Не любит

Мерида не любила своего мужа. И вовсе не хотела его любить. Она его даже, пожалуй, ненавидела. Выданная замуж против воли, она не сумела обмануть судьбу во второй раз. Ей пришлось признать одного из лордов своим нареченным — и отдать свою свободу ради счастья своего народа. Ей не удалось переспорить мать, что торопила с помолвкой. Ей впервые не получилось умолить отца разрешить ей остаться в Данброхе — свадьбу справляли на землях клана ее супруга. Ей впервые довелось отведать на вкус поражение. Она не проронила ни слезинки, когда прощалась с матерью перед отплытием в гористые края клана Макинтоша. Лишь коротко кивнула ей, как и положено достойной принцессе, и поднялась на корабль, что должен был навсегда увезти ее из родных земель. Теперь у неё не было больше дома. Не плакала Мерида и в день свадьбы, когда отец вел ее, закутанную в белые тряпки, именуемые платьем, к алтарю. Она послушно, как подобает покорной жене, вложила свои ладони в протянутые руки Макинтоша и принесла ему клятву верности и любви. Теперь у неё больше не было свободы. Ни стона не дождался от неё Макинтош в первую брачную ночь. Он долго терзал ее, обжигал губы грубыми поцелуями, до синяков сжимал бёдра, жадно, ненасытно мял груди. Эта ночь показалась ей пыткой, но Мерида безмолвно снесла и ее. Взглянув утром на окровавленные простыни, она лишь тяжко вздохнула — теперь она лишилась и чести. Она не любила Макинтоша, и он платил ей взаимностью. Самый долгий их разговор состоялся в день свадьбы, когда они читали брачные клятвы. С тех пор их судьбы вновь текли почти розно, касаясь друг друга только ночами. Трижды в неделю Мерида приходила к мужу. Порой тот сам заглядывал к ней в покои — и всегда с одной и той же целью. Они не говорили друг другу больше нескольких слов. «Пришла? Раздевайся», — небрежно, сквозь зубы, глухим баритоном. «На этой неделе не приду — нездорова», — звонким голосом, с затаенной радостью от того, что не приняла семени мужа. Вот и все разговоры. Так продолжалось уже третий месяц. Лето пошло на убыль, а нелюбовь Мериды к Макинтошу разгоралась все сильнее. Или ей так казалось. Она шла знакомой дорогой, которую уже давно смогла бы повторить даже с закрытыми глазами. В руке тихо дрожал огонёк единственной свечи. Последний поворот направо, и через три шага будет комната ее мучителя. Мерида, не медля, стремительно открыла дверь в спальню, готовая на очередную встречу с неизбежным. Но оттуда до ее слуха донеслись весьма однозначные звуки. Грудные стоны, вздохи и ахи, горячечный и до боли уже знакомый шёпот Макинтоша с неслыханными прежде интонациями. Постылую жену здесь явно не ждали. Не удержав предательского любопытства, Мерида проскользнула внутрь. Ее взору предстала ожидаемая картина — любезный супруг, сношающий развратную девку столь истово, что потерял способность даже заметить что-либо вокруг. По крайней мере, на ее появление никто не обратил внимания. Отчего-то дыхание Мериды сбилось, а в груди неприятно заныло. Отвернувшись от занятой друг другом пары, она стремительно вышла из комнаты, уже не заботясь о том, услышат ее или нет. Огонёк свечи двоился и прыгал перед глазами. В груди ворочалось что-то тяжелое, а в ушах звенела одна-единственная мысль: «Он тебе изменяет». Не до конца отдавая себе отчет в своих действиях, Мерида дошла до угла коридора и почувствовала, что ноги отказываются дальше держать ее. Она опустилась прямо на пол, поставив рядом свечу, и тяжело привалилась к стене. В мозгу вновь и вновь проносились обрывки увиденного. Руки девушки, развратно обвивающие мужской торс. Его восторженный свистящий шёпот: «пламень мой». Его пылкость, граничащая с забвением. Его полное безразличие к возможности быть замеченными — и где, на их же супружеском ложе! Из глаза скатилась одинокая слезинка. А за ней ещё одна. И ещё пара. Мерида не любила своего мужа. Но ревновала. Макинтош отравлял каждый день их брака. Одним