семейство, шел по привычному сценарию — затеряться где нибудь подальше от гостей и дожидаться окончание. Виртуозно не попадаясь на глаза Лансу, я скрывался в тени от колоны. А потом он появился из ниоткуда и молча поцеловал меня, прижимая к себе так крепко, что казалось тут же испущу дух… Воспоминание отозвалось болью в измученной душе. Слезы выступили на глазах, невидимый кулак сжал сердце, впиваясь в него острыми когтями. Это конец, Гос. И ты сам должен поставить точку. — Уходи, — я применил нечеловеческие усилия для того, чтобы проговорить тяжёлое слово. — Теперь это неважно. — По… Почему? — недоуменно вскинул брови граф, морщась от резкого движения. В этот момент ненависть к себе зашкалила. Я не человек — монстр бездушный, садист, изверг. Твои плечи, дорогой, будут долго помнить вкус плётки, да и сидеть тебе тоже неудобно, все пытаешься перенести вес с одной ягодицы на другую. Головой вон повернуть не можешь нормально — свежие царапины начинают мгновенно кровоточить. Именно поэтому, малыш, ты должен уйти. Мой поступок был чудовищным и ему нет прощения. — Я не хочу, Гос, — казалось, Ланселот готов был расплакаться. Упаси бог. Такого я точно не вынесу и брошусь к нему. — Тебя никто не спрашивает, — отрезал я, придавая голосу сталь, — тебя заставляют. — Но… Я… Я думал, что когда все расскажу — ты поймёшь и простишь меня. Мой родной мальчик… Избитый, униженный тем, кому ты верил беззаветно. И отчаянно мечтаешь о прощении, считая до сих пор себя виноватым. Я сломил тебя, ведь прежний Ланс не выпрашивал бы прощение. Он был гордым, надменным, знающим себе цену. Почему ты так легко сломался, милый? Почему не боролся? — Что, сложно было сказать все сразу? — Нацепив маску безразличия, я достал из шкафа мягкий халат. Не голым же отправлять графа к себе в родовое поместье. Надевая костюм, он потревожит раны, что вызовет новую боль. В халате же, почти как в пледе. Как нибудь доедет на карете до дома — по понятным причинам езда на лошади была невозможна. — На. — Я кинул ему скомканную вещь, словно тряпку. — И… Проваливай. Граф молча принял халат, взгляд его был полон смуты и неопределенности. Он словно колебался между гордостью и уязвленностью. Поднялся во весь рост, снял с себя плед, вместо этого облачаясь в предложенную вещь. Сделав решительный шаг к двери, он остановился и обернулся ко мне. Может ожидал, что я остановлю, отменю своё решение. — Прости меня, Гос. Я всё на свете готов отдать, чтобы остаться, — прозвучало его тихое признание, прежде чем он покинул комнату. Опустившись на пол, я вцепился пальцами в свои волосы, беззвучно воя. Больно? Больно. Терпи, идиот. Сам виноват. Это — результат твоих необдуманных поступков. Если бы не… то мы бы. Хватит! Слишком много «бы». Привыкай к жизни в одиночестве. Раньше же как-то жил и сейчас справишься. Хорошим вариантом будет — переехать в незнакомый город, поселок, да хоть в лес. Убрать все детали напоминающие о Лансе, о днях, когда мы были счастливы. — Не могу, — провыл я, глядя на наш портрет, висевшим у зеркала. — Не могу… — впечатал кулаком в стену, отвлекаясь на физическую боль. Кожа треснула, кровь моментально выступила на костяшках окрашивая обои багровым оттенком. Проклиная себя за слабость и эгоизм, бросился вслед возлюбленному. Мое сердце колотилось громко, как барабан, когда я рвался сквозь коридоры своего замка, пытаясь догнать уходящего графа. Я был полон ярости и сожаления одновременно, ведь именно я же прогнал его из этого дома несколько минут назад. Шаги отражались от старинных стен замка, заполненного предметами, каждый из которого нёс частичку нашей истории. Все, что здесь было — выбирали и покупали мы вдвоем. Зеркала на стенах повторяли мое измученное лицо, наполненное смешанными чувствами. Атмосфера уютного дома казалась теперь зловещей и холодной. Умом я понимал, что ради его собственного блага должен отпустить, выгнать, разорвать отношения. Но теперь, осознав, что он скоро исчезнет из моей жизни, я не мог допустить этого. Я не мог позволить ему уйти Может это малодушие, может извращённая любовь и привязанность — сам не знаю, как назвать. Что-то внутри безумно просило, требовало догнать, обнять и вымаливать прощения хоть целую вечность. Однако Ланселот, чей призрачный силуэт то и дело мелькал в углах старинного замка, ускользал от меня, словно дым. С каждым шагом я приближался к нему, словно отчаянно тянулся к последней нити своей любви, не будучи готов её потерять. Мои руки бессильно махали в воздухе, пытаясь остановить время, заставить его вернуться назад. Отменить поход в кондитерскую, вместо этого пойти в кофейную или вообще в лавку с оружием. Да хоть к чёрту на