Пособие по колке дров

Суворов глухо прикладывается лбом о стекло. Жжет, но терпимо. В зеркало заднего вида больше не видно Кащея, и Вова молча смотрит на поля снаружи. Суворов уже пожалел, что согласился. Лучше бы на электричке полдня мариновались. Кащей единожды поднимает глаза — в зерцале за него цепляется взглядом Кирилл Суворов, что-то рыщет в нем; и он сдается, скользя взглядом по лесополосе. Вова сидит на переднем, рядом с отцом, чувствует, как воздух в волге накален. И отчасти благодарен, что тот молчит. Мужчина щелкает по мафону, сквозь хрипы слышится бодрый голос, и Косте уши откладывает. Едут они долго, но не останавливаются, Володя чуть выдыхает, когда отец хмуро справляется об учебе. Кащей тоже приободряется, опускает плечи и проваливается в душную полудрему. — Костян, подъем! Приехали, — Кащей дергается, подскакивает. Вова широко улыбается. Через стекла жарит зенитное солнце. Мужчина хлопает багажником, вытаскивая спортивную сумку. Костя продирает глаза и вываливается из салона. Потягивается, мычит и всей грудью дышит. Рядом Володя — во все тридцать два лыбится, по спине его хлопает и осматривает скромные срезы. Остановились они около резной избушки, из которой выходит женщина. Выдает в ней старуху только седина в волосах. Она отряхивает муку на руках о фартук и мягко улыбается. Вова спешит к ней и крепко обнимает. Сразу в его лице что-то нежнеет, мягчится. Кащей неловко оглядывается, осматривает раскидистую черемуху, свесившуюся через забор. Мимо пробегает ребятня, украдкой стянув с нее кисть ягод. Жуют и плюются косточками, показывая черные языки. — Костя? — спрашивает старушка, подойдя к нему. Позади суетятся Суворовы: мужчина захлопывает машину, а Вова вносит вещи в дом. Костя кивает, и женщина добродушно потряхивает головой и приглашает его на летнюю веранду. В доме сухо и пахнет тестом. Бабушка разливает им щи по тарелкам, юлой вертится около плиты, раскладывая потчества. Чета Суворовых разговаривает, Костя садится рядом с Володей и хлебает суп. Сквозь деревянные рамы слышна оживленная деревня — гудит трактор, где-то за домом громко балагурят мужики. — Мальчики, мне бы дрова поколоть, — старушка скромно присаживается на табуретку и Костя замечает ее сухие морщины, рассекшие ровное загорелое лицо. — Поняли? — Кирилл отставляет посуду и поднимается из-за стола, — Поеду я. Около машины отец наставляет Вову. — Что попросит — все делайте, усек? — мужчина хлопает сына по спине и заводит волгу. — Усек, — чуть хмуро отзывается Володя. И так знает. Кащей лишь когда-то в детстве рубил пеньки. Топор лежит в руке не так, упирается. Тупится, когда Костя замахивается, и колет криво. Суворов беззлобно усмехается. — Ну ты вообще дубина, Костян, вес в обух переносить надо. Он забирает топор, и дело идет быстрее и лаже. Кащей чешет затылок, наблюдая за ровными движениями Володи. И таскает чурки в дровяник, сажая занозы. Потом эти занозы вытаскивает Вова. Нацепив очки, пыхтит, ковыряет Косте пальцы иголкой. Поднимает голову, ищет бинт. А Кащей смеется — лупоглазый, натруженно раскрасневшийся. Они сбегают за зеленую облупившуюся контору, чтобы покурить. Солнце нещадно слепит и жарит. Кожа у обоих горячая, красная. Вова трет краем футболки лоб, задирая ее. Костя косится на подтянутый живот и украдкой улыбается, докуривая хабарик. — Че у вас тут по молодняку? — Кащей ковыряет тапком сухой нарост на куске асфальта. — Август уже, все разъезжаются, — Вова крадет последнюю затяжку, у самого фильтра, мажет Костю рукой по пояснице и укрывает голову ладонью, — Да и мало тут ребят, одни старики. Оно и понятно. Он усмехается, а Кащей пихает его локтем в бок. За хабарик. Вечером они растапливают баню. Где-то в избе готовит ужин бабушка. — Хоть попарю тебя нормально, — Вова ржет, вяжет на пояс полотенце и следом за Костей вваливается в парилку. Кащея обдает жаром. Он садится на лавку и откидывает голову. Володя жует губы, недолго стоит и плескает на камни воду из ковша. Костя думает, что долго не протянет, тогда как Суворов сидит ровно, только пот стряхивает и с усмешкой поглядывает на Кащея. Оба красные, как раки. Костя не сдается. Парит Вова действительно нормально. Хлестко и твердо. Кащей чуть ли не мычит, зажмурив глаза. И приятно и как будто кожа слезает. Володя снимает с Кости листья и вдруг осторожно прижимает к раскаленной коже на спине руки. Ведет вверх-вниз. У Кащея сердце бестолково стукается в диафрагму, и он замирает. А потом вскрикивает, когда Вова начинает его щипать. Суворов ржет, Костя неуклюже вскакивает, грозно хмурится. И Володя как-то топорно замирает, с полуоткрытым ртом. А Кащей слишком поздно почему-то не чувствует мокрой тяжелой ткани на поясе, а чувствует ее на ступнях. А еще чувствует, что в паху словно свинцом все налито. Костя не отворачивается. Рваным движением натягивает полотенце и проходит мимо взмыленного Суворова в предбанник. Одежда на мокрое тело не налезает, Кащей бесится и чуть ли не в одних трусах выбегает из бани. Его хватают сзади, поперек живота. Вова тянет его назад, тычется носом в шею. — Идиот ты, Кость, — Суворов пихает его на скамью, смотрит лихорадочно и дышит с дрожью. Дрочит Вова тоже нормально. У Кащея земля из-под ног уходит. Фигурально, черт бы его побрал. Жарко. Почти сознание теряет. Костя сажает Суворова себе на колени, невидяще хватает вздыбленное полотенце, с нажимом надрачивает ему. Володя хрипит через зубы, кусается больно и по челюсти лбом случайно проезжается. Кащей целует его также криво, как и колет дрова. У них на двоих — три старые майки, два полуживых велосипеда, горсть таких же червей и конопушки. У Вовы проступают летом на носу, а у Кости — на спине.