видом своим он напоминал Мериде о потерянной свободе, об оставленной позади жизни, о навсегда забытом счастье. Он был символом ее поражения. И в то же время Макинтош был единственным, кто заставлял ее бороться и дальше. Мерида ненавидела его, дерзила всем вокруг и делала вид, что не замечает его одного, поступала назло ему — чтобы он сдался в конце концов, чтобы признал ее достойной победы. В голове против воли вновь пронеслись картины сладострастия. Что же, Макинтош сдался. Вот только она вновь проиграла. Вслед за прежними жертвами она лишилась и мужа. Но это ничего не значило для Мериды. Теперь она потеряла и врага — вот что разлилось по венам жгучей горечью. Полное безразличие к ней Макинтоша было хуже его ненависти и даже хуже его любви. Как можно бороться с тем, кто и внимания на тебя не обращает? Кто забыл о тебе, как о бессловесной вещи? Кто изменил своей клятве в верности к тебе? Изменил не только тебе, но и своему слову — это было обиднее всего. Это было крушением. Проигрышем не в битве, но в войне. Она не помнила, сколько просидела так, давясь беззвучными всхлипами и смаргивая солёные капли с ресниц. В душе ее царила пустота, а в разуме — сумятица. Она не услышала даже шагов вышедшего из комнаты Макинтоша. Заметила его, только когда он опустился перед нею на корточки, так, чтобы тусклый огонёк свечи выхватил из темноты его серьезные чёрные глаза. — Ты плачешь. Он не спрашивал. Утверждал — тихо, спокойно, почти безразлично. Это пренебрежение больно хлестнуло по остаткам Меридиного самолюбия. Подняв голову и встретившись глазами со своим мучителем, она прошептала, чтобы голос не дрогнул: — Какое дело тебе до этого? Иди к той, что будет смеяться. Макинтош довольно усмехнулся и наклонился чуть ниже, приблизив свое лицо к Мериде: — Так ты все же видела… Я думал, ты вовсе не приходила сегодня. — Ты пришёл, чтобы поглумиться? — с усталой злобой ответила Мерида. — Меньше трёх лун назад ты клялся мне в верности до гроба, а теперь в лицо говоришь о своей измене. Постыдился бы хвастать тем, как мало стоит твоё слово. — Как ты ревнива, — со странным выражением лица отметил Макинтош, не отрывая глаз от супруги. — Я думал, тебе плевать на меня, а ты рыдаешь здесь… — Было бы по ком рыдать, — Мерида понимала, что ее язвительный выпад не достигнет цели — слишком мало у неё сейчас было сил. Но Макинтош и не сражался с ней. Так же тихо и медленно он продолжил, внимательно всматриваясь в лицо напротив: — Выходит, есть. Ты не проронила ни слезы с тех пор, как оказалась здесь — а поверь, я ждал твоих истерик. Покорность была хороша, но все же ее мне было недостаточно. — Сказал бы раньше — захватила бы с собой кинжал на супружеское ложе, — огрызнулась Мерида, совсем перестав понимать, что надо от неё Макинтошу. — Твоя грудь стала бы ему прекрасными ножнами. — Ненавидишь меня, — фыркнул Макинтош, внезапно взяв ее руки в свои. — Но хотя бы не презираешь. Как думаешь, не пора ли нам наконец поговорить? — О чем? — Мерида не выдержала, отвела взгляд от лица мужа. Слишком странно он смотрел на неё, будто искал в ее глазах нечто важное. — Мне не о чем говорить с тобой. — Зато мне есть о чем, — возразил Макинтош, готовый к очередному спору. Но Мерида ничего не ответила. Опустив голову, она смотрела на свои руки, которые лежали в больших ладонях Макинтоша. Он сжимал их осторожно, почти бережно. Мерида хотела бы соврать, что не отдергивала руки только потому, что по замку гулял сквозняк и она насквозь продрогла, но не могла. Не дождавшись ответа, Макинтош продолжил: — Я не обманываю себя. Наш брак был заключён по взаимовыгодному соглашению наших родителей, и любви между нами быть не может. Вот только и забыть друг друга мы тоже не сможем, верно? Мерида коротко кивнула, продолжая хранить молчание. Макинтош был прав во всем. Как бы она не твердила себе, что не любит его, не думать о нем она не могла. Не вспоминать по несколько