рога, хоть в темную Бездну, лишь бы не стать свидетелем сцены, изменившей всё. — Ланс… — хрипло выдохнул, спускаясь по винтовой лестнице, — Ланс… Остановись, пожалуйста. Не уходи. Не оставляй меня одного с моими мыслями и сомнениями. Позволь разобраться с собой, с тобой, с нами. Светлое пятно халата еле виднелось в тусклом огоньке одной единственной свечи, что догорала в канделябре. Он не успел выйти из замка, он ещё здесь! Куда только подевалась моя смелость и уверенность с которыми бежал вслед? Каждый шаг теперь давался с трудом. Понимая, что граф вот вот откроет входную дверь, я швырнул кинжал, целясь в вешалку и при помощи магии полетел за ним. Обнял мою любовь сзади, стараясь не тревожить израненные плечи. Вдохнул запах его волос, зарываясь в них носом, чувствуя как слезы наполняют глаза. Он стоял в оцепенении, тело напряжено, словно готовясь к борьбе. Сейчас сбросит мои руки, скажет что-то едкое и уйдёт навсегда. Что ж… Так будет правильно. Сам же ему говорил. Рядом тикал маятник старинных часов, отсчитывая секунды. Монотонный звук проникал в уши, заставляя фокусироваться на нем. Тик-так, тик-так… он сливался с моим дыханием, вызывая тревогу. Каждое «тик-так» неумолимо приближало к моменту, когда Ланс выскользнет и уйдёт. Не знаю сколько мы так стояли. По моим собственным меркам, минут пять. Я чувствовал его тепло и слабость, он не сопротивлялся, словно знал, что я приду, остановлю, отменяя сказанные сгоряча слова. Мои пальцы медленно скользили по его спине, ощущая каждый свежий вспухший рубец от плётки. С тихим вздохом, граф обернулся, и наши глаза встретились. В его глазах я увидел смесь испуга и облегчения. Он рад, что я его догнал, он ждал этого. Я могу почувствовать его сердце бьющееся в унисон с моим, наши души сливаются в этот момент времени. Обвиваю его тело крепким объятием, будто пытаясь залечить все его раны, все его страхи. Последние капли свечи упали, оставив нас практически во мраке. Кроме крохотного мерцания воткнутого кинжала, здесь больше нет источников света. Но в этой тишине и полутьме мы находим друг друга, забываем о всех страхах и сомнениях. Мы просто стоим здесь обнявшись, словно две потерянные души, которые вновь обрели друг друга, идя на звук мелодии. Мелодии ревности. — Малыш, — прошептал я, осмелившись нарушить тишину, — сможешь ли ты простить меня когда то? Я не могу оправдать свои поступки, но искренне жалею о том, что произошло. Позволь мне исправить свои ошибки и вернуть тебя обратно. Прости за то, что не поговорил, за то что устроил тебе пыточную, за каждую отметину на теле… Опустившись на колени перед застывшим графом, я поднимаю глаза встречая его взгляд наполненный смесью боли, горечи и скрытой нежности. Густые, пушистые ресницы медленно прикрывают глаза. Можно ли это мигание расценить в качестве согласия? Истолковать как молчаливое прощение? Не решаясь спросить, осторожно поднимаю Ланса на руки и несу в гостевую спальню. В нашей — слишком много вещей, которые необходимо уничтожить, дабы они не напоминали о прегрешении. Положив любимого на мягкую постель, я быстро бегу за ящиком с медикаментами. Небрежно высыпав все на журнальный столик, роюсь в поисках нужного лекарства среди горы различных пузырьков с таблетками, ароматных мешочков нюхательной соли и прочих лекарственных средств. Выудив искомое, начал лечить израненные плечи и шею графа, заживляющей мазью. Стараюсь делать это с такой преданностью, словно каждое прикосновение должно снять боль. Пока мазь начинает свою целебную работу, поспешил на кухню, где самолично приготовил травяной, успокоительный чай. Налил в фарфоровую чашку горячий напиток и поставил на поднос. В последний момент заметил в бумажном пакете десерт Брауни, купленный в злосчастной кондитерской. Сперва хочется его выбросить, как и события нынешнего дня. Но поразмыслив, решил положить на поднос и его. Я хочу, чтобы Ланс почувствовал мою искреннюю заботу и любовь через каждый жест. Я хочу, чтобы он знал, что он не один, что он в безопасности, и что я никогда больше не позволю ничему встать между нами. — Милый? — сажусь на краешек кровати, вопросительно глядя на Ланселота. — Мне стоит надеяться на твое прощение? — А тебе оно нужно? — резкий ответ графа сбивает меня с толку. — Очень, — шепчу я, покаянно опустив голову, глядя на густо парующую жидкость. — Но если ты не простишь, я все пойму. — Прощение надо заслужить, — тонкие губы трогает улыбка. — Я понимаю, — с готовностью киваю я, — сделаю все, что в моих силах. Как мне заслужить, только скажи! — Это не у меня надо спрашивать, — в глазах графа появляется озорной блеск, — а — у него. Он выразительно смотрит себе ниже пояса.