Хаос и порядок

Концепция соулмейтов всегда нравилась Куникиде. Сама мысль о том, что есть человек идеально подходящий ему, человек, посланный ему самой судьбой, человек, что будет горячо любить его и будет горячо любим им. Говорить о таком было стыдно, но соулметизм он лелеял. Пока не встретил его. Его соулмейта. Человека, что был предназначен ему судьбой. Ему, всегда казалось, что его соулмейт будет подходить под каждый его пункт в блокноте. Казалось, что соулмейтом ему будет милая и добрая девушка, идеально находяшая общий язык с детьми, начитанная и вежливая. Однако, как оказалось, вселенная имела на него куда более жестокие планы. Как выяснилось, мир желал сломать его розовые очки стёклышками внутрь, проучить его за уж слишком сладкое фантазии о соулмейте. Мир желал поиздеваться над ним, когда подсунул ему в соулмейта Николая Гоголя, безумного террориста. Когда он увидел Гоголя впервые, проклятая красная нить тут связала их, вот только во всей неразберихе, во всей кровавой бойне и разрухе, ни он, ни его коллеги, не обратили внимание на тонкую нить, проходящую от одного запястье к другому. Куникида, тогда весь побитый, с лохматыми волосами и, что забавно, со сломанными очками, заметил нить лишь тогда, когда сам Николай сделал колкое замечание по этому поводу: "М-м-м, такой скучный и маленький человек и есть мой соулмейт? Какая же плохая шутка!" И ведь он был прав. Действительно плохая шутка. Ужасная и жестокая. В тот день коллегам пришлось тащить его, да подальше от того места, ибо он сам пребывал в таком разбитом и потерянном состоянии, что всё тело казалось ему словно сделанным из промокшей соломы. В тот день вся жизнь перевернулась, а все планы на долгожданную любовную жизнь были разрешены. Он никогда и подумать не мог, что будет ненавидеть своего соулмейта. И подумать не мог, что будет желать будет пытаться навредить своей "идеальной паре". Даже представить не мог, что его соулмейтом будет террорист с садисткими наклонностями. Если бы Куникиде из прошлого сказали бы, что его истинным будет Николай Гоголь, он бы и в жизни не поверил. С той встречи, с той роковой встречи в разрушенном (разрушенном из-за дел Гоголя) торговом центре, где всё и выяснилось, прошло уже два месяца, и все эти два месяца он поедал себя и за одно яростно охотился за Николаем. Ненависть к этому клоуна поселилась в нём с того момента. Он и раньше, конечно же, не особо долюбливал того, но после всего открытия с родственными душами, не о чём другом – это, разумеется, ложь –думать он про не мог. Поимка Гоголя была обязательна, была ему нужна. Именно это цель и стала его главным двигателем, но от пожирающих мыслей совсем не спасло, а всё потому что... А всё потому что у Куникиде теперь было две главные мысли, двое главных будничных переживаний, что смогли сместить не только проказы Дазая, но и вину за смерти невинных. Первое было тем, что красная нить судьбы, вся концепция соулмейтов заключается в том, что твой истинный это человек, что идеально тебе подходит. Куникида никак не мог отбросить это мысль. Стоило только подумать, что из всех людей во всём мире, именно он, Гоголь, человек что буквально являлся всем тем против чего он шёл, является "наиболее" подходящим к нему, как его всего передёргивало. От таких мыслей аж тошнило. Второе же было тем, что как соулмейт Куникида, конечно же, начинал испытывать что-то вроде симпатии к нему. Это судьба всех душ связанных друг с другом, и от этого не возможно было убежать, для Куникиды лишь подавлять. Однако с каждой встрече с этим клоуном-убийцей так или иначе он славливал себя на этой мысли, на мысли, что ему в кое-то веки действительно нравился Николай. Было что-то пресловуто притягивающее в нём, что-то, что в обычной обстановке, не несущий угрозы для чьей либо жизни, заставило бы Куникиду смотреть и не отворачиваться. Он представлял Гоголя не вокруг разрушенных зданий, не в цирке, а на сцене большего театра, среди кучи людей, верных зрителей, желающих увидеть его представление. То, как Николай двигался, уверенно и грациозно, то как он говорил, звонко и на удивление складно, да даже как смотрел, всё говорило, нет, кричало, что место ему лишь там, где все взгляды будут прикованы к нему, где ему будут аплодировать и выкрикивать его имя. Ему, что самое ужасное, действительно шёл хаос, в этом хаосе, Гоголь выглядел так органично, так правильно, словно так и должно быть. Куникиде даже показалось смешным и при этом притягательным тот факт, что ему, человеку, что всегда стремился к порядку, был избран человек, что наоборот, этот порядок уничтожал. Было в этом что-то поэтичное, что-то правильное и даже родное. Он ненавидел это чувство. Ненавидел, что чувствовал когда видел его, ибо так любил и это было так глупо и ничтожно. Они ни разу не разговаривали в нормальной обстановке, ни разу не видели друг друга как не врагов, но отчего ему всё равно удавалось видеть Николая Гоголя как нечто невыносимо красивое и любимое, словно тот только и делал, что говорил жаркие слова и защищал. – А знаешь, мне нравится то, как ты на меня смотришь. Понравился? - усмехнулся Гоголь, прямо после того как с громким грохотом швырнул своего соулмейта прямо об стену. Куникида всегда был уверен в своих боевых навыках, но не когда его противником был Николай Гоголь, а его блокнот был отброшен далеко вместе с пистолетом. Однако сдаваться он не собирался, собирался он лишь лишь встать на ноги и сражаться, даже если всё складывается не в его сторону. Правда, противник его так не думал, и под звонкий хохот зарядил ему со всей ногой по боку, да так, что Куникида не смог сдержать болезненного стона и вновь упал, уже прижатый весом Николая, не дававшему ему встать и при этом потешающимся над ним. Попытки столкнуть его с себя были тщетны, а крепко руки прижаты к полу. В своей физической подготовке детектив тоже всегда был уверен, но вся уверенность вновь рассыпается из-за этого безобразного человека. Тот, ещё более безобразно, наклонился к нему, улыбаясь широко широко и глядя насмешливо. – Ну так? - требует ответа на своей предыдущий вопрос. Куникида лишь недовольно зашипел и вновь активно задвигался, стараясь выбраться из хватки. – Нена.... ненавижу!... - смог он выкрикнуть, резко поднимая голову, чтобы ударить лоб Гоголя своим лбом. Тот ойкнул и вновь захохотал, однако детектив уже был освобождён от его захвата. – Так только веселее. - хмыкает Николай и разворачивает, спокойно шагая вперёд, уходя, но так естественно, словно он попрощался с другом и идёт домой, словно знает, что нападать и преследовать не будут. Куникида сжал челюсть и быстрым движением подобрал пистолет лежавший среди обломков (быстро отыскать его было тяжёло) и направил его на мирно уходящего Гоголя, что даже не поворачивался и не пытался спрятаться или поспешить, словно зная, что у того не хватит сил убить свою родственнную душу. Куникида хмурится от этой мысли и порыв решимости охватывает его. Он зажимает курок.... но выстрелить так и не смог.