раз на дню — пусть бранным словом, но все же. Не готовится к новой встрече, заключая свою душу в броню, чтобы ни звука лишнего не проронить при нем. Она не могла отрицать ту бурю чувств, что породила в ней его измена. Надо было признать — они не были безразличны друг к другу. — Любить друг друга мы не можем, ненавидеть тебя я не хочу, — чуть помолчав, заключил Макинтош. — Тогда я могу предложить тебе сделку. Мерида замерла. Она не знала, к чему ведёт Макинтош, но очень хотела узнать это. В душе ее вновь загорелась надежда — борьба не кончена. Она не потеряла ещё последнего своего соперника, его ещё можно вернуть. Не позволяя себе до конца поверить в этот призрачный, почти невесомый шанс, она медленно подняла голову. Встретилась с Макинтошем глазами — он все так же внимательно смотрел на неё. Мериде казалось, что она вот-вот закричит от переполнявших ее чувств и противоречий, но с губ ее сорвался лишь один вопрос: — Какую? — Я мог бы разделить с тобою власть, — тут же, точно давно все решил, ответил Макинтош. — Если бы я ввёл тебя в Королевский Совет как леди Макинтош, как одну из тех, кто имеет право говорить от имени всего нашего клана — как бы ты стала смотреть на меня? С теми же ненавистью и презрением? Мерида задохнулась. Ее пленитель хотел вернуть ей свободу, дать ей возможность вновь взять свою судьбу в собственные руки. Она не готова была поверить в такую щедрость. Мерида переспросила: — Ты хочешь купить мою любовь за право вступить в совет? — Я не обманываюсь, Мерида, — покачал головой Макинтош, печально улыбнувшись и неверно истолковав суть вопроса. — Любви между нами быть не может, я понимаю. Но я хотел бы, чтобы ты питала ко мне почтение и уважение, которые муж вправе требовать от жены. Чтобы мы не только спали вместе, но и хотя бы говорили иногда. Чтобы мы были союзниками. — И если я буду тебе хорошей женой, ты разделишь со мною власть? — повторила Мерида, напряжённо вглядываясь в лицо Макинтоша, пытаясь увидеть в нем хоть тень насмешки. Но Макинтош говорил серьезно. — Да, разделю. Ты достойна этого. Как твоя мать. Сравнение с той, о ком Мерида хотела бы забыть, отдалось глухой болью в груди. Но она даже близко не была похожа на тот огонь, что горел там полчаса назад. Элинор, которую Мерила винила в своей исковерканной судьбе, давно перестала быть ей дорога. А мужчина, что сейчас держал ее руки в своих и предлагал союз, внезапно оказался единственным, кто ещё имел для неё значение. — Стало быть, я смогу говорить на Совете на равных с мужчинами? — она уже была согласна на все, что угодно, но ей внезапно захотелось поторговаться. — Именно так, — кивнул Макинтош, чуть крепче сжав ее руки. — И спорить? Даже с тобой? — в сердце Мериды царила удивительная лёгкость, и в ней снова проснулось желание проказничать и озорничать, рисковать и балансировать на грани — как в детстве. Она впервые улыбнулась за вечер, открыто и свободно. — Если ты правда разбираешься в военном деле, как пытаешься уверить меня, то спорить со мной ты явно не захочешь, — Макинтош ухмыльнулся в ответ, и отблеск свечи совсем по-особенному отразился в его зрачках. — Ну так что? Согласна? — Согласна, — ответила Мерида, с прежней гордостью задирая голову вверх. — Обещаю, что буду тебе хорошей женой. — Вот и славно, — Макинтош на секунду опустил голову вниз и словно выдохнул, наконец расслабившись. После он поднялся и, протянув Мериде руку, предложил: — Ну что, дорогая, пойдём? Мерида приняла его руку и, встав, уточнила: — Куда же это? — В спальню, конечно, — озорно и чуть ли не по-мальчишески улыбнулся Макинтош, притягивая жену ближе к себе. — Сегодня ты по-настоящему стала моей, и я хочу закрепить свои права. — Разве той потаскухи тебе не хватило? — Обида вновь всколыхнулась в груди Мериды. Она внезапно поняла, что своим разговором Макинтош увёл ее совсем далеко от произошедшего сегодня. — Продажные девки хороши, но мне всегда будет