Души жаждут Перемен

      Эи не могла насмотреться на него… Не потому, что была горда собой или ещё что-то, а потому, что он был точной копией Макото…       Возможно, ей просто хотелось вернуть сестру, но кто знает, что на уме у нового Электро Архонта?       Хотя в любом случае никто не заметит подмены, между двумя практически идентичными близняшками А изменения характера можно списать на произошедшее в Каэнри'ах… Там и помимо Баал были божественные жертвы…       Поэтому Эи смотрела на Куникудзуси, своё творение. Мальчика, лет четырнадцати-шестнадцати на вид… И он вечно останется таким, если Эи не решит изменить его вручную… Кукла как никак…       – Матушка, – сияет солнышком мальчик, когда она наконец позволяет ему проснуться, закрывая в одном из своих личных дворцов, куда нет хода смертным. Он ждёт её точно послушная собачонка… Наивный чистый мягкий ласковый…       Её же взгляд на него слишком неоднозначен. Он – копия Макото. Не самой Эи, а именно её сестры, хоть и с небольшими отличиями. Он – мальчик, и оттенок волос у него иной… Но все черты лица, все черты характера… Всё это – Макото…       Богиня опускается на футон, позволяя мальчику виться вокруг неё, пытаясь услужить. Он научился заваривать чай, пускай и только по книгам и на свой вкус, неискушённый реальным опытом…       – Это отвратительно, Куникудзуси, – недовольно кривит губы Эи, даже не глядя на мгновенно поникшего мальчика.       – Простите, матушка… – едва слышно, почти плача бормочет мальчик, опускаясь на колени, складывает руки перед собой, опуская на тыльную сторону ладошки свой лоб… Такова их культура, а этикет куда проще изучить по книгам, чем чайные церемонии…       – Тебе нужно быть прилежнее, – раздражённо произносит Эи, хотя и знает, что без практики получить хороший результат в готовке или заварке чая едва ли возможно.       …       В какой-то мере ей даже нравится видеть этого мальчика несчастным… Он слишком открытый, слишком добрый, слишком идеальный во всём, что касается характера, чего никогда не доставало самой Эи…       …       Ей хочется сломать его…       Однако играть вот так даже интересней. Любопытно, насколько важна для таких кукол заданная программа. Нет, Эи конечно не задавала Куникудзуси ничего конкретного, просто приказала скопировать характер Макото… Создание куклы было начато ещё до смерти её сестры, однако лишь сейчас богиня всё же решила её закончить и включить… Было интересно, как долго протянет доброта подобная Макото при таком отношении, ведь соперничать с сестрой Эи никогда не решалась… Макото была слишком любима народом и их близкими… И это на самом деле безумно раздражало плохо умеющую общаться Эи, что всегда оставалась в тени, саму себя стараясь убедить в том, что здесь и есть её место…       – Разве я не даю тебе достаточно материалов для тренировки? Для обучения?       – Простите, матушка… – стыдливо бормочет мальчик, сжимая ещё сильнее. Он искренне любит свою создательницу, что так милосердно позволила называть её матерью… Позволила кукле быть похожей на живое существо…       И он правда старался. Прикладывал все силы, не нуждаясь во сне или пище. Читая, практикуя, изучая, пытаясь самостоятельно находить закономерности и пути выполнения задач… Однако это всё равно оказывалось слишком плохо, чтобы матушка его похвалила… Нет, это всегда было просто ужасно, ведь матушка никогда ему не лгала, а значит его работа и правда не была даже относительно близка к идеалу, которого он так жаждал…       – Иди сюда, – зовёт вздрогнувшего мальчика Эи, хмуро вглядываясь в слишком уж хрупкое создание… И как подобное могло получиться, когда творила сама электро Архонт? К тому же в нём почему-то совсем не видно присущей Макото твёрдости характера и уверенности в своих действиях. Он слишком труслив. Слишком мягок… – Руки.       Мальчик не может сдержать испуганного всхлипа, сжимаясь ещё сильнее от гневного разочарованного взгляда, когда ладошки протянуты к женщине, ожидая наказания…       – Мне начинает казаться, что тебе недостаточно понятно, почему я тебя наказываю, – спокойно холодно говорит Эи, создавая тонкую искрящуюся полоску в своих руках. Как розга, но из её элемента, отчего не просто ударяет, а обжигает…       Она уже не раз хлестала мальчика по ладошкам и запястьям, оставляя те болящими и бесполезными на пару недель точно… Кукла была крепче человека, однако боль тоже чувствовала и восстановление материи также занимало какое-то время…       И снова Куникудзуси плачет уже в голос, неспособный сдержаться от боли, от которой так сильно трясутся его руки, покрытые ожогами электро…       – Я приду через пять лет. Если ты не станешь лучше, я применю другое наказание, и оно тебе понравится ещё меньше.       – Конечно, с-спасибо за наставление, матушка, – едва способен выдавить сквозь судорожный плач мальчик, что как кукла прожил уже почти пятнадцать лет. Эи навещала его не часто. Раз в два-три года. Пять лет – ещё больший срок, а потому и ожидания будут выше…       – Не разочаровывай меня снова, – только и бросает Эи, так и не взглянув ни разу в заплаканные, но искренние глаза своего творения, любящего её слишком сильно, чтобы перечить или обвинять в жестокости…       ***       Он учится. Преодолевает боль, пытается найти нужный вкус. Зубрит книгу за книгой, стараясь подобрать свой набор трав, ведь из готового чая у него был только один сорт, за использование которого он получил бы лишь разочарование и укор за выбор простого пути…       Изучает травники, читает энциклопедии. Пробует, пробует, пробует…       Не забывает держать дворец в порядке, выметая комнаты, протирая пыль, моя полы, хотя грязи почти нет… Только пыль, что оседает и на нём, вынуждая заниматься и собственным телом. Мыть волосы, одежду, себя самого…       У него были книге о бытовых науках, и он заучил их до дыр, становясь прекрасным хозяином. Однако еда и напитки были его проблемой…       Он учился печь, учился готовить мясо и всё, что только находилось в кладовках, которые ему было разрешено опустошать полностью, лишь бы был результат…       Конечно за бессмысленные траты его тоже ждало наказание… Если он не сможет добиться хорошего результата, то ему достанется и за провал, и за все потраченные материалы, даже если Эи обладает безграничной властью и богатствами, будучи настоящей богиней Инадзумы…       И Куникудзуси был старателен и осторожен. Использовал понемногу и крайне внимательно. Трудился, учился, создавал…       Если уж говорить на чистоту, то единственные книги, которые он не читал, – это личная коллекция Эи. Художественная литература, названия которой он никогда не понимал. Они были слишком странными. И нет, ему не было запрещено их трогать, Эи не озвучивала подобного запрета, но кукла была слишком послушна и прилежна, и оттого даже не пыталась выходить за рамки того, на что ей широким жестом указала создательница… Ему и так досталась целая библиотека… И далеко не маленькая… Он не смел быть жадным…       Поэтому мальчик учился не только традиционным ценностям, но и механике, экономике, политике, всему, что только можно представить, включая вышивание, мозаику, рисование и даже музыку…       В книгах всё было описано сухим языком, без примеров и разъяснения понятий. Но мальчик был вовсе не глуп и потому медленно, но верно составлял свою картинку мира, своё понимание всего написанного…       …       Да… мальчик…       Ему было уже почти двадцать, а по человеческим меркам – это юноша. Если учитывать, что рождён он был уже в какой-то мере взрослым (пускай и не сознанием), то он и того старше, хотя по развитию было сложно сказать. Он был бы гением, если бы его выпустили в свет. Но здесь он был просто бесполезным хрупким мальчишкой, неспособным угодить одной достаточно прямолинейной и простой в своих требованиях богине…       И он с трепетом ожидал, когда же его драгоценная матушка вернётся. Когда попробует его чай и наконец скажет, что тот неплох, что он продвинулся… Он даже собрал несколько видов, в надежде хотя бы так найти хоть один вкус, что понравится Эи…       И тем не менее его сердце бьётся точно птица в клетке, когда Райден делает глоток первого сбора, задумчиво смакуя вкус. Было невероятно страшно наблюдать за тем, как сменяются на её лице эмоции…       – Всё ещё отвратительно, но это хотя бы можно пить, не рискуя отравиться, – недовольно фыркает женщина, ожидая следующей пробы. Она была недовольна, когда он попросил попробовать несколько сортов, но согласилась с условием, что за каждую провальную попытку он всё равно получит наказание, а если провалятся все, то ещё и за траты ресурсов… Но это уже хоть что-то… Хотя бы одно ведь должно ей понравиться… Правда ведь?       Эи пробует, смакует, критикует, почти наслаждаясь тем как всё ниже опускаются плечи мальчика, что с каждой пробой сжимается всё сильнее, прекращая попытки поднять на неё взгляд…       Он знает, что ему достанется и сейчас может лишь молиться о хотя бы одной удачной попытке…       – Итак, ты всё ещё ничего не умеешь, – недовольно фыркает Эи, пока мальчик с едва сдерживаемыми слезами опускается на пол, склоняясь перед ней и моля о прощении… – Нет, ты не меняешься. Не становишься лучше, сколько бы времени я тебе не давала. Теперь у тебя нет права голоса, так что не смей производить и звука.       Мальчик только и может, что дышать, хотя ему это и не особенно-то и нужно… Даже странно откуда кукла может знать, что такое дыхание, если никогда не контактировала с людьми, а Эи ему об этом не рассказывала…       – Снимай одежду и становись на колени, – командует Эи, и Куникудзуси не смеет не подчиниться, хотя всё нутро кричит от ужаса…       Он вновь ощущает противную неправильность, но теперь она бьёт по сознанию ещё сильнее, наталкивая на кощунственную для него мысль о сопротивлении…       Боль пронзает икры, но мальчик, стискивает кулаки старается дышать глубоко и медленно, сдерживая рыдания и покорно принимая своё наказание…       Чувствует пламя, пожирающее его тело…       Сначала боль пожирает икры, потом бёдра, затем возвращается к ступням, так что он не выдерживает и падает на четвереньки, уже не держась на ногах, что отказываются его держать… А Эи лишь недовольно цыкает, приказывая подняться. И когда это не удаётся сделать начинает бить по спине и в несколько раз сильнее, заставляя выгибаться, а затем упасть на локти, потому что руки от боли тоже быстро подгибаются…       Он слышит в недовольных фырках создательницы ещё больше разочарования и от этого даже больнее, чем от её ударов, хотя он каким-то образом всё же умудряет не издать ни звука…       – Куни, мне противно то, насколько ты бесполезен. Почему ты не хочешь стать лучше? Почему не прекращаешь меня разочаровывать? – ядовито шепчет на ухо мальчика Эи, даже наклоняясь ради этого…       Он хочет ответить, но вспоминает, что ему запрещено издавать звуки и потому лишь поджимает губы, стыдливо опуская голову ещё ниже. Он хочет оправдаться, сказать, что просто не понимает, каким должен быть настоящий чай. Что не знает, к чему должен стремиться, чего должен достичь, руководствуясь лишь своими абстрактными представлениями о положении вещей…       – Разве я не подарила тебе эту жизнь? Разве не даю шанс за шансом? Разве не позволяю самому распоряжаться своим временем, не желая лишать свободы выбора? Почему ты продолжаешь меня разочаровывать, когда у тебя есть всё, чтобы я могла тобой гордиться? Почему не используешь свои способности? Почему остаёшься слабым и неспособным на самые элементарные действия?       Эти слова – яд. Жесточайший яд, что кислотой растекается по телу и уродливо разъедает душу…       Куникудзуси предпочёл бы прекратить существовать, если бы это смогло хоть как-то удовлетворить его строгую, но справедливую создательницу, ради которой он был готов на всё…       – Куни, я сделала тебя совершенным. Вложила все свои знания, и даже свои силы. Почему ты остаёшься бесполезен, если я даже даровала тебе частичку самой себя?       Спина представляет собой сплошное месиво из прижжённых сразу при нанесении ран. И то же самое с ногами…       Эи задумчиво оглядывает мальчика, вовсе не думая, что наказание было достаточным. Это почти то же, что и всегда, просто больше. Такое она дала бы ему при обычных обстоятельствах, но он смел просить у неё несколько попыток за раз, при этом научившись превосходно готовить сладости, в которые она сразу влюбилась… И это злило ещё сильнее, ведь он научился делать то, что ей было не под силу! Она не умела готовить, сколько бы ни пыталась!       Поэтому награждать его за готовку и безупречную уборку дворца она не станет, а вот за отвратительный чай и потраченные на провальные попытки ресурсы, она воздаст ему сполна…       – Знаешь, я не думала раньше, что ты ни на что окажешься не годен. Быть может, мне стоит пересмотреть мои взгляды и просто найти для тебя другое применение? Такое, где понадобится только твоё тело. Зачем тебе думать и что-то делать, если ты неспособен делать это правильно? Да, так будет даже лучше. Тебе просто нужно быть послушным, ты ведь можешь сделать хотя бы это?       Мальчик отчаянно кивает головой, готовый на всё, только бы угодить своей драгоценной создательнице…       – В последнее время мне стали интересны некоторые развлечения смертных, так что я могу попробовать использовать для них тебя. В конце концов, хотя бы так ты сможешь попытаться стать полезным, верно?       