Помощь

Когда Ференц распахнул дверь квартиры, первое, что его встретило — жуткий суровый холод. И кому только бы захотелось оставлять окно нараспашку в середине жестокого января? Правильно, Фредерику Шопену. Вернее будет сказать, впавшему в зимнюю меланхолию. В какой момент это началось, никто сказать точно не может, но тем не менее из года в год состояние повторяется и повторяется. С каждым прошедшим днем Шопен загоняет самого себя в ловушку мыслей, слишком много думает и сожалеет о сделанном. Он грезит мыслями уходить из консерватории, приостановить работу пианистом и композитором, да и вообще прекратить что-либо делать. В такой период, как он сам выражается, хочется лечь и умереть. Попытки помочь первые года приносили лишь крах. Лист быстро осознал, что в таком состоянии Шопен не может вести конструктивные беседы по поводу того «что же у него такого твориться на душе?» Он и сам толком не знает, почему себя так ведет, из-за этого постоянные расспросы Ференца приводили лишь в неконтролируемый гнев и бойкот молчанием, длившимся не более нескольких часов. Поэтому Лист нашел другой способ проявлять заботу, и при этом не раздражать таким образом самого Шопена. Закрыв дверь ногою, он поспешил к окну. Форточка с глухим стуком хлопнула, отрезая путь колючего мороза в квартиру. После прислушался: из спальни доносился стук пальцев о клавиши ноутбука. «Значит, пишет отчеты» — подумал Ференц, снимая с плеч куртку, и только потом направился к спальне с пакетом в руке. Фредерик выглядел чуть хуже, чем обычно: некогда опрятные кудри сейчас были взъерошены, будто он заснул с мокрой головой, а бледная кожа свидетельствовала о недостатке пищи. В такие периоды Шопен лишний раз забывал поесть. Утверждал, мол, что совершенно не голоден, а потом едва не падал в обмороки и выглядел не лучше смерти. Он даже не поднял головы, хотя точно должен был слышать хлопок двери и шаги Листа. Подойдя к Шопену за спину, Ференц наклонился и ласково-заботливо поцеловал в висок, привлекая к себе внимание. Фредерик в ответ лениво повернул голову, позволяя второму поцелую лечь на впалую щеку, и вздохнул. — Как ты здесь? — шепотом поинтересовался Лист, осторожно поднимая одну руку Шопена и вкладывая в нее еще теплый стакан с кофе: самая нужная вещь в тяжелое время, когда каждая минута важна. Фредерик буркнул что-то неразборчивое, потер глаза и севшим голосом ответил: — Требуют отчеты к утру. Вот сдались они им! Черт бы их побрал… — Фредерик ругался привычно колко, отпивая немного горькой жидкости из стаканчика. Потом последовал глоток поувереннее, и Шопен расслабленно выдохнул, сглатывая. Ференц же, осторожно отложив ноутбук с открытой таблицей посещаемости в сторону, одним лишь взглядом призывал к спокойствию и молчанию. А еще к… — Нет, Ференц, у меня работа. — Я ее заполню. — попытался сторговаться Лист, присаживаясь возле стула Шопена на пол и укладывая свою голову на его бедро. Худая рука механически потянулась к русым волосам, чтобы зарыться в них и приняться ласково-ласково перебирать. Кажется, если бы Ференц мог, то он бы замурчал от удовольствия. У его пианиста руки были чуткие, будто каждая подушечка пальцев обладала чувствительной кожей, способной сделать настолько приятно, насколько возможно. — Не заполнишь. — воспротивился Шопен, для убедительности качнув головой в ответ на преданный щенячий взгляд Листа снизу вверх. — Ты болван, причем безнадежный болван. Не могу доверить тебе свои документы. Тот факт, что Фредерик язвил и шутил над ним вот так вновь, слегка обрадовал Ференца. Обычно в зимний период из него слова приходилось вытягивать силой, но видимо горячий кофе и шелковые локоны как средство от тремора рук растопили холодное сердце, позволив хотя бы на время лицезреть привычного Шопена. — Напишу я все. А тебе нужен отдых, хотя бы прилечь на пару часов поспать. На тебе лица нет! — Ференц позволяет себе сделать такое замечание, за что получает серьезный взгляд Фредерика. Но и он впервые не отступает (кажется, подозревает, что лед вот-вот треснет): льнет ближе, прижимается и заглядывает в глаза непреклонно, уверенно. И Шопен, вздохнув, откышивает его от себя. — На листке все написано. Постарайся хотя бы буквы правильно перенести. — Лист встает вместе с ним, весь сияет от счастья, и Фредерик, улыбнувшись, смазано целует в щеку. — Спасибо. Ференц знает, что время апатии однажды закончится так же, как обычно кончается зима, постепенно тая день за днем. А до тех пор он будет оказывать помощь во всем, чем только сможет.