не хватать только тебя, — страстно выдохнул Макинтош и, приобняв Мериду, потянулся было за поцелуем. Мерида отпрянула. Макинтош был знатным ловеласом, и умел завладеть девушкой, сказав ей пару ласковых фраз. Теперь Мерида готова была понять тех, кто падал к его ногам. Но крутить собой она не могла позволить. Ей не нужны его лживые комплименты и заверения — все равно не поверит. И не полюбит. — Я поклялась, что буду тебе верной женой. А ты? — вопрос сорвался с губ раньше, чем она успела подумать. Конечно, послушная жена должна была бы закрывать глаза на хождения мужа. И Мерида смогла бы смириться с этим. Пусть только Макинтош не обманет с обещанием ввести в Совет — и тогда ей будет плевать, с кем он проводит ночи. Почти плевать. Но ответ Макинтоша в очередной раз за вечер поразил Мериду. — Я думал, это очевидно, — он снова приблизился к Мериде и чуть приобнял за плечи. Против воли она напряглась, но Макинтош не пытался двинуться дальше. Только заглянул в глаза и продолжил: — Тебе больше не придётся плакать из-за этого, я клянусь тебе. Скользкая, уклончивая фраза. Мериде она не понравилась. Будто бы он обещал, что будет лучше прятаться от неё со своими бесчисленными пассиями. — Ты уже нарушил данную мне клятву верности. Как я могу верить тебе? — в вопросе ее был вызов. И снова эта проклятая, душившая ее ревность. Мерида не понимала, отчего, но делиться Макинтошем не хотела. Она глупо рисковала рассориться с ним сейчас и потерять все то, о чем они договорились раньше, но ей хотелось добиться честного ответа. Хоть раз в жизни. И кажется, Макинтошу ее настойчивость пришлась по вкусу. Он огладил ее плечи, мягко отпустил руки чуть ниже, на лопатки. Заправил за ухо выпавшую прядь, вновь приобнял — теперь уже за талию. Эти несколько секунд ожидания показались Мериде пыткой похуже, чем прежние три месяца безмолвия. Она с замиранием сердца ждала ответа Макинтоша, который должен был стать или очередным поражением. — Ту клятву я давал женщине, которая ненавидела меня. Преступить ее — не грех, — наконец ответил Макинтош. — Но сегодняшнее обещание я дал союзнику. Равной мне по духу. Такие клятвы не нарушают. Победа. Первая за все эти месяцы. Мерида не смогла, да и не хотела сдержать радостной улыбки. Эта битва, казавшаяся проигранной, обернулась головокружительным успехом. Она вновь могла бороться. И — вот удивительно — не против того, кого называла мучителем все эти месяцы, но заодно с ним. А значит, дальше будут новые победы. И она сможет вернуть себе то, чего лишилась — пусть ради этого и придётся считаться с новой ролью. — А теперь хватит слов, — ободрённый ее улыбкой, Макинтош бесцеремонно подхватил Мериду на руки и отправился в свою спальню. Та ночь была долгой. Может, Мериде лишь показалось, но Макинтош был с ней нежнее, чем обычно. И она охотнее отвечала ему — не только потому, что начинала играть роль хорошей жены, но и потому, что хотела этого сама. Окрылённая заключённым договором, она внезапно захотела вернуть себе не только свободу, но и нечто более дорогое. Дом. Хоть одного человека, который мог согреть ее. И потому, когда Макинтош, зарывшись пальцами в ее волосы, прошептал в полудрёме: «я так долго ждал тебя, пламень мой», она поцеловала его в висок. Впервые подарила ему ответную ласку. Роль почтительной жены начинала казаться ей все менее сложной. Впереди ее ждало ещё много битв, как словесных, так и реальных. Ей ещё только предстояло окончательно отречься от Данброха, отказавшись от братьев. Она и не думала, что через десять лет ей придётся подавлять восстание в землях, пока муж ее будет в дальнем походе. Даже мысли у неё не возникало о том, что уже следующим летом она подарит Макинтошу наследника. Но что бы не ждало Мериду, в эту ночь, проведённую в объятиях Макинтоша, она была готова к любым сражениям. Мерида не любила своего мужа. Но была благодарна ему за данное право бороться — за или против него.