Электрическая полоска исчезает из рук, а Райден опускается рядом со своей куклой, задумчиво проводя пальцами по истерзанной спине и спускаясь ниже на нетронутую бледную кожу ягодиц… Единственное место, которое она не тронула… Пока…       Ощущать под пальцами мягкую плоть было приятно. Куникудзуси был полной внешней копией человека, так что его кожа была подобна настоящей. Такая же эластичная. И под ней был слой материи, изображающий мышцы и мягкий жирок, которого, впрочем, было очень мало, ведь ранее Райден не видела в нём необходимости… Да и сейчас его вполне хватало для того, чтобы можно было сдавить, приятно погружая в пальцы мягкую плоть…       – Пока что остановимся на более простом. Ты всё равно ещё ничего не умеешь, так что и пользы от тебя слишком мало. Даже если только тело, тут тоже нужно иметь хоть какие-то навыки. Но это наживное, просто нужно больше практики…       ***       Куникудзуси почему-то чувствует себя грязным, раз за разом пытаясь стереть с кожи эту странную неисчезающую грязь… Почему? Он ведь нигде не пачкался. Откуда она взялась и почему не уходит, даже если стереть кожу мочалкой в кровь, тихо воя от боли?       Почему от чувствует отвращение к своему телу, если создательница наконец была им довольна? Если она похвалила его за узость и податливость. За то, что он быстро смог сделать ей приятно языком. За то, что продолжал слушаться и молчать, покорно следуя её воле… Всё ведь так и должно быть. Она – создательница, матушка, его единственная госпожа. Он – её творение, её сын, её слуга, должный делать всё ради её одобрения…       Почему на душе так гадко, если её у него просто не должно быть? Он ведь просто кукла, правда?       …       Слёзы стекают по щекам, хотя он уже даже не ощущает боли, привычно убираясь, оттирая собственную кровь от досок, в которые она въелась уже слишком сильно… Почти два дня он провёл без движения, ведь сколько бы ни пытался просто не мог ничего сделать. Даже отползти не получалось… Неудивительно, что кровь впиталась в дерево, оставляя весьма отчётливые отпечатки…       Интересно, откуда у него вообще берётся столько крови? Он ведь кукла без сердца и без души… Даже просто физиологически, создательница сразу сказала, что не стала устанавливать в его груди сердце… Тогда откуда берётся кровь и почему её так много? Разве кровь у людей не выходит из сердца, а потом уже по всему организму? Откуда взяться такому количеству красной жидкости в механическом теле?       И тем не менее кровь у него была и много… Одежду пришлось ткать новую, благо станок и материалы были, как и книги с информацией… И почему у него не получалось заваривать чай также успешно, как он мог выполнять другие бытовые функции? Тогда бы создательница не решила использовать его таким способом…       Ох, нет! Нет, нет, нет, нет! Кто он такой, чтобы думать о таком?! Создательница всегда права! Соз… Матушка всегда желают ему лучшего, всегда даёт лучшее, всегда справедлива и милосердна! Он сам виноват в своей бесполезности! Да, это всё его вина! Это он – недостаточно хорош. Он не может оправдать ожидания матушки. Он старается недостаточно!       Слёз становится больше и лицо наконец избавляет от безэмоциональной маски, кривясь от душевной боли, от своей бесполезности и ничтожности…       Ему не нужно жалеть себя, нет! Он не должен плакать, не должен быть слабым! Если бы только он меньше переживал, меньше… думал… Да, ему просто нужно меньше думать! Тогда… Матушка ведь сказала, что от него теперь требуется только его тело. Ему больше не нужно думать, ведь он всё равно ничего полезного своими мыслями добиться не может. Ему просто нужно действовать и не думать ни о чём!       Губы растягиваются в улыбке, а рука яростно растирает слёзы по щекам, заставляя глаза чуть жечь от трения…       Он будет просто делать. Вот и всё. Как сказано, так и сделает, и если этого будет недостаточно, значит… Нет, не думать, не думать, не думать! Всё будет решать матушка. На всё воля создательницы! Он просто исполняет…       Кукла старательно отгоняет ядовитые мысли, что никак не желают покидать его голову…       ***       Куникудзуси заплетает волосы в косу, хотя и не уверен, дозволено ли ему подобное. Однако они длинные и уж слишком сильно мешаются, то пачкаясь, то цепляясь за что-нибудь… (А уж как неприятно и больно было почти вырывать их из ран, в которые тонкие нити почти вросли за те два дня без движения…)       И если уж быть совсем честным, то кукла не знал, какое сейчас время суток и какой день. Он просто научился считать время, надеясь, что делает это правильно. Он просто в один момент начал считать и это было начало первого дня, который он мог обозначить… Он не знал ничего, что могло прийти снаружи… Читал книги, восхищаясь живым миром, однако не смел ступить шага за порог или хотя бы попытаться открыть двери, чтобы увидеть всё самому, а окон здесь не было, только иллюзии с вечным закатом и туманными очертаниями неизвестных пейзажей, которые он не мог рассмотреть…       – Что это? – недовольно кривится создательница, указывая на пятна на полу.       – Простите, матушка, я не знаю, как это исправить, – Куни опускается на пол, склоняясь перед своим Архонтом. Он пытался отмыть, но ничего не помогало, поэтому в один момент он просто стёр часть пола какой-то странной шершавой бумажкой, которую в книге про строительство называли наждачной бумагой. Он действовал осторожно, однако теперь на полу были не бурые пятна, а потёртости, открывающие более светлый оттенок дерева пола…       – Откуда коса?       – Волосы сильно мешались… – очень тихо отвечает мальчик, отчего-то ощущая злость создательницы. Отчего? Что он сделал не так? Ему нельзя было менять причёску? Или матушка зла на испорченный пол?       – Неси сюда то, чем ты пытался «исправить» пол, – раздражённо выдыхает женщина, а мальчик торопливо бежит в кладовку за наждачной бумагой, недоумевая, зачем она могла понадобиться…       ***       Тело содрогается от боли, а пол вновь пропитан кровью…       Он опять всё испортил…       Опять расстроил матушку, разочаровал самую милосердную и прекрасную создательницу…       Опять заслужил лишь наказание…       Спина снова иссечена в кровь. А ниже спины и внутри боль просто невыносима…       Ему было больно, ещё когда создательница приказала коленями стоять на наждачной бумаге, которой он испортил пол…       Было страшно, когда она облила его ледяной водой, которой он изначально пытался отмыть багровые пятна…       Было безумно больно, когда электро из-за воды стало проноситься по всему телу, а не только по спине, на которую сыпались удары…       А потом создательнице не понравилось, как он лизал её внизу, и она обернула ручку швабры, которой он обычно убирался всё той же проклятой наждачкой, врываясь в его тело и окрашивая мир в боль…       Его будто разрывали изнутри и это сводило с ума, своей неправильностью…       А он не смел перечить, послушно следуя приказам и терпя боль…       Даже если слёзы текли даже вопреки его отчаянному нежеланию плакать…       И он снова и снова мылся, стирая кожу до крови от не отмывающейся грязи…       Снова не мог сдержать чувств и мыслей, что ядом оседали в сознании…       Ну вот почему он такой бесполезный? Почему никогда не может быть достаточно хорошим, чтобы матушка гордилась им, а не разочаровывалась в каждом его действии?       Когда он уже немного оправился и пошёл убираться, он споткнулся и упал на колени, внезапно даже для себя самого крича в голос от боли, что пронзила ноги, а затем и всё тело, будто запоздалая волна, накатывая на него и заставляя вспомнить все оттенки страдания, что он пережил несколько дней назад… В этот раз он не мог встать почти неделю и оттирал пол от своей крови, передвигаясь ползком… Хотя бы бурых пятнен в этот раз удалось каким-то чудом избежать…       Он кричал и кричал, воя, скуля, рыдая и снова крича… Срывая голос, так что теперь стало болеть ещё и горло, а произносить вслух прочитанное, как он делал обычно, он просто не мог, лишь сипя и едва воспроизводя хоть какие-то звуки…       ***       Ему повезло, он читал, молча шевеля губами, когда услышал какие-то посторонние звуки. Громких голосов было много и среди них не было ни одного, что был бы хотя бы отдалённо похож на голос создательницы, а потому Куникудзуси спрятался под потолком, где было небольшое пространство в половину его роста. Ему было безумно страшно, но также и любопытно…       Это были люди? Кто они? Почему пришли в личную обитель Архонта?       Он вслушивался в разговоры и начинал бояться по-настоящему. Они говорили что-то про краденое, про набег на деревню неподалёку, про слабую охрану и красивых беспомощных женщин… Слышать было противно и слишком страшно, но что ещё он мог сделать, не выходя из павильона? Если чужаки не уходили, а наоборот разворовывали склады, с которых мальчик боялся лишний кусочек материи взять… Зачем? Почему? Разве они не знают, что матушка будет в ярости? Разве не боятся прогневить Архонта?       Было закономерно, но не менее страшно, когда матушка наконец вернулась, безжалостно убив каждого чужака…       – Почему ты не избавился от них сам? – едва сдерживает злость Эи, когда мальчик радостно выходит к ней. Она уже успела обрадоваться, что от него избавились за неё, ведь эта игра уже стала наскучивать, даже если его телом было приятно пользоваться, срывая свою злость…       – Я испугался, я ведь слабый, вы всегда так говорили. Простите, матушка…       – Ты – не человек! Ты – кукла и по определению сильнее их! Силестия, насколько ещё бесполезнее ты можешь оказаться? Сплошное разочарование…       – Простите, матушка, я правда… – так хочется рассказать, как страшно, как одиноко, как горько ему было все эти дня, пока чужаки грабили его дом, обитель его драгоценной создательницы…       – Не хочу ничего слышать. Ты… бесполезное создание… – Эи резко взмахивает свои копьём, однако всё же останавливается в самый последний момент…       Мальчик же замирает, когда осознание медленно доходит до мозга, а тяжёлые длинные гладкие локоны падают на пол, переставая оттягивать голову назад… Его слабая коса распадается от основания, где была обрезана, а короткие оставшиеся прядки щекочут щёки… Слова так и застревают в горле, а в глазах поселяется страх. Страшно двинуться и навлечь на себя ещё больший гнев создательницы…       Копьё сменяется знакомой электрической лозой. Его милуют… В какой-то мере…       Однако матушка не скупится на удары, рассекая даже невероятно устойчивую к повреждениям ткань… Ту самую первую одежду он всё же смог отстирать и сейчас носил её, стыдливо пряча новый комплект в дальнем вечно пустом шкафу… Он должен был быть лучше с самого начала…       – Бесполезный. Глупый. Слабый.       Жестокие слова вбиваются в мозг точно гвозди, а Эи продолжает их повторять, награждая истерзанное тело ещё большим количеством ударов. Хотя кукла уже просто сжимается на полу, постепенно теряя силы, чтобы пытаться хоть как-то уберечь себя от лишней боли… Какая разница, если матушка уже решила, чего он заслуживает. Он сам виноват в том, что расстроил её. Сам всегда оказывается бесполезен, глуп и слишком слаб…       Эи даже не оборачивается, единожды стрельнув острым взглядом, развернувшись и уходя прочь…       А Куни подавляя боль, пытается думать о том, что ему нужно сдвинуться, убраться, пока кровь снова не впиталась в дерево…       Однако он, наверное впервые за свою жизнь, теряет сознание. То ли засыпает от усталости, то ли отключается от боли. Он не знает. Он просто окунается в благословенную спокойную тьму…       О, эта тьма! Он ощущает счастье от того, что находится здесь. Без боли, без переживаний. Спокойно и расслабленно…       Просыпается он от посторонних звуков, пугливо пытаясь подняться и спрятаться. Будто слова создательницы о его физической силе просто испарились, оставляя лишь беспомощного трусливого мальчика…       – Хей, здесь кто-то есть! Нужна первая помощь! – кричит звонкий голос, а Куникудзуси ощущает солёные слёзы. От стыда, от своей слабости, от того, что его так легко нашли…       – Тише, всё будет хорошо. Не двигайся мы поможем, – мягко уговаривает его уже другой голос, что звучит куда мягче. Первый был строже и серьёзней… Этот второй же, будто окутывал лаской…       …       Как же он мечтал однажды заслужить услышать подобный тон от матушки…       Кукла всё же поднимается, хотя его и пытаются остановить. Опускает голову, не показывая лица и стыдясь своих коротких волос… Теперь он куда меньше был похож на матушку, и это ранило…       Идёт к кладовке, хотя его и пытались удержать на месте…       Набирает воды, возвращается обратно с тряпкой и сажей, с помощью которой так хорошо в прошлый раз удалось отмыть кровь…       – Пожалуйста, позволь нам помочь. Тебе ведь больно, я вижу, – ласково увещевает его второй голос, принадлежащий юноше с яркой алой прядью в каштановых волосах, хотя кукла и отметил это лишь случайно…       – Уходите. Матушка будет зла, если увидит вас здесь, – тихо просит Куникудзуси, кивая в сторону изрезанных трупов чужаков, пришедших ранее… Нет, он уверен, что создательница не вернётся так скоро. Судя по степени застывания крови, прошло не больше суток его обморока. А Эи никогда не приходит чаще раза в пару месяцев… И то только теперь, когда он стал просто телом…       Слёзы жгут глаза, но он не позволяет себе думать, яростно мотая головой и почему-то шатаясь… Чувствует, как по губам что-то течёт… Касается, собирает, смотрит на свои пальцы, растерянно рассматривая алую жидкость. Свежую…       – Вам… Нужно уйти… – растерянно продолжает мальчик, вытирая рукавом лицо и стараясь не накапать свежими каплями на пол, что постепенно должен отходить от смешения воды и золы, которую он медленно в него втирает… Правда теперь приходится опереться на швабру, ощущая слабость в ногах… Он так и думал, что вскочил как-то слишком быстро… Обычно он не мог ходить несколько суток… Наверное дело в адреналине, он читал об этом… Но ведь он не человек… Тогда почему?       – Архонты, – взволнованно слышится где-то на грани вновь меркнущего сознания, и его ловят тёплые осторожные руки…       Он упал? Почему? Ноги отказали? Но почему тогда сознание вновь погружается в блаженную тьму? Неужели он и правда потерял настолько много крови? Но почему это вообще на него воздействует? Он ведь – просто кукла…       – Он странный, – слышится первый голос, что звучит несколько недовольно, но при этом неуловимо обеспокоенно.       – Мы должны ему помочь. Но давайте всё же вернёмся в деревню… – звучит ещё один незнакомый голос, третий. Чуть дребезжащий почти старческий, хотя откуда кукла может знать это? Он не понимает…       – Но как же… – снова слышится ещё более обеспокоенный второй, но его прерывает третий:       – Кровь уже свернулась. Он в относительной безопасности, а мы, судя по его словам, нет. Это место не зря считается запретным. Мы и так пошли на огромный риск. Не стоит оставаться дольше и гневить Архонта…       На этом сознание гаснет окончательно, успевая лишь ощутить, как его подхватывают на руки, прижимаясь губами ко лбу, вероятно, проверяя температуру… Но он ведь не человек. Он холодный… Что они хотят узнать?       ***       – Доброе утро, – мягко улыбается мужчина. Молодой, почти юноша. Тот самый второй голос, что звучал так ласково и обеспокоенно…       Бледно-сиреневые глаза всматриваются в чужое лицо почти жадно в какой-то мере. Такое доброе, такое мягкое… И беспокойство лишь о нём… О бесполезной кукле…       Ох, нет, нельзя! Он глупый, слабый и недостойный такой нежности! Это… Как может этот человек так на него смотреть, если кукла ничего не сможет дать в ответ на его милость, портя всё, что ему смогут поручить как отработку долга спасения… Он… Он не хочет предлагать своё тело… Это слишком мерзко, даже если создательнице такое нравится…       Он хочет резко сесть и уйти, вернуться. Куникудзуси в ужасе от мысли, что Эи разозлится…       Но его не пускают. Будто предвидя, парень давит на плечо куклы своей рукой, заставляя лежать…       – Не двигайся, тебе нужно восстановиться. Ран очень много, но ты – сильный. Ты так хорошо справляешься… – ласково тянет парень, пока кукла лишь ошеломлённо вглядывается в его такие добрые и искренние глаза… Красивый красноватый оттенок… Такой необычный и прекрасный… Как и алая прядь в его волосах… – Я – Нива Хисахиде.       – Мне нужно вернуться, матушка будет в ярости, – в страхе произносит мальчик, почти не слушая человека и продолжая попытки встать… Так странно, сил слишком мало, хотя обычно он всегда был куда сильнее, двигаясь и в состоянии похуже…       – Всё будет хорошо. Сначала тебе нужно восстановиться…       – Нет! Кровь снова впитается в доски, и я не смогу её отмыть! Матушка будет расстроена и снова меня накажет. Я должен вернуться и всё убрать!       Парень от этих слов ошеломлённо застывает, а после внезапно осторожно подхватывает тонкое лёгкое тело куклы, прижимая того к своей груди, позволяя слышать быстро бьющееся сердце и ощущать тёплое дыхание куда-то в шею…       – Что вы делаете? – через пару минут растерянно спрашивает мальчик, расслабившись от тепла и отсутствия движения. Ему было приятно находиться в таком положении, хотя он и не знал, что это такое…       – Всё будет хорошо, малыш. Тебе не нужно туда идти. Просто останься здесь и позволь позаботиться о тебе.       – Н-но… матушка… Она снова будет разочарована во мне… Я хочу, чтобы она гордилась мной… Мне нельзя было выходить из павильона… Матушка не давала разрешения…       – Малыш, скажи, тебе навредили ронины? – серьёзно спрашивает Нива отстраняясь, но осторожно придерживая плечи куклы…       – Что? Нет. Я прятался, пока они были в павильоне. Потом пришла матушка и заставила их перестать двигаться и говорить все те ужасные слова. Но она была разочарована в том, что я трусливо прятался и не прогнал их. Что позволил накопиться грязи… Поэтому она меня наказала… – наивные уверенные в правильности происходящего бледно-сиреневые глаза смотрят открыто и спокойно. И это ужасает человека ещё больше, ведь такое обращение… Это зверство… Мать не должна так поступать с ребёнком…       – Это неправильно, малыш. Ты никогда не должен терпеть подобные наказания. Тем более, за то, над чем ты не властен.       – Но матушка всегда права. Она самая добрая, красивая и сильная. Это я бесполезный, глупый и слабый. Это я виноват, что только и делаю, что разочаровываю её. Она бы не наказывала меня, если бы я был достаточно старателен и упорен, добиваясь нужного результата, а не портя всё раз за разом…       – Малыш, – тяжело вздыхает человек, ощущая боль в груди от того, как этот ребёнок предан своей жестокой матери. – Что бы ни произошло, никакое наказание не должно быть настолько суровым, чтобы оставлять тебя на грани жизни и смерти. Ни одно наказание не должно заставлять тебя истекать кровью… Тем более оставляя в одиночестве без хотя бы минимальной помощи.       – Н-но… Матушка ведь… – растерянно бормочет Куникудзуси, опуская голову и пытаясь понять. Почему этот человек говорит, что создательница ошиблась. Что не должна была его так наказывать. Разве за ошибки не следует наказание? Это ведь норма и для людей тоже. К тому же создательница прекрасно знает, где его грань и не убьёт… Правда ведь? – Матушка знает, что я могу выдержать… Она бы никогда не зашла слишком далеко…       …       Даже для него самого эти слова звучат слишком неуверенно. Слишком… Слишком неправильно…       – Как тебя зовут?       – Я… не уверен, – не решается назвать своего имени Куникудзуси… Это имя принадлежит только матушке, только она может так его называть. Только она. Та, кто его создала… – У меня не было определённого имени, когда матушка создала меня…       – Создала? – теряется парень перед ним, пока Куни вглядывается в красновато-карие глаза, не уверенный в том, что говорит и кому… Разве он не должен просто молчать? Ему не следует рассказывать никому ничего о матушке…       – Я – кукла, а не человек. Создательница милосердна и позволила называть её матушкой. Но я – не человек. Я могу выдержать куда больше людей… Но я несовершенен, и поэтому матушка часто разочаровывается во мне…       – Кукла? На мой взгляд, ты – самый настоящий человек. Не вижу ничего, что делало бы из тебя куклу. У тебя есть чувства и желания, так чем ты отличаешься от человека? Даже твоя внешность – человеческая, а не монстра какого-нибудь.       – Человек? Я?       – Верно. Ты ведь чувствуешь и боль, и печаль, и радость. Умеешь мечтать, и надеяться на лучшее, и горевать от провалов…       – Да… умею…       – Тогда ты – человек!       ***       Его стали называть Кабукимоно. «Странный». Однако ему понравилось это имя.       О нём заботились, его учили простым человеческим вещам… Его научили заваривать правильный чай, сказав, что его сборы тоже очень неплохи…       В самый первый раз ему налили чай в обед, сразу, как он очнулся. И мальчик не мог не скривиться, ощущая на языке сладость, убивающую весь вкус чая и неприятно оседающую на языке.       – Что это такое? – неловко уточняет кукла, натянуто улыбаясь и отставляя чашку подальше, будто что-то неприятное.       – Чай с сахаром? Тебе не нравится?       – С сахаром? Разве это не для десертов? Зачем в чае сахар? В нём ведь не осталось никакого вкуса кроме этой ужасной сладости?       – Ха-ха-ха, – звонко смеётся коллега его опекуна, Нивы. Тот самый серьёзный, но звонкий первый голос, что он услышал… – Вот малой даёт! Молодца! Так их с их сладостью! Настоящие ценители никогда не станут пить сладкий чай!       – Удивительно, мне всегда казалось, что дети любят сладкое… – растерянно виновато улыбается Нива, забирая чай своего подопечного и протягивая тому другую чашку уже без сахара…       Кукла с наслаждением вдыхает аромат чая и берёт в рот крохотный глоточек, смакуя лёгкую горечь и даже остроту… Примерно такой же чай у него получался, когда он добавлял туда плоды облачной травы… Терпкие, но даже несколько сладковатые…       Тогда кукла стал задавать много вопросов о чае, рассказав, что матушке его никогда не нравился, так что ему предложили приготовить им то же, что он делал…       Так и выяснилось, что его сборы были не так уж и плохи, хотя и не совершенны. Только большинство людей, сделавших пробу всё же предпочитали добавлять сахар, сколько бы не хмурился и не сверлил их взглядом мальчик…       Он был так счастлив, когда наконец нашёл свою ошибку… Матушка обожала сладкое, а он всегда подавал чай без сахара. Наверняка ей не нравилось именно из-за этого!       Да, сам он сладкий чай не мог пить вообще, а сладости недолюбливал, но ведь матушка отличается от него. У неё совсем другие вкусы и ему следовало подумать об этом раньше…       ***       Однажды Куникудзуси видит отблеск электро в небесах. Замирает, вглядывается. И бросается к павильону, путь к которому ему всё же показали, чтобы чуть ослабить, грызущее душу беспокойство…       – Кабукимоно, тише, прошу, – испуганно шепчет Нива, обхватывая его, удерживая и закрывая рот, уже готовый закричать от радости при виде его драгоценной матушки, с равнодушным выражением лица выходящей из врат своей обители…       – Нужно было разобрать его раньше. Хотя бы детали не пропали зазря, – раздражённо встряхивает головой Эи, поджимая губы и всматриваясь в дверь павильона. – Бесполезная кукла. Я дала ему достаточно силы, но он всё равно как всегда оказался ни на что не способен…       Мальчик в руках мужчины застывает, ошеломлённо вглядываясь в выражение лица создательницы и едва сдерживая слёзы…       Вспышка, и Эи исчезает, уносясь росчерком электро в отзывающихся громом небесах…       Кукла не может удержаться на ногах, падая на колени и жалобно протягивая ладони вслед создательнице, шепча мольбы вернуться и не бросать его… Слёзы уже не сдержать и прозрачные дорожки текут по щекам, падая на ткань его светлого одеяния, что он держал в чистоте несмотря на всю работу, что выполнял, пытаясь помочь добрым заботливым людям вокруг себя…       – Матушка… – воет мальчик, утыкаясь лбом в землю и спасаясь от истерики, лишь тёплыми ладонями Нивы, что гладят его по спине… Его опекун так добр и заботлив… Но почему он не пустил его к матушке? Конечно, та бы наказала его за слабость, и за грязь, и за то, что он был снаружи павильона, хотя она не разрешала ему никуда выходить… Но ведь потом всё обязательно бы наладилось… Матушка милосердна и прекрасна, а он многому научился и наверняка бы смог её многим порадовать, получая наконец драгоценную похвалу…       Естественно, Ниве невдомёк, как может его подопечный, даже после таких ран, таких жестоких наказаний за пустяки, продолжать любить эту женщину?       …       Когда-то Электро Архонт была воплощением мудрости, нежности, дальновидности, красоты и, как это не удивительно, доброты… Однако после падения Каэнри'ах, вернулась уже холодная и безжалостная богиня, которую слишком быстро стали бояться… Не было больше той мягкой и любящей своё детище улыбки, не было света в глазах или радости при виде счастья её людей… Этой богине было наплевать на них… И поверить, что это был всё тот же электро архонт было слишком сложно… Будто в тело богини посадили совершенно иную жестокую и эгоистичную душу, безразличную ко всему на свете…       …       И человек искренне не понимал…       …       Вернее, не так…       Он видел детей, что любили своих родителей несмотря ни на что… Кабукимоно был точно таким же… Однако для таких детей было лучше очнуться как можно скорее… Слишком больно будет осознать всё, когда станет уже слишком поздно…       Поэтому Нива всеми силами попытается окутать мальчика заботой и при этом ненавязчиво продолжит показывать несовершенства электро архонта. В надежде, что Кабукимоно всё же в ней засомневается, спасая себя от боли разочарования в будущем…       ***       Беззаботные дни быстро сменились тревогой, стоило только приехать инженеру из Фонтейна, обещающему решить все проблемы горна Микаге. Он был странным… Кабукимоно подсознательно отталкивал этот человек, и мальчик не верил ни единому его слову, не менее чем в половине ощущая фальшь…       Когда именно ему доверили артефакт, способный отключить горн, снизив вероятность катастрофы, он ощущал смешанные чувства. Металл в руках казался тёплым и слишком родным, и это было не правильно, но он никак не мог понять почему…       Почти также неправильно, как касания матушки в последних наказаниях, хотя и там он до сих пор не знал причины, никогда не решаясь рассказать и расспросить своего слишком доброго и сочувствующего опекуна…       Идти больно. Тело болит, даже если он не человек. Сознание периодически почти меркнет.       