Обстоятельства.

      Лёша. Ты правда замечательный, замечательный настолько, что… Я сижу на кухне прямо сейчас и перебираю наши совместные фотографии, которые мы делали во времена, когда ещё не пала Империя. Даже эта фотография чёрно-белая, я вижу твой светлый зелёный цвет глаз. Воспоминания о тебе только хорошие, помню, как мы вместе откладывали деньги, когда появился у нас в стране фотоаппарат. Многое, что помню. Вот еще, например, как мы запрягали по вечерам, когда только солнце садилось, мы выходили в поле и галопом мчали, попутно смеясь и ни о чем не думая, когда ты воровал из моего сада яблоки, когда мы вместе ходили в баню, когда по приходу поздней весны именно мне ты рвал большой букет сирени… Словно какой-то девушке, но этой «девушкой» был я. Были тогда славные времена, славные…       Сейчас ты… Другой. Совсем другой.       — вот деньги, — ты молниеносно заходишь в помещение, кладя выручку на стол.       Ты пришел настолько тихо, что я не заметил. Сначала я увидел твои истесанные изрезанные руки в шрамах, мне становилось еще больше тяжело от их вида. После я обратил внимание на то, как ты одет, ведь мы не виделись весь день. Ты уходил на весь день. Ты был одет во все черное, словно смерть, только вместо косы у тебя был припрятан пистолет за пазухой пиджака. Твой немощный вид вызывал у меня приток ужаса по всему телу, ведь ты до сих пор в моих понимании и сознании остаешься Алëшкой, но не Алексеем. Так холодно и броско, совсем тебе не к лицу. Хотя, я и сам-то сильно изменился: костяшки и в принципе фаланги пальцев выпирали сквозь натянутую кожу, словно куриные лапы, но без когтей и морщин, держали старые бумажки, но очень ценные. Одет я по-простому: изношенная водолазка, больше походившая по своему состоянию к половой тряпке, нежели даже для домашней одежды, с растянутой горловиной настолько, что была видна цепочка от нательного креста, такое же описание к штанам, не причесан.       В первый раз подняв на тебя взгляд, я испугался. Но вскоре снова молча засматриваюсь в твои глаза: угас тот светло-зелёный лес, в который я заходил и не хотел возвращаться обратно; сейчас они заметно темнее, даже приближённо к какому-то вишневому. Я видел эти глаза в 1905 году. Я не знал и не понимал, что ты был способен на такое и как способен на это. Ещё второй раз, когда был 1941, ты тогда после восьми дней оккупации стал совсем другой. Меня тоже война потрепала, 73 дня оборона держалась, но после…       — что это? — ты взял ту фотографию, которую я держал в руках, — ясно. Ты понимаешь, что это время уже не вернуть?       — та да, я просто ностальгирую… — под таким взглядом мне хотелось убежать, уехать, что угодно, только бы не видеть твой взгляд.       Ты ещё несколько секунд посмотрел на фото, после на меня, слегка приближаясь, похоже, для поцелуя, но я не двинулся. Я не хотел. Пойми, я не не хотел с тобой целоваться, я боялся привязаться к такому тебе. Но я понимаю, что ты бы не понял тогда.       Твои зелено-вишневые зенки пропали из моего поле зрения, когда ты забрал несколько купюр с пачки и вышел с кухни, после я услышал, как хлопнула входная дверь. Похоже, я тебя сильно обидел. Мне очень жаль…       Хоть ты и стараешься делать для меня что-то, я все равно боюсь, что следующей жертвой стану я…       Когда я убедился окончательно, что ты ушёл, я разрыдался. Я не понимал, что именно хочу. Я не хотел, чтоб ты уходил, но в то же время не хотелось пересекаться с тобой. Я хотел обнимать тебя, но не так, чтобы ты обнял меня в ответ. Я хотел поцеловать тебя, но при этом, чтобы ты просто застыл и ничего не делал. Меня это пугало и отталкивало, я боялся ножа в спину.             Я быстро вытер слезы и сложил фотографии в стопку после убрал в невидимый глазу карман пиджака. Я написал тебе записку и оставил под стопкой денег, которые ты принёс для меня, но я ни бакса не взял.       Я собрал вещи и вышел из квартиры.       Прости.       Так было нужно. «Я ушел, не жди меня и не ищи.

Бывают иные встречи, совершенно даже с незнакомыми нам людьми, которыми мы начинаем интересоваться с первого взгляда, как-то вдруг, внезапно, прежде чем скажем слово.»*