Но он упорный. Он должен всех спасти. Именно ему доверили эту миссию, и он ни за что их не подведёт. Ни Ниву, ни всех остальных…       Когда он возвращается, Эшер, тот самый механик, улыбается и предлагает кукле открыть артефакт и посмотреть, что же именно спасло его от разрушительного влияния татаригами…       …       Душа воет, но тело остаётся безмолвно и неподвижно…       В пальцах лежит засушенное человеческое сердце, а в ушах стоит ядовитый голос, твердящий, что Нива предал его и сбежал вместе с семьёй, вырвав сердце своего друга и сделав из него артефакт…       Кукла… Кабукимоно… Куникудзуси не может принять этого. Не может осознать. Он пытается сдержать пылающие в груди чувства, вспоминая, что именно их наличие в нём Нива называл человечностью… Он – человек. Он может чувствовать, может скучать, может ошибаться, может верить, может быть обманут…       Однако кукла отличается не только неестественной природой, но и особым пониманием мира…       Он знает, что это ложь. Слышит отблески этого в чужом голосе, сколь бы убедительно тот не звучал. Знает, что этому человеку нельзя верить… Чувствует, что сердце в его руках почему-то слишком драгоценно, хотя и принадлежит человеку, с которым он особо не был знаком…       Поэтому мальчик срывается в бег. Одной рукой осторожно, но крепко прижимает к своей груди ссохшееся сердце, а второй накидывает на голову и удерживает там белое покрывало. Когда он сделал себе второе одеяние, которое и стал носить в деревне кузнецов, у него остался большой отрез чистой ткани, поэтому кукла решила оставить ту, и покрывать ею голову, как вуалью. Чтобы можно было спрятаться от чужаков, если будет нужно… Показывать лицо всем подряд ему отчего-то не нравилось…       И он бежит, и бежит, и бежит…       Наплевав на всё и просто стремясь оказаться как можно дальше от этого проклятого горна, что стал его домом и очередным болезненным опытом…       ***       Живя в доме на отшибе с маленьким болезненным мальчиком, кукла впервые учится зарабатывать, чтобы иметь возможность накормить Рюу вкусной едой и купить нужные лекарства…       Он старается подлатать старый, слишком разрушенный, чтобы быть пригодным для жилья, домишко, слабо ворча на мальчика, что пытается ему помочь, несмотря на свою слабость…       Снова расцветает, отдавая всю свою любовь маленькому беззащитному ребёнку… Искреннему и невинному, как и он сам когда-то… Хотя и сейчас отличались они друг от друга мало…       Старается всеми силами уберечь дитя от преждевременной гибели… Кукла не совсем понимает, что такое смерть, но очень не хочет, чтобы это произошло с Рюу…       Однако робкое счастье в этот раз длится ещё меньше. Снова в его душе поселяется едкое горе…       Он возвращается домой только чтобы найти упавшего прямо посреди комнаты Рюу, и медленно ползущий по влажноватым доскам пола огонь…       Смотрит в ошеломлении, непонимании…       Видит, как дом внезапно вспыхивает, едва успевая отшатнуться за порог, а потом почти врываясь обратно, если бы не жар, что снова и снова вырывается, пыша прямо в лицо…       Строение сгорает за считаные минуты, и кукла рыдает в голос, воя от тоски…       Бросается в пепел, пытаясь раскопать найти тело Рюу, чтобы хотя бы достойно похоронить, но даже костей нет… Одно лишь сердце, что слишком аккуратно лежит среди всей разрухи… Маленькое, хрупкое детское сердечко…       Над ухом звучит противный шёпот, за спиной оказывается чужак, сочувственно похлопывающий по спине и предлагающий свою помощь…       Вот только кукла ни за что не поверит. Он чувствует. Узнаёт. Опускается голову, обнимая сердце…       И снова бежит, проклиная того, кто пошёл вслед за ним, погубив ещё одну невинную жизнь…       Куникудзуси был уверен, что это Эшер. И что убил того работника, создав артефакт с сердцем внутри, тоже он…       Поэтому кукла решает больше не оставаться с людьми. Он забирает ссохшееся сердце, что спрятал в храме неподалёку и уходит. Уходит из людских поселений, точно зверь, избегая всего и вся. Добираясь до павильона Сяккэи и с трудом просачиваясь через небольшую щель, что осталась после недавнего обвала, почти полностью закрывшего пещеры с входом…       Он дома…       На душе тяжело, но это его дом… Это то место, где он когда-нибудь обязательно встретит свою матушку… Нужно просто ждать…       Десятки и сотни лет, за которые кукла будто теряет эмоции, слишком устав от переживаний и сожалений… Он почти перестаёт думать и просто делает, убираясь, тренируясь, читая, учась, становясь сильнее и полезнее… Чтобы матушка в следующую их встречу могла им гордиться, несмотря на все его ошибки…       ***       Чужаки снова приходят в павильон, однако Куникудзуси наплевать на причины очередной шайки разбойников. Он как всегда выкидывает их за порог, особо строптивых ожигая электро, которым тоже овладел весьма неплохо. Он ведь был создан для этого в конце концов…       …       Комиссия Тенрё допрашивает всех задержанных и однажды всё же задаётся вопросом, что за странный мальчик живёт в старом заброшенном сотни лет назад павильоне, что когда-то считался обителью их архонта… Но богине они об этом не говорят, решая разобраться самостоятельно…       Их интересует по большей степени лишь глаз бога, которым должен пользоваться этот странный ребёнок, раз уж задержанные упоминали искры электро на его пальцах…       Детектив Синканоин вызывается провести операцию по задержанию, если понадобится. А если нет, то просто узнать как можно больше об этом… кабукимоно… Сам он не лишён глаза бога лишь потому, что поклялся отдать его добровольно, после поимки всех сопротивляющихся воле Сёгуна…       Они приходят, вежливо стучатся в ворота, но всё же сами открывают их, проходя внутрь совершенно не разрушенного временем павильона, где их уже встречает невысокий хрупкий мальчик в белоснежных одеждах. Традиционное каригину, но без колпака, а с покрывалом, что делает мальчика ещё более неземным…       Впрочем… Хэйдзо не был бы детективом, если бы не заметил слишком усталые и серьёзные для ребёнка глаза. Юноша перед ним явно не был ребёнком…       Разговор почти односторонний. Юноша лишь раз сказал им уходить и не гневить его матушку. И второй раз честно сказал, что его способности врождённые, потому что он не человек и глаза бога у него нет…       И это было правдой, ведь чувство стихий не видело на его теле и намёка на яркое пятно глаза бога, пока в пальцах плясали тонкие отблески молнии… Даже внутри него не ощущалось элементарной энергии. Слабо отдавало фиолетовым только сердце, а в остальном он казался простым человеком…       Поэтому Хэйдзо извиняется за беспокойство и делает жест своим сопровождающим, прося их уйти. Он пытается заговорить с юношей, однако тот глядит безразлично и лишь молча ожидает, пока он не уйдёт… И детектив Синканоин сдаётся, вновь извиняясь, но теперь уже за своё любопытство и после короткого равнодушного кивка, всё же уходит… Беспокоить этого юношу, давя на него силой, вовсе не хотелось. К тому же допрошенные, как один, твердили о его невероятной силе. Так что вряд ли даже весь их отряд смог бы составить конкуренцию по силе и способностям тому, кто играючи разбрасывал банды подверженных татаригами ронинов, что обычно состояли из десятка крупных сильных мужчин… А их отряд состоял всего из шести человек…       Куникудзуси же молча смотрит на дверь, ощущая в этих людях давно забытое тепло… Все эти века в павильон осмеливались соваться, лишь разбойники… Неудивительно, что кукла забыла, что люди умеют быть тёплыми во многих смыслах…       ***       В последнее время к нему зачастили «гости»…       В этот раз прямо у порога, едва протиснувшись через щель в скалах, оказался истекающий кровью юноша…       Кукла не хотел выходить, но…       Он чувствовал правильность. Чувствовал, что должен помочь…       Поэтому он выходит из врат, чтобы осторожно поднять бессознательное тело и унести его в одну из комнат, где он сможет позаботиться о госте…       Ран много и некоторые достаточно опасны, так что Куникудзуси применяет все свои навыки, чтобы спасти человека, успокаиваясь лишь когда тот начинается ровно и спокойно дышать, не прерываясь на хрипы или кашель… Просто спит…       Кукла готовит еду, вспоминая почти забытые действия… Ему самому пища не была нужна, хотя в хранилищах павильона никогда ничего не портилось… Теперь приходилось быть в два раза внимательнее, подбирая специи и вываривая овощи… У парня было достаточно сильно повреждено горло, так что Куни измельчает пищу, выбирая пюре из картофеля и отдельно добавляя такие же из других овощей… Стараясь сделать так, чтобы это не было слишком противно есть…       – Кх-х, – пытается произнести проснувшийся парень, когда кукла входит в комнату с подносом, на котором исходят паром не слишком привлекательные внешне, но неплохие по вкусу блюда…       – У тебя повреждено горло, молчи. Я нашёл тебя на пороге павильона Сяккэи. Сейчас ты внутри обители. Я позабочусь о твоих ранах, но ты не должен что-либо здесь повредить или запачкать, а потом уйдёшь. Понятно?       Усталые бледно-сиреневые глаза коротко смотрят в светло-алые… Слишком яркие по сравнению с глазами Нивы… А волосы и вовсе будто молоко, хотя красная прядь всё ещё яркая и очень красивая…       – Тебе известен клан Нива?       Второй едва заметный кивок гостя и настороженный взгляд…       – Мне знакомы эти черты, ничего такого, – почему-то успокаивает незнакомца Куникудзуси, хотя ему должно было быть всё равно на беспокойство его внезапного гостя… – Ты из этого клана? Нет? Тогда, возможно, Каэдэхара? Вот как… Не знал, что среди них тоже есть те, у кого в волосах пылает алая прядь…       Кукла продолжает говорить и заполнять тишину, заглушать собственную неловкость и волнение…       – Тогда, Каэдэхара, будем знакомы. Можешь называть меня Кабукимоно, как делал твой далёкий предок. Иначе я твою внешность не могу судить. Ты явно связан с Хисахиде из клана Нива, слишком на него похож…       Человек явно ошеломлён, но успокаивается и даже пытается что-то сделать, несмотря на свою слабость, но кукла хмурится и шипит на слишком деятельного человека, невольно вспоминая Рюу…       Кадзуха пытается вспомнить своё семейное древо, но никого из ближайших родственников не мог взять в пример. Да и вообще, клан Нива уже слишком давно полностью влился в клан Каэдэхара, так что о нём уже едва ли помнили, хоть наследие и продолжало храниться и передаваться из уст в уста… Откуда этот парень мог знать кого-то из клана Нива, если он выглядит едва ли на возраст Кадзухи, а то и вовсе младше? Хотя под покрывалом не особо разберёшь… Но подбородок и руки ведь выглядят молодо…       ***       Через несколько дней Куникудзуси с раздражением открывает дверь, хмуро вглядываясь в виноватое лицо детектива Синканоина, которого очень хорошо запомнил, но уж точно не ожидал вновь увидеть.       – Вы за раненым? – склоняет голову на бок кукла, когда чувствует едва ощутимый запах медикаментов из сумки гостя.       – Ах… Да… Простите, я не знал, как ещё его спрятать, поэтому постарался направить к вам.       – Разве вы не из комиссии Тенрё? Мне казалось, что в прошлый раз вы хотели забрать мой глаз бога, если бы у меня таковой был.       – Это моя работа, да. Но Кадзуха – мой друг… Я… Я не мог позволить ему попасться, зная, что этот идиот не сдастся и скорее сдохнет, чем позволит забрать свой глаз бога…       Куникудзуси пристально всматривается в детектива, но всё же тяжело выдыхает и впускает его, проводя в комнату, где до сих пор обитал раненый. Почти шесть дней прошло и парень даже немного пришёл в себя. Крови он потерял много, да и ранения были не шуточные, так что он ещё хорошо держался.       – Хэйдзо, – хрипло, тут же хватаясь за горло произносит больной с явной радостью пополам с опасением.       – Всё хорошо. Я рад, что ты попал сюда. Господин павильона Сяккэи – очень приятная личность, если не надоедать ему слишком сильно, – детектив стреляет взглядом в растерянного внезапным комплементом парня, что сейчас выглядит почти ребёнком, чуть приоткрыв рот от удивления и глядя на Синканоина широко раскрытыми глазами… Покрывало сползло из-за слишком высокого подъёма головы… – Милашка, – мягко усмехается Хэйдзо, с удовольствием наблюдая, как хозяин этого места вспыхивает яркой краской, возмущённо хмурится, отворачивается и спешит прочь из комнаты… – Он прекрасен, не правда ли, детка?       Каэдэхара неловко улыбается в ответ на привычные флиртующие нотки в голосе друга и слишком откровенное прозвище. Ещё до всего этого они были знакомы и очень хорошо дружили. Кадзуха был сыном древнего рода и в итоге предпочитал заниматься родовым ремеслом и техниками, а Хэйдзо был простым деревенским мальчишкой, пускай и с фамилией. Он и в детективы-то попал почти случайно… Они разошлись по разным дорогам, однако своеобразное ощущение родства осталось, как и крепкая дружба, что не позволила им бросить друг друга из-за обстоятельств… Поэтому Кадзуха осторожно сливал информацию своему другу-детективу, позволяя опаздывать с задержанием носителей глаза бога всего на пару мгновений. Таким образом все шишки валились на систему задержаний, для которой требовался соответствующий документ, а вот Хэйдзо доставалась похвала и сетования на бюрократию… А детектив предупреждал друга об облавах и направлял в наиболее спокойные и неподозрительные с точки зрения комиссии районы…       Они разговаривают, обсуждая последние новости, пока до них не доносится нежный аромат горячего обеда.       Куникудзуси приносит его в комнату к больному, но на этот раз на подносе две порции. Для обоих гостей. Кукле приятно находиться рядом с этими двумя, хотя это доверие абсолютно иррационально, и ему следовало бы выгнать их или и вовсе сдать комиссии… Но ведь матушка никогда не приказывала ему вмешивать или наоборот не вмешиваться в дела смертных?       …       Это его решение. И даже если оно ошибочно на взгляд создательницы, он считает свои действия правильными и ни за что не позволит этим людям умереть по его вине…       – Вы идёте против архонта? Не думаете, что это глупо? Она – богиня, куда до неё простым смертным? – внезапно спрашивает Куникудзуси, отчего-то желая узнать ответ на этот вопрос даже больше, чем похвалы матери… Люди – странные существа. Неповторимые и похожие. Смелые и трусливые. Глупые и мудрее старожилов… Такие разные, что ему каждый раз страшно взглянуть на новое лицо…       Поэтому в ответ на растерянные взгляды его гостей, Куникудзуси сильнее натягивает на голову своё покрывало, которое всегда носил в присутствии чужаков… Ему неловко стоять под их взглядами, но и ответ хочется услышать слишком сильно…       – Мы идём… Мы идём против её приказа… Впрочем, да, против архонта… Но почему мы не должны идти против того, что вредит нам? Вечность – достойная цель для богини, но что на счёт простых смертных? Наш век короток. Даже возжелай мы вечной жизни – это будет лишь мечтой. Не тем, что реально взять и воплотить в жизнь, хотя способы по идее есть… – Кадзухе всё ещё больно говорить и голос хрипит, а рука не покидает горла, будто это может ему помочь уменьшить боль.       – В этом я согласен с бунтовщиками. Порядок и традиции – это хорошо. Это часть нашей культуры в конце концов! Однако… Тогда, когда традиции становятся оковами, а богиня, да простят меня небеса, – монстром… Людям становится страшно, и это естественно. Мы все желаем спокойной жизни в безопасности и тепле. В кругу семьи или в одиночестве… Разные мечты, разные потребности, но жажду деятельности можно утолить и творчеством, не отнимая чужие жизни, – Хэйдзо стыдливо отводит взгляд. Он был служителем закона и произнесение подобных речей в нынешнее почти военное время приравнивалось к предательству и каралось смертью… Он знал это и стыдился своего предательства, однако не мог молчать и плыть по течению, пока умирали невинные…       – Вы ведь понимаете, что у вас нет шансов, если богиня возьмётся за всё лично? Если сама решит действовать… – печально произносит Куникудзуси, выглядывая из-под своего покрывала и робко вглядываясь в обречённые лица двух парней перед ним… Ещё совсем юные. Лет шестнадцать – восемнадцать. Судя по его ощущениям даже двадцать может быть, они просто низкие… Однако это всё ещё слишком мало…       Внезапно Куни слышит знакомый раскат грома, разворачиваясь к входу в павильон и роняя покрывало с головы, но подхватывая его руками…       – Не смейте даже пикнуть, или вы – трупы, – со смешением радости и страха произносит кукла, торопясь выйти и крепко закрыть двери, тут же сдвинув несколько коробок и весьма удачно прикрыв проход в комнату с гостями.       Тяжёлый вздох и торопливая попытка заварить чай, который уже через минуту он выносит в зал. Как раз в тот момент, как двери распахиваются перед раздражённой богиней, растерянно застывающей от порядка в месте, что она считала давно заброшенным.       – Добро пожаловать обратно, матушка, – не может сдержать радости и любви Куникудзуси. Страх скребётся на подкорке, но верность создательницы и любовь к ней перекрывают даже истошны вопли сознания, что в ужасе от того, что его ожидает… Он слишком хорошо знает матушку… Она не упустит шанса наказать его… Но это нормально. Матушка мудра, прекрасна и милосердна. Он заслужил каждое наказание. Каждый осколок боли. Каждое жестокое слово…       – Ты всё ещё жив… – со странной интонацией протягивает Эи, как прежде садясь за стол и ожидая чая от своей бесполезной куклы. – Где был?       – Прошу прощения, матушка. Сюда проникли люди. Почти сразу после вашего наказания. И я не смог сопротивляться. Боюсь, моё сознание померкло. Я не знал, где нахожусь и как вернуться, а потом не был уверен, что мне дозволено… Простите, что вернулся так поздно, однако я многому научился. Теперь я знаю, какой чай будет вам по вкусу, потому прошу, попробуйте, – мягко любяще улыбается кукла, подавая небольшую чашечку со сладким мягким чаем, с приятными оттенками цветов в аромате, к которому столь внимательно прислушивается матушка…       Пробует… Удивлённо раскрывает глаза…       Кукла же смотрит мягко любяще, хотя раньше засиял бы будто щеночек, получивший ласку… Теперь он спокойнее, мягче… Умнее и умелее…       – Не ожидала. Это неплохо, – всё же признаёт Райден. – «Даже вкуснее, чем у Мико…» – проносится у неё в мыслях. Однако вслух такое она ни за что не скажет. Кукла не была достойна таких слов, не была достойна похвалы. Он даже жизни был недостоин, но она почему-то продолжала её ему сохранять… Вероятно потому, что над ним было слишком забавно издеваться, злорадствуя над слепой преданностью и продолжая давить в попытке сломать окончательно… – И всё же ты ушёл. Тебя не было здесь, когда я ждала твоего присутствия…       – Молю, простите, матушка… Простите, я правда пытался вернуться, но меня держали люди. Я не мог их бросить, не отплатив за то, что они мне дали. Вы ведь всегда говорили, что любое деяние должно быть отплачено. Потому я не смог бросить их без платы… Молю, смилуйтесь… – голос становится тише, ведь страх всё же прорывается, глуша радость и ожидая боли… Той самой, от которой он слишком успел отвыкнуть…       Только бы не слишком далеко, как в тот последний раз… Без помощи Нивы и кузнецов, он вряд ли бы выжил, сколько бы не являлся куклой, а не человеком. Такое даже его строение не могло выдержать…       – Даже не знаю… Ты порадовал меня сегодня… Здесь чисто и свежо… Тепло и уютно, как и всегда… Твой чай был неплох, и сам ты более не ведёшь себя так глупо, как всегда… Повзрослел, да? Однако тогда и наказание за все нарушения должно быть соответствующим…       Отчего-то кукла вздрагивает, отчаянно не желая самого отвратительного… Того самого, что заставляло выгореть его душу и стать бесконечно грязным тело… Ему не хотелось, чтобы его гости поняли, что с ним происходит нечто подобное… Это казалось слишком неправильным… Такого не должно было происходить, однако перечить матушке он не посмеет… Никогда и ни за что…       Он послушно снимает одежду, стоит только богине, сделать привычный приказной жест. В руке уже искрится тонкая струна из электро, а глаза блестят от желания коснуться его тела и поранить его…       Удары привычны, хотя боль кажется в сотни раз сильнее, чем когда-либо…       Потом она касается там, где ему никогда не нравилось. Давит ногой на пах, вырывая сдавленный хрип, что лишь чудом не вырвался воем… Целует, будто в насмешку, подчиняя и слизывая солёные капли со щёк. Кусая губы до крови…       В этот раз ему захочется стереть кожу не только ниже пояса или на груди, но на всём теле…       Это длится и длится, пока он тонет в своём мирке, что создал, чтобы спастись от горя утраты… Бесконечная морская гладь и лишь он один на крохотном клочке суши на огромной высоте. Море слишком далеко, чтобы его услышать, но он знает, что оно где-то там… Здесь никто и ничто не сможет до него дотянуться и лишь солнцу он будет подставлять своё лицо, наслаждаясь его теплом…       Когда Эи насытилась его болью, она просто уходит, забирая что-то из оружейной, которую он когда-то называл просто складом, как и все помещения для хранения чего-либо…       Двинуться больно… Говорить тоже…       Она не раз стегнула его по шее. И по груди не мало. Хотя раньше ограничивалась лишь спиной и задней частью ног и рук. В этот раз не тронула лишь голову, хотя за волосы его потаскали знатно…       Ему тяжело сдвинуться, собраться, убраться…       Он отмывает пол, смывает кровь с себя, накидывая одежды и покрывало, что теперь скрывало его полностью, включая лицо и шею… В дрожащих руках несёт поднос с новой порцией для гостей, что невольно оказались пленниками, не имея возможности выбраться самостоятельно и вынужденные ждать больше суток, пока он сможет их выпустить…       И Куникудзуси старается, однако ящики в этот раз сдвигаются слишком тяжело. Ему с трудом удаётся не упасть, когда они наконец двигаются, освобождая дверь, что почти моментально распахивается…       – Что произошло? – начинает Хэйдзо больше обеспокоенно, чем возмущённо… Почему именно так?       – Матушка решила посетить меня… Она не любит чужаков… – спокойно произносит кукла, позволяя детективу самому подхватить поднос… Показывать дрожащие пальцы не хотелось, а гость был слишком деятелен, чтобы стоять на месте… Голос звучит слишком тихо, ему не удаётся полноценно воспроизводить звук… Это должно быть подозрительно, и его гости явно обращают на это внимание, но почему-то не спрашивают, молчат и приглашают присесть к ним, разделив трапезу и напитки…       Он качает головой, но деятельный детектив Синканоин быстро расправляется с сервировкой и бесцеремонно ухватывает его за запястье, утягивая за собой…       И всё бы хорошо, но ноги и так едва его держали… Один неловкий шаг и кукла валится на пол, сжимаясь от боли, что простреливает всё тело…       Сдержать вскрик удаётся, однако сил подняться уже нет. Он чувствует предательскую влагу, что просачивается через ткань, окрашивая её алым, однако пока те места не особенно видны… Он бы мог заняться собой, однако выпустить запертых людей было важнее. Они ведь не смогли бы прожить без пищи и питья несколько суток, что ему понадобились на хотя бы относительное восстановление…       – Всё хорошо, просто устал. Поешьте и отдыхайте, – с трудом выдавливает из себя кукла, пытаясь заставить сознание работать.       – Кабукимоно? – неловко зовёт Кадзуха, и кукла почему-то приподнимает голову, показывая из-под покрывала подбородок…       – Да у вас кровь! – обеспокоенно вскрикивает Хэйдзо, вскакивая и уже желая подойти.       – Не подходи! – хрипло выкрикивает Куникудзуси, тут же закашлявшись от боли в горле. Дрожащие пальцы тянутся к губам, на которых ощущается влага… Как давно у него не шла кровь из носа или изо рта? Неужели тело исчерпало все свои лимиты? Разве он не был осторожен? Разве не берёг себя, даже если двигаться начал несколько рановато?       Сознание меркнет, укрывая блаженной темнотой…       ___       – Кабукимоно! – дёргается вперёд детектив, когда хозяин павильона, приютивший их у себя, начинает заваливаться вперёд. Хэйдзо едва успевает подхватить слишком лёгкое тело, оглядываясь на не менее испуганного Кадзуху, что тоже торопливо пытается встать с постели, даже если сил у него не так много.       – Он оставлял аптечку где-то здесь, – приглушённо бормочет ронин, ковыляя в сторону ванной, пока его друг поднял темноволосого, решая перенести на кровать. – Хэйдзо… – Кадзуха окликивает друга и испуганным взглядом указывает на пол… Там тоже была кровь… Не только под коленями, но и…       Светловолосый парень торопливо уходит за медикаментами, пока детектив хмурится и нерешительно скидывает с головы хозяина павильона покрывало…       – Он… такой молодой… – с горечью произносит Кадзуха, когда возвращается и видит безмятежное лицо с тонкими идеальными чертами… Будто куколка, созданная руками искусного мастера… Слишком прекрасное… В прошлые разы, они не особенно высматривали в лицо хозяина павильона. Тот ведь не зря носил покрывало. Было бы невежливо пересекать его личные границы без разрешения…       – По голосу было не совсем понятно, так что я тоже думал, что он будет выглядеть старше. Всё же его ум и характер, больше похожи на взрослого… – согласно кивает Хейдзо, и парни осторожно снимают с юноши, почти мальчика, одежды, сосредоточенные лишь на помощи…       Снимают и застывают, в ужасе разглядывая следы от электро, покрывающие всё его тонкое тело…       Слишком много и слишком жестоко. Будто живую молнию обратили в кнут, которым и забили его до полусмерти… И это не считая остального… Того, о чём говорить было стыдно, а думать – слишком ужасающе… Кто мог поступить с этим милым заботливым парнем подобным образом?!       – Мы не справимся, – хмурится Хэйдзо, торопливо уходя в ванную за водой и полотенцем, которыми можно было бы омыть его, убирая лишнюю кровь.       – Думаю, нам нужна помощь… – нерешительно предлагает Кадзуха, перебирая перевязки и антисептики.       – К ней? – почти без слов понимает гениальный детектив комиссии Тенрё, который сейчас практически предаёт свою клятву уже в открытую…       – Да, – коротко кивает Кадзуха, стараясь оказать хотя бы первую помощь. Он знал, насколько больно и неудобно, когда оказывается повреждено горло…       – Сможешь сам идти? Я не унесу вас обоих, – хмурится Хэйдзо, наблюдая как его друг торопливо одевается, коротко кивая.       – Используем эту же одежду или…       – Я поищу в других комнатах, – согласно кивает зеленоглазый и спешит на поиски… Вот только почти все комнаты – это склады. Будь у сопротивления все эти ресурсы, война стала бы раз в пять легче. Ватацуми не был самым богатым островом, так что обмундирования, оружия, и даже провизии с лекарствами ужасно не хватало… Однако всё это не принадлежит ему, а потому и рассказывать о богатствах павильона без разрешения хозяина он не станет…       Лишь одна комнатка, стены которой до потолка были заставлены книгами по самым разным направлениям, казалась хоть немного обжитой. Здесь же он и нашёл небольшой шкаф… В котором было всего одно такое же белое одеяние, хоть и немного другого кроя… Чуть богаче, но как-то строже, на взгляд детектива Синканоина…       …       Нести на себе Кабукимоно на самом деле совсем не тяжело. Он слишком лёгкий, что лишь сильнее заставляет о нём переживать. К тому же, за почти неделю пути он так не и очнулся, не проявив ни единого знака, что он ещё жив…       Кадзуха уже мог идти ровнее, не спотыкаясь и не хватаясь за друга, что сразу сказал, что на него можно опереться, ведь тело на его спине слишком лёгкое, чтобы сильно его нагрузить. Хэйдзо упорно двигается, внутренне оплакивая своё место и глаз бога. Такой выходки ему не простят, хотя попытаться выкрутиться всё же стоит…       ***       На Ватацуми их встречают настороженно и приветливо одновременно. Кадзухе все рады, бессознательный незнакомец вызывает опасения, а неловко улыбающийся детектив комиссии Тенрё заставляет направить оружие, опасаясь за свою безопасность, даже если он один среди них… У него ведь есть глаз бога…       Конечно же ронин всё объясняет, терпеливо дождавшись капитана Бэй Доу и божественной жрицы Кокоми…       Девушка тут же приказывает пропустить, хоть и присматривать, уводя раненых в лазарет. Теперь она сама позаботится о них, хотя и едва заметно хмурится, когда Хэйдзо следует за ними, сначала неся темноволосого юношу, а затем отказываясь уходить. В отдельной комнате остаются только они трое. Это помещение – личная обитель Кокоми как целительницы…       – Божественная жрица… Нам неловко о таком говорить, но… Есть проблема интимного характера. Кабукимоно, этот парень, у него есть особые повреждения… Не только… раны… – смущённо, хотя и пытаясь сохранить спокойствие произносит детектив Синканоин. – Мы не знаем, что с этим делать, однако и для вас это…       – Всё в порядке. На войне многое происходит, – печально поджимает губы девушка, что уже имела дело с изнасилованием. Было ужасно неловко и смущающе, однако она понимала, какую боль это приносит, и какую опасность может нести, если не оказать соответствующую помощь.       – А ещё он спит уже почти десять дней. Сердце бьётся, хотя и как-то глухо, но сознание никак не возвращается. Мы не знали, как его напоить или накормить, так что…       – Всё будет в порядке, не волнуйтесь, – серьёзно кивает Кокоми, заканчивая исцелять Кадзуху. Полностью конечно невозможно, однако, когда остаются лишь чуть тянущие рубцы вместо постоянно дёргающих и норовящих открыться ран, это явно очень даже хорошо… – Можете выйти.       – Конечно, – кивает Хэйдзо и помогает другу, встать. Лечение лечением, но силу в мышцах так просто не вернёшь. А ещё после исцеления всегда присутствует определённая слабость, так что помощь никогда не бывает лишней. Они выходят и усаживаются снаружи под присмотром стражей, что поглядывают на детектива в форме комиссии крайне настороженно…       Синканоин как всегда не может усидеть на месте, принимаясь флиртовать с ближайшим воином, при этом не забывая и о своём друге, и они смеются, пока слишком серьёзные люди всё же не дают себе чуть отдыха, присоединяясь к веселью… Неловко краснеющий от каждого подката детектива генерал Горо только добавлял всем улыбок…       – Боюсь, мне понадобится помощь, – хмуро произносит Кокоми, пока её взгляд выглядит крайне растерянно, почти стеклянный…       – С вами всё в порядке? – тут же испуганно подскакивает к божественной жрице Ватацуми генерал, дожидаясь пока она взглянет на него и проморгается, приходя в себя.       – Да, всё хорошо, просто… Моя сила не может помочь ему… Полностью исцелиться… – ей почему-то тяжело подбирать слова. И это непривычно для людей острова, заставляя тех насторожиться и с подозрением взглянуть на тех, кто его сюда принёс…       – Однажды комиссия уже приходила в павильон Сяккэи из-за допросов кацураги, что не раз пытались устроить из него свою базу. Они говорили, что он умеет пользоваться электро, однако при визите оказалось, что глаза бога у него нет. Тогда он сказал, что не является человеком, но я не особенно обратил на это внимание, – внезапно рассказывает Хэйдзо, вспоминая тот самый случай, что убедил его в безопасности павильона… Весьма обманчивой, как оказалось…       – Он… У него есть кое-какие органы и плоть, но… Судя по тому, что я ощущаю, он… похож на искусственное существо… – задумчиво пытается описать своё видение девушка. – Боюсь, мне понадобится помощь человека, сведущего в механике, хотя я и не уверена в правильности своих выводов… Однако подобных специалистов на Ватацуми точно нет…       – Я могу попробовать помочь, – тут же поднимает руку зеленоглазый обладатель анемо глаза бога. – Меня с детства учили технике, пускай и в представлении деревенских жителей, так что кое-что в механизмах я смыслю.       – … – Кокоми долго молчит, разглядывая парня, однако всё же согласно кивает: – Хорошо, детектив Синканоин. Если у вас есть хоть какие-то знания – это уже будет хорошо. В механизмах я не сильна. К тому же, вы – тот, кто помог нам спасти так много носителей глаз бога, что не попытаться вам довериться, было бы по крайней мере нечестно.       – Благодарю, госпожа Кокоми, – серьёзно кивает парень, следуя за девушкой в помещение…       ***       Куникудзуси открывает глаза в совершенно незнакомом месте, наполненном ароматами моря. Привкус электро энергии здесь был куда слабее, чем на других островах, где он бывал. И это было очень непривычно…       Встать было не трудно. У него не было проблем с мышцами, как у людей. Тело было лёгким и боли не ощущало вовсе, что означало, что без сознания он пробыл очень долго… Следов от ран тоже не было видно, пока он надевал свою одежду, выстиранную и оставленную на прикроватном столике.       Выйдя из комнаты, кукла увидел множество спящих людей с перевязками. Лазарет или дом целителя…       На улице было темно, однако мягкий свет струился из огромной дыры посреди наполненной водопадами и озёрами долины…       – Прошу, никуда не уходите, я доложу госпоже Кокоми, – раздался голос со стороны. Кукла вздрогнула от неожиданности, однако заметить он успел лишь отдаляющуюся фигуру в форме. Солдат или страж? Однако эта форма отличалась от одежды его гостя из комиссии Тенрё. Значит ли это, что он сейчас на Ватацуми, в сердце сопротивления архонту, которое упоминали его гости?       Конечно же парень терпеливо ждёт, теребя край покрывала, что поспешил накинуть на голову, снова скрывая лицо.       – Следуйте за мной, – зовёт его уже другой страж, пришедший вместе с прошлым, что сразу вернулся на своё место.       Кукла только молча кивает и следует за провожатым, не понимая, что произошло, но не ощущая угрозы… Верить людям было страшно, однако от верности матушке становилось куда больнее, заставляя жаждать человеческой компании, а не ждать редких всегда болезненный визитов создательницы…       – Рада, что вы очнулись, – мягко произносит совсем юная на вид девушка, сидящая за столом. Жестом она приглашает его присоединиться к ней за чашечкой чая, и Куникудзуси не видит смысла отказываться. – Я – божественная жрица острова Ватацуми, Сангономия Кокоми. Вас принесли сюда детектив Синканоин Хэйдзо и поэт Каэдэхара Кадзуха, поскольку вам требовалась медицинская помощь, а я являюсь целителем. Могу я узнать ваше имя?       – Обычно меня называют Кабукимоно. У меня нет титулов или работы, а потому это, наверное, всё…       – Вы очнулись! – радостно восклицает знакомый голос. Кукла оборачивается и видит широко улыбающегося Хэйдзо и Кадзуху с его мягкой ласковой улыбкой… Второй лишь молчаливо кивает в знак приветствия, пока первый нетерпеливо опускается рядом с Куникудзуси, впрочем, не спеша касаться… Будто боясь навредить, хотя по наблюдениям куклы этот парень был весьма тактилен…       – Очнулся… – кукла неловко отворачивается от них, стыдясь своей слабости, что он показал им столь постыдны образом…       – Мы беспокоились, что вы не проснётесь, – мягко произносит Кадзуха, с лёгким оттенком радости в спокойном голосе…       – Да, у вас такое сложное строение! Я так боялся, что что-то напутаю и наврежу вам! – воодушевлённо, но в тоже время обеспокоенно произносит Хэйдзо, хотя его глаза сияют чистым восторгом…       – Вы… разбирали меня? Неужели повреждения оказались настолько серьёзны? Такого раньше никогда не происходило. Моя конструкция позволяет исправлять любой ущерб, кроме, разве что, полного уничтожения тела или фатальных нарушений системы. Однако электро явно не могло мне навредить… – задумчиво рассуждает кукла, склоняя голову на бок и не замечая как покрывало стремительно начинает сползать. Ловит его он лишь в последний момент, оставляя на голове, но не натягивая, чтобы скрыть лицо. Зачем, если все трое уже наверняка его видели. Хотя сидеть под чужими взглядами всё ещё было неловко…       Ему было наплевать на то, что люди вокруг знают о его природе. Непринятие самого себя, как не человека, он уже прошёл. У него была душа, он это точно знал, а потому и переживать о своей нечеловеческой природе он не видел смысла…       – Вы не против? Мы ведь не спрашивали… Однако, повреждения действительно были серьёзными, а исцеление гидро элемента не может полноценно воздействовать на неполностью живых существ, – неловко уточняет девушка, виновато глядя в юное лицо со слишком спокойными глазами… Было странно видеть того, кто не паникует, проснувшись в незнакомом месте, и наивно доверяет им своё тело, хотя они встречаются впервые…       – Всё в порядке. Раньше я всё равно не использовал какое-либо лечение. Раны заживали сами, хоть и долго. В этот раз я переоценил свои возможности. Мне не следовало так много двигаться… Хотя убраться было нужно, да и оставлять гостей без еды и запертыми было неправильно… – задумчиво тянет кукла, вспоминая, всё ли он убрал. – Ох, там ведь наверное осталась кровь в комнате. Нужно вернуться и убрать её. Матушка будет недовольна, если снова увидит грязь в павильоне…       – Кабукимоно… Мы хотели поговорить именно об этом… Вы ведь сказали, что это ваша «матушка» вас посещала… – неловко начинает Кадзуха, однако за него решительно заканчивает Хэйдзо:       – Это она с вами сделала?       – Да, – сразу кивает кукла. – Я сбежал из павильона и долго не хотел возвращаться, так что матушка посчитала меня умершим. А потом долго не навещала, так что мы увиделись впервые за долгое время. Я не был достаточно хорош в послушании, и поэтому она меня наказала… И мой чай всё ещё недостаточно хорош, что также является моей виной. Я был недостаточно умел и упорен, раз уж не смог приготовить то, что может понравиться матушке… – под конец голос становится тише, а виноватый печальный разочарованный в самом себе взгляд не отрывается от коленей, где он старательно пытается не сжимать пальцами ткань штанов…       …       Ошеломлённая тишина стоит достаточно долго…       Люди явно поражены его словами и моралью… Совсем как кузнецы Татарасуны, когда он рассказал о том, что заслужил те повреждения, о которых они переживали…       – Вы ведь… Вы ведь понимаете, что это не нормально? – робко уточняет Кокоми с налётом ужаса, который ей никак не удаётся скрыть…       – Мать не должна избивать собственного сына по таким глупым причинам и уж тем более не должна насиловать! – вспыхивает Хэйдзо, пока Кадзуха дёргает его за рукав, пытаясь успокоить и не напоминать о той грязи, что ощущается на коже, противным налётом…       – Насиловать? – неловко уточняет кукла, чуть хмурясь. – Что вы имеете в виду? Мне казалось, что насилие – это причинение боли без добровольного согласия. Что-то вроде такого…       Люди смотрят на него растерянно. Медленно осознают, пока в их глазах проявляется жалость…       – Изнасилование или сексуальное насилие – это причинение вреда особым способом, так сказать, – неловко пытается подобрать слова девушка, немного краснея от выражений. – Обычно, это касания к запретным местам, как то – паховая область, между ягодиц, а у девушек ещё грудь. Это те места, которых касаться нельзя даже членам семьи. Только добровольно и только целителям при крайней необходимости или романтическим партнёрам, желательно заключивший союз в храме, то есть супругам. Всё остальное…       – Если проще, то связь подобного рода между родителями и детьми или просто близкими родственниками считается неправильной и называется инцестом. А также сексуальным насилием считается всё, что причиняет вред, а не удовольствие в запретных зонах.       – Это… Я ведь – просто кукла… Матушка – моя создательница. Она милосердно позволила мне называть её матушкой, но мы не имеем родственных уз, кроме создатель-творение… Она создала меня по своему образу и подобию, но я никогда не смогу сравниться с ней. Я – копия. И не самая лучшая. Слабый, глупый и бесполезный почти во всём… Матушка имеет полное право наказывать меня так, как посчитает нужным, за невыполнение приказов или задач…       – Кабукимоно. Простите, но мне кажется, что вы не правы, – серьёзно даже хмуро произносит Хэйдзо, пока Кадзуха согласно кивает, а Кокоми растерянно всматривается в бледно-сиреневые глаза, ища в них хотя бы каплю отвращения к подобному отношению… – Даже если вы – простое творение, у вас есть чувства. Вы можете ощущать мир также, как и люди, что делает вас по крайней мере подобным нам. И для людей изнасилование – непростительное действие, кара за которое может быть ощутимее, чем за убийство… Наказанием, такое точно не может быть. Это абсолютно недопустимо ни при каких обстоятельствах, – непривычно спокойно и медленно проговаривает зеленоглазый парень, будто стараясь отпечатать в сознании куклы каждое слово…       – Н-но это ведь матушка… Она всегда права… Она самая добрая, красивая и милосердная… Это я вынуждаю её наказывать меня. Я несовершенен и разочаровываю её… Она вложила в меня так много, а я неспособен соответствующе отплатить…       – Ты ей ничего не должен! – срывается на более фамильярное обращение и крик детектив, хватая куклу за плечи и встряхивая. Так, что покрывало падает окончательно, открывая короткие тёмные волосы, которых Куни так стыдился. Они были показателем самого главного разочарования матушки в нём… Были показателем того, что он окончательно обесценен в глазах создательницы, более не имея права походить на неё так сильно, как с длинными волосами…       – Но она меня создала. Я обязан ей всем, что имею… – робко произносит кукла, пока на глаза наворачиваются слёзы от того, что его картинка мира рушится. Он столько сотен лет убеждал себя, что это нормально и что это он такой неправильный… Дефектный… Столько подавлял своё отвращение, свою боль, свои чувства, кричащие от ненависти не только к самому себе, но и к той, что продолжала его мучить…       Хэйдзо перестаёт хмурится, виновато моргая, глядя на слезящиеся глаза куклы… Скорбно поджимает губы и обнимает, пытаясь согреть и помочь выпустить все чувства, что так долго пожирали его, не находя выхода…       – Не сдерживай себя, Кабукимоно. Плачь, кричи, негодуй. Что угодно, но не терпи. Больше никогда.       Губы дрожат, а глаза широко раскрыты, пока по щекам стекают крупные капли… Кадзуха ловит взгляд куклы. Подходит к ним, подхватывает руки куклы за подрагивающие пальцы, поднимая их и укладывая на спину друга, накрывая сверху своими мозолистыми ладонями…       Пальцы отчаянно сжимаются, стискивая ткань и почти царапая спину детектива, когда кукла ломается и всхлипывает, утыкаясь лицом в плечо Хэйдзо…       Он плачет так громко и отчаянно, что начинает икать, опускаясь на пол вместе с поддерживающими его парнями. Ноги уже не держат…       Он и не думал, что в нём накопилось столько боли…       Прерывистый шёпот рвётся с губ, рассказывая, как неприятно ему было подчиняться, принимая наказания ни за что, и как он пытался оправдать создательницу, ведь она сказала, что это правильно, а он верил, ведь больше ничего просто не знал…       Они так и остались в том зале до конца дня, когда солнце окрасило помещение в алый…       Кокоми давно ушла, не решаясь прервать их момент. Она понимала, что кукле нужно выплакать всю боль, чтобы суметь начать строить новый путь. Новые понятия о правильности и неправильности. Новые привязанности. Новые цели… Она лишь целитель, да и сближаться с этим мальчиком ей было неловко. Девушка не была сильна в общении, с рождения учась быть жрицей, правительницей и командиром, но не простым человеком, что может беззаботно веселиться с другими, хотя она и пыталась научиться быть проще… Она прекрасно понимала, насколько это трудно – изменять себя. По своей воле, ради себя самого, а не для кого-то, для их нужд… Не тогда, когда ты привык жить ради других, игнорируя свой характер и потребности и едва крадя моменты для своих драгоценных увлечений…       ***       Найти новую цель…       Звучит просто, но для куклы без потребностей и желаний это слишком сложно. Все его желания были направлены на Райден Эи и он никогда не задумывался, чего желает на самом деле. Поэтому его новые друзья предложили пока попытаться как-то помочь сопротивлению. Просто, чтобы занять себя делом. Вернее они просто предложили пока помогать кому бы то ни было, а уже он сам решил избрать достойными помощи всех людей, что противились архонту…       Разузнав дела в лагерях и проследив за парой мелких стычек, кукла недовольно прошёлся по стройному ряду воинов, собранных на очередном смотре и нагло забрал у них небольшие подвески… Глаза порчи, которые в их лагере распространяли Фатуи. Ведь люди были готовы цепляться за любые ниточки, что могли помочь им скорее завершить войну…       – Я понимаю, что вам тяжело, но так вы получите лишь временное преимущество. Вы не успеет закончить войну раньше, чем недостатки перевесят достоинства. Поэтому больше ни за что не берите их в руки… – кукла задумчиво осматривает ряды возмущённых, стыдливо отводящих глаза или хмуро взирающих на него людей. – Мне нужна будет большая группа добровольцев. Я знаю, где найти много припасов, но естественно всё не утащу. Добраться будет проще телепортами или на лодках. Поскольку камнями пользоваться могут не все, предлагаю лодки. У нас будет шанс подобраться незамеченными. Одной группе нужно будет проследить за пушкой, а все остальные должны будут вынести как можно больше припасов.       Кокоми одобрительно кивает, когда кукла поворачивается к ней. Теперь он не скрывает лицо, но ткань всё ещё покрывает голову. Он выглядит как жрец какой-нибудь древней веры… Простой и благостной, но дорогой сердцам… Девушка уже заметила, что место напряжения в отношении чужака заняло какое-то странное благоговение, похожее на то, что проявляли к ней. Этот мальчик был добр, всегда готов помочь, но при этом твёрд и решителен. А ещё далеко не глуп и весьма прозорлив. Вероятно, века его существования всё же научили куклу кое-чему, хотя Кабукимоно и клялся, что ничего не знает и не понимает, почти всю жизнь проведя в павильоне Сяккэи…       Поэтому божественная жрица доверилась ему, соглашаясь на проведение операции. Да и припасов не хватало просто катастрофически… Такими темпами до голода оставалась всего ничего, хотя они уже значительно сократили рацион, уменьшив более чем вдвое от изначальных порций… Благо, люди понимали и почти не возмущались…       И на удивление всё прошло хорошо. Горо с небольшим отрядом пошёл сторожить пушку, чтобы никто не смог напасть на лодки с припасами с моря. А Хэйдзо, Кадзуха и Кабукимоно следили за остальными, проведя их в павильон и организовав цепочку для более быстрой передачи ресурсов. Складов было много, и там ничего не портилось, а Куникудзуси не использовал на самом деле так уж много всего. И они вынесли очень много, хотя и это было лишь каплей от общего количества… Брать всё было бессмысленно, продукты испортились бы прежде, чем их успели все съесть…       Когда они вернулись, Кокоми да и все жители Ватацуми, собравшиеся на берегу, выглядели такими ошеломлёнными и счастливыми… Даже по осадке лодок было видно, что они привезли много, а ведь они были непростыми и благодаря влиянию сил госпожи Сангономии могли выдерживать в несколько раз больше, чем обычные… Конечно делать такие для девушки было сложно, но в этот раз она сделала максимум и теперь ощущала восхищение и облегчение…       Прошёл почти месяц, с куда более успешными операциями против комиссии Тенрё. Поддержка электро элемента, которую давал Кабукимоно была незаменимой во многих ситуациях. Зачастую он просто оглушал вражеских солдат, когда Кадзуха помогал ему подняться повыше или просто скидывая куклу с воздуха, естественно предварительно научив пользоваться планером…       Дошло до того, что они смогли прогнать со своих территорий не только солдат сёгуна, но и Фатуи, и разбойников всех мастей, заодно избавившись и от монстров и древних механизмов. Было даже удивительно, насколько много всякой нечисти бродит по землям электро архонта… Создавалась ощущение, будто с ними либо вообще предпочитали не возиться, либо те пёрли из-под земли, что объективно было маловероятно… Слаймы – это ещё понятно, как и гончие разрыва, но прочие существа? Элементарные призраки, что возникали лишь из-за загрязнённой ауры территорий, которую легко могли подчистить даже младшие жрицы. Хиличурлы всех видов и мастей, которых вообще было пруд пруди, хотя приходить им было просто неоткуда. Острова. А внезапно появившиеся геовишапы и их детёныши, хотя всем известно, что они существуют только в Ли Юэ, из-за влияния силы гео Архонта?! Они ещё могли понять появление вишапов глубин, что иногда могли вылезти из Энканомии, древних руин на Ватацуми, но откуда взялись гео создания? Тем более на Ясиори и Каннадзуке, что были пропитаны энергией электро и гидро элементов из-за горна Микаге и останков Оробаси, древнего Архонта, которому когда-то поклонялись жители Ватацуми?       Три острова были под их контролем и все люди на них были почти счастливы, печалясь лишь из-за необходимости продолжать сражения и отпускать своих мужей на войну…       И внезапным событием стало прибытие гудзи Яэ для переговоров… Сама верховная жрица храма Наруками объявила о воле архонта и отправилась на переговоры…       – Рада встрече, госпожа Сангономия, – мягко тонко улыбается лисица, кланяясь и принимая ответный поклон. Внимательные глаза скользят по окружению, замечая четырёх спутников божественной жрицы Ватацуми, пока за её спиной лишь пара простых жриц, да где-то на периферии прячется Саю. Хотя она сама позволила комиссии Ясиро проследить за собой…       Самым интересным было то, что никого из комиссии Тенрё не было… Кроме явного отступника в лице детектива Синканоина, что мягко улыбается, глядя на двух своих спутников. Каэдэхара Кадзуха, считающийся то ли ронином, то ли пиратом, то ли простым поэтом. И парень с короткими тёмными волосами и мягкими бледно-сиреневыми глазами, что светились от тепла и жизни, хотя на голове лежала лёгкая тёмная вуаль, призванная скорее показать его нечеловеческое происхождение, нежели играть какую-то важную роль…       Какое-то время они разговаривают, обсуждая позиции, что сопротивление отказывается сдавать, а Мико без какого-то особо желания старается отбить… Лиса выгляди задумчивой, периодически кидая взгляды в сторону куклы, что выступала в роли советника, как и генерал Горо, детектив Синканоин и ронин Каэдэхара…       – Простите, больше не могу сдержать любопытства. Ты ведь Куникудзуси, верно?       – Вы знаете меня? – растерянно застывает и склоняет голову на бок кукла, впервые внимательно вглядываясь в лицо жрицы. Однако он точно её не знал…       – Я знала твою мать, Макото, однако я не думала, что ты сможешь дожить до этих дней. Она убеждала меня, что её дитя – простой смертный…       – Прошу прощения, но тогда вы ошиблись. Я – не человек, я – кукла. И моим создателем является Райден Эи. Макото я не знаю и никогда не был смертным. Моё тело почти неуязвимо к повреждениям, а также умеет самовосстанавливаться, так что смертным меня считать вдвойне некорректно.       – Что? – как-то глупо уточняет Яэ Мико, глупо хлопая ресницами. Она не претворяется, это видно и прекрасно ощущается. Она и правда ошеломлена, однако никто не может понять чем… – Это какой-то бред… Я была уверена, что Эи создавала только одну куклу, Сёгуна… К тому же ты ведь… Ты и правда он, я не могла так ошибиться… Ты ощущаешься точно таким, каким я тебя помню. Как пять сотен лет назад, незадолго до катастрофы… Я всегда была рядом с тобой и Макото, а Эи вообще почти не виделась с тобой… Ты тогда пропал и Макото так переживала, вынужденная покинуть Инадзуму по зову Силестии…       – Я уверен, что был создан уже после катастрофы, если мы конечно говорим об одном и том же событии.       – Каэнри'ах?       – Да.       – Но тогда я ничего не понимаю. Ты и правда ощущаешься, как сын электро архонта…       – Она – моя создательница, я ведь сказал.       – Нет, не Эи… Эи – лишь замена, двойняшка. Изначальным архонтом Инадзумы была Райден Макото. И она была твоей матерью… Матерью Райден Куникудзуси…       – Боюсь, я не смогу вам помочь, Я уже сказал всё, что знаю. Я не тот, о ком вы подумали. Во мне есть душа, но я кукла…       – Душа… Нет… – внезапно осознаёт жрица и бледнеет так, что все напрягаются, боясь, что лисице станет плохо. – Теперь понятно… Теперь всё сходится… – странно уязвимо бормочет Яэ Мико, роняя голову на сложенные на столе руки.       – Быть может, посвятите? – недовольно фыркает Хэйдзо, наплевав на субординацию. У него уже появилась теория из новых знаний, однако поверить было трудно…       – Эи всегда была тенью Макото. Эи – сила, Макото – доброта и милосердие. Поэтому Эи всегда оставалась нелюдимой и серьёзной, пока Макото общалась со всеми вокруг и была любима народом почти до безумия… И мне всегда казалось, что Эи странно смотрела на сестру… А когда она вернулась из Каэнри'ах без Макото, сказав, что она там умерла… Мне не давало покоя какое-то странное чувство… Так «вовремя» всё произошло…       – Пропал сын, а затем погибла мать… – задумчиво тянет Хэйдзо, пока Кабукимоно хмурится, а Кадзуха старается его поддержать, мягко приобнимая за плечи. Говорить об Эи ему всё ещё было слишком тяжело, привнося панику в сознание и дрожь в тело…       – Верно… А потом один за другим все приближённые… Я осталась последней, кто ещё помнил о Макото и её сыне, но я была юна и, признаюсь честно, достаточно беспечна, предпочитая играть и пакостничать сутки напролёт… К тому же я поддерживала Эи, стараясь сгладить углы и не дать людям понять, что архонт поменялся… Я была полезна, в то время как остальные слишком сильно были привязаны к Макото, относясь к Эи со снисхождением или жалостью…       – Слишком удачное совпадение…       – Я тоже так думала и расследовала, пыталась найти Куни, но мальчик просто растворился. Единственной зацепкой было то, что люди были уверены, что его забрала его мать… Домик Макото стоял на отшибе на острове Сэйрай, однако располагался на пути к кошачьему храму, куда местные часто относили дары. Его знали, как и Макото. Да и вообще, счастье то, что хоть кто-то тогда заметил, как его уводили прочь… Какие-то детишки снова играли на побережье в прятки, и некоторые заметили их, удивившись, что Куникудзуси, с которым они любили играть, был каким-то странным. Сонным или скорее даже равнодушным, просто следуя за своей матерью и ни на что не реагируя. Даже когда он споткнулся и упал, сильно разбив коленки… А он был очень хрупким ребёнком, и часто плакал, совершенно не перенося боль…       – У Кабукимоно точно есть не только механика, – хмуро тянет Кокоми, ловя взгляд и кивок детектива, что помогал ей его лечить… – На мой взгляд, почти все части его скелета – реальные кости, хотя и изменённые, слишком крепкие. К тому же, у него есть человекоподобные органы и даже сердце, хотя материя и куда прочнее человеческой плоти… Но она всё ещё живая, ведь иначе я просто не смогла бы его лечить с помощью своих способностей…       Яэ Мико смотрит на девушку растерянно и неверующе, переводя взгляд на детектива, что тоже слишком хмур, не радуя своей вечной улыбкой и лёгким нравом, что так нравился лисице в этом парнишке…       – Эи ведь не могла… Не родную же кровь…       – Могла, – тихо роняет Кадзуха, пряча куклу в своих объятиях. И Кокоми и Хэйдзо прекрасно его понимают.       – Давайте, не будем всё это вспоминать и просто скажем, что она относилась к своей кукле крайне жестоко… – дипломатично уводит тему Кокоми, прекрасно понимая, что говорить о таком вслух при таком количестве народа было и невежливо по отношению к Кабукимоно, и просто слишком отвратительно… О таком не говорят вслух, лишь шепчут воровато сплетницы…       – Тогда, я думаю, мне больше нет смысла продолжать эти переговоры. Если так подумать… Пожалуй, мне стоит сделать своему дорогому племяннику хотя бы один подарок… Я считала Макото старшей сестрой, так что ты вполне можешь звать меня тётей, малыш… Так что держи, – Лиса широко хитро улыбается, вкладывая в доверчиво протянутую ладошку какую-то фигурку и закрывая пальцы в кулак. – Никому и никогда не показывай. Это – твоя драгоценность и путь к вашей победе. Но только если ты сохранишь всё в тайне.       – Хорошо. Спасибо, тётушка, – радостно улыбается кукла, ощущая чистое счастье. Улыбается так, как когда-то улыбался Эи, искренне радуясь одному присутствию…       ***       Кукла осторожен и открывает ладонь, рассматривая подарок, лишь спрятавшись в самом нелюдимом месте острова Ватацуми, руинах, называемых Дом у пруда. Туда никто не ходит из-за электро камней, расположенных по периметру небольшого островка. Конечно же Хэйдзо и Кадзуха пошли бы за ним даже туда, однако прямо сейчас они были заняты, так что он был один…       – Это… – растерянно рассматривает небольшую шахматную фигурку в своих руках мальчик. Он не знает, что это такое, однако оно кажется родным и даже в таком спящем состоянии обладает весьма впечатляющей силой… Какой-то артефакт?       – Хей, привет! – внезапно раздаётся у него прямо над ухом, заставляя подскочить, развернуться и шарахнуться в сторону от незнакомца, что неловко смеётся также отстраняясь. У него за спиной прекрасные белоснежные крылья, вот только одежда уж больно открытая. Хотя он выглядит юным, как и кукла… – Не беспокойся. Я знаю о том, что подарила тебе Яэ Мико. Эта лиса мне обещала найти вино, если я объясню тебе, как им пользоваться, – довольно хихикает парень, перебирая пальцами струны взявшейся из ниоткуда лиры. – Я – Барбатос, бог свободы и анемо Архонт. Можешь называть меня Венти, дорогой коллега.       – Коллега?       – С этой штучкой ты можешь стать настоящим Архонтом. Электро Архонтом, – зачем-то отдельно уточняет бог свободы, наконец опуская на пол и принимая куда более простой облик бродячего барда. Мощь, что ощущалась в нём, притухла, однако кукле было прекрасно понятно, что он просто скрывает свои силы, ведь внутри их было куда больше, чем он показывал. – Честно говоря, даже жаль. Ещё немного и ты бы получил анемо глаз бога, как и твои два друга… Впрочем… Кто мне помешает? – задорно хихикает паренёк, и Куникудзуси ощущает странную лёгкость, с изумлением рассматривая анемо глаз бога, что плавно опустился в его руки.       – Ч-что? Как? У меня ведь уже есть способности к электро…       – И что? Одно дело – врождённый элемент. Другое – тот, что смогла заслужить твоя душа. Разве второй не станет драгоценнее? Это то, что ты получил за свои труды – за то, как реагировал на сложности жизни, как старался, как рос, учился, и каким стал в итоге.       – … Спасибо вам… Господин Барбатос… – кукла хочет поклониться, опустившись на пол, однако бог легко предугадывает его действия и поддерживает, не позволяя склониться.       – Не нужно. Мы почти уже равные. Вот научишься обращать с сердцем бога и точно будем на одном уровне, а то и ты превзойдёшь меня. Я ведь – слабейший из семи! – Венти говорит это так, будто гордится данным фактом и кукла почему-то улыбается этому неиссякаемому энтузиазму и позитиву… Этой энергии и спокойствию одновременно…       – Меня зовут Куникудзуси, рад знакомству, В-венти, – чуть спотыкается на человеческом имени божества кукла, что не привык к такой фамильярности с высшими силами. Он знал, конечно, что и сам был божественным творением, однако архонтов он всегда считал совершенствами, которым никогда даже не посмеет пытаться быть ровней… Однако вот куда его привела судьба…       – Приятно. А Кабукимоно, получается, – прозвище?       – Это термин, обозначающий странного человека. Кажется, я читал, что в Снежной таких называют блаженными, а вот про Мондштадт не знаю… Хотя, наверное, корректно будет сказать сумасшедший…       – Тогда уж безумный. Без ограничений ума… – довольно хихикает бог свободы, ловя растерянный взгляд, а после тихий смешок и робкую улыбку куклы.       – Спасибо…       – Не за что, Куникудзуси. (Эх, язык сломаешь с именами Инадзумы…) Давай, начнём наш урок поскорее? Чем быстрее ты освоишься, тем больше силы успеешь накопить, чтобы выступить против Эи. Становление Архонтом не избавит тебя от её присутствия и власти. Лишь даст шанс победить в противостоянии, что уже, мне кажется, неизбежно…       ***       Кукла ошеломлённо сидит на одном месте, пока вокруг него крутятся люди, к чему-то спешно готовясь. Вот как он так… М-да… Как-то… И, похоже, не от большого ума, если пошёл так открыто, навлекая на себя все последующие события…       – А, может, не надо, – робко уточняет парень, прерывая общий переполох.       – И куда тогда мы всё это денем? Людям нужен праздник. Нужен символ окончания войны! – хмурится Кудзё Сара, что не была согласна со свержением старого Архонта, однако смирилась, понимая что виновата в данной ситуации была именно она, а те, на кого думала генерал, просто удачно воспользовались ситуацией и не были главными зачинщиками…       – А давайте тогда сделаем символом Кадзуху! – задорно и весьма пакостливо улыбается Хэйдзо и все замирают.       Взгляды разной степени изумления обращаются на него, однако не во всех виднеется смятение. Куникудзуси почти сияет от радости, хотя и выглядит неловко, поглядывая на застывшего потомка клана Каэдэхара. Кокоми продумывает план смены, а Горо наконец вырывается из рук Яэ Мико, что также оказывается несколько растеряна. Лиса знала, что Макото была слишком скромна для публичных выступлений и всегда их избегала, однако она не могла подумать подобного и про Куникудзуси, что всегда вёл себя решительно и строго, когда это касалось дела, являясь идеальным примером для подражания… Видимо, мать и сын похожи куда сильнее, чем могло показаться на первый взгляд…       – Меня быстро забудут и уж точно не станут боготворит в отличие от нового Архонта… – задумчиво тянет парень, вглядываясь то в куклу, что смотрит на него умоляюще, то в детектива, который выглядит как нажравшийся свежей сметаны кот.       – Именно, – почти поёт Хэйдзо, обнимая тут же смутившегося от его внимания Куникудзуси за талию. Пришлось сесть за его спиной, однако милый смущённый мальчик в его руках явно приятнее, чем ничего. – Нашей прелести и так много досталось. Ему ещё в себя прийти нужно, какое тут правление… К тому же, разве комиссии не смогут справиться самостоятельно? До сих пор решения Архонта были редким явлением. Почти со всем справлялись люди. Просто придётся избавиться от пары традиций, ну или по крайней мере изменить их. Я недавно общался с одной журналисткой из Фонтейна и она рассказала, что у них существует особая должность, Чемпион Дуэлянт, что и выходит на дуэли с обвиняемыми, если те желают доказать своё право на свободу, несмотря ни на что. Это похоже на нашу традицию дуэли перед Архонтом…       – Интересная задумка… – чуть удивлённо и даже как-то довольно бормочет Кокоми.       Специально для Ватацуми было решено создать новую комиссию Сангономия. Им вменялась ответственность за чистоту островов от монстров. Поэтому в комиссии Тенрё могли больше внимания уделять преступникам в населённых пунктах, а также облагораживании и обеспечении более высокого уровня жизни для простых людей. Ну, и комиссия Ясиро наконец могла заняться своим прямым предназначением, а не тухнуть в обеспечении традиций, что теперь полностью перешли под ответственность храма Наруками.       Таким образом и правда получалось, что присутствие Архонта перестало быть необходимостью…       – Но как же вера?       – Я бы не хотел как-либо давить на людей, заставляя верить в себя… – робко, но твёрдо подаёт голос Куникудзуси, и на него сразу улыбкой отзывается Мико, что уже что-то придумала:       – Тогда скажем, что новый Архонт не желает становиться диктатором, а потому будет наблюдать со стороны, показываясь только избранным, – довольно хлопает в ладоши лисица. – Вера остаётся, её никто не будет менять. Традиции тоже сохранятся. Просто теперь Электро Архонт – это бог перемен, как когда-то была Макото. Это уже Эи превратила свою идею фикс о вечности в свой титул… Мы скорее даже вернулись к временам расцвета, ведь тогда Макото никогда не препятствовала развитию и наоборот, щедро поощряла изобретателей и исследователей, готовых сделать жизнь людей лучше.       – На самом деле, мы сейчас сильно отстаём… – печально улыбается Камисато Аято, что также присутствовал на их своеобразном собрании. Посторонних здесь не было, однако собрались почти все обладатели глаза бога Инадзумы, включая гостей. То есть и Бэй Доу, и Тома, и Наганохара Ёимия, и Куки Синобу… Не пригласили только Аратаки Итто, ибо он был слишком непосредственным и открытым, а ещё чересчур нетерпеливым чтобы присутствовать на подобном собрании…       – Вы тоже уже встречались с Шарлоттой, – больше утверждающе хмыкает Хэйдзо, получая тонкую улыбку мужчины. Раз уж клан Камисато управляет комиссией Ясиро, то было бы странно, если бы он ещё не занялся налаживанием отношений с другими нациями Тейвата… Они и раньше работали на славу, пускай и только в пределах Инадзумы, будучи сильно ограниченными в своих возможностях, из-за множества запретов бывшего Архонта…       …       О, как удивлена была Эи, ощутив сердце бога в кукле, что выступила против неё… А какое изумление испытала, когда не он, а простой юноша сумел использовать погасший глаз бога своего друга, сдерживая её главное оружие силой двух стихий… Простой смертный! Не молодое божество за его спиной, а смертный!       Куникудзуси открывает глаза, когда обсуждение уже почти заканчивается. Он так долго пребывал в своих мыслях? И его никто не позвал?       – Всё в порядке, я расскажу, – мягко улыбается Хэйдзо, когда кукла поворачивается к нему, робко заглядывая в лицо с этим самым немым вопросом в глазах.       Было так странно… Куни ощущал какую-то особую связь с этими двумя. Да, это именно они в итоге вытащили его из его маленькой скорлупки, однако они были не обязаны следовать за ним по пятам, готовы помочь и объяснить всё, что могло вызвать у него вопросы. И они не боялись его поправить, если он в чём-то ошибался… Но всё равно довериться страшновато…       Если так подумать, то самыми близкими для куклы стали Яэ Мико, Горо, Хэйдзо и Кадзуха… Ещё немного открытая и мудрая Бэй Доу и непоседливая Ёимия, что могла подружиться вообще со всеми и также познакомила его с Томой… Остальным он относительно доверял, зная о их характерах и принципах со слов своих ближайших людей и доверяя их мнению…       Наверняка, скоро среди его знакомых останутся лишь единицы, однако та же Кокоми точно останется его дорогой подругой и соратницей, а также той, кому всегда можно рассказать всё, что не скажешь слишком дорогим сердцу Хэйдзо и Кадзухе…       Интересно, а они… Они останутся рядом с ним? И куда вообще пойдёт дальше кукла? Не возвращаться же в павильон Сяккэй, запираясь там до конца своей жизни? А если его бросят? Если не захотят остаться с ним? Если…       – Тогда что на счёт такого? – внезапно врывается в его мысли голос Аято, что чуть задержался.       В зале остались только восемь человек. Глава комиссия Ясиро. Новая глава Тенрё, Кудзё Сара. Глава новой комиссии Сангономия Кокоми. Яэ Мико, капитан Бэй Доу, а также три обладателя анемо глаза бога, что в очередной раз прилипли друг к дружке из-за тактильности Хэйдзо, желающего держать их как можно ближе в себе…       – Почему бы вам не дать ему выбор? Я буду вовсе не против оформить путешествие, как официальное посольство, но с культурными целями.       – О чём вы? – растерянно уточняет кукла, ведь видит, как взгляды присутствующих периодически направляются именно на него.       – Раз уж Архонт не будет более публичной фигурой, а твои знания о людях ограничены, мы хотели пригласить тебя в путешествие. Кадзуха по факту не имеет никаких привязанностей в Инадзуме, а мне бы просто хотелось расширить свой кругозор для более быстрого ведения расследований. Так что втроём, если ты захочешь, мы сможем осмотреть все уголки Тейвата, – улыбается Хэйдзо. Его слова слышатся приглушённо, так как он уткнулся губами в макушку куклы и так и говорил, не переставая касаться гладких тяжёлых густых волос.       – На самом деле мне кажется, что ему в какой-то степени даже опасно оставаться здесь. Фатуи вполне способны разузнать о новом Архонте Инадзумы и продолжить свои попытки добыть электро гнозис, а без него у тебя пока не такие широкие возможности. Сил достаточно и так, особенно с глазом бога и врождёнными способностями, однако вот тонкость манипуляций и способы использования энергии тебе ещё стоит подучить. Путешествие также в этом поможет, – улыбается Яэ Мико, поддерживая идею детектива, уже почти выбившего себе отпуск… Как будто она не понимала, что этому мальчику, Синканоину, просто до смерти интересен мир за пределами островов, куда ему никогда может не представиться возможности попасть, раз уж он столь полезен комиссии Тенрё… Но она не против, ведь её драгоценному племяннику рядом с этими двумя всегда было куда спокойнее…       – Я только за, – мягко улыбается в Куникудзуси, поднимая ладони со своих колен на руки Хэйдзо, что обхватывали его под грудью. Верно, они не оставят его… Только не они…       – Я займусь, – тут же кивает Камисато Аято, а вслед за ним Кудзё Сара, что должна выписать детективу допуск и направление на сопровождение нового Архонта, а также подыскать хотя бы временную замену местному гению…       – Спасибо… – негромко, но искренне благодарит кукла, заставляя своей чистой улыбкой таять сердца всех присутствующих…       Такой прекрасный…       Такой простой…       Такой милый…       И такой искренний…       Тот самый бог, которого все в Инадзуме так желали…       Истинный Электро Архонт и Бог Перемен…