Да, я полюбил, я не отрицаю,
Но любовь моя это только средство
Ты была полезна, теперь мешаешь
Мне придётся вырвать тебя из сердца
©"Последнее испытание"
Аластор превосходный лжец. Годы труда в медиа учат врать, не краснея, тем более когда твое лицо скрыто от внимательных объективов камер в будке радиостанции. Величайшие, влиятельнейшие из владык ада верили ему на слово, а если и нет — оказывались вынуждены смиряться с действительностью такой, какой ее представлял себе Радио Демон. Будь то сладкая лесть или холод угроз по позвоночнику, он транслировал свою правду о мироустройстве и находил пути заставить других считаться с ней. Но время с каждым веком, казалось, шло всё быстрее и быстрее, и быстрее. Старик Зестиал, Кармилла Кармайн — в их цепких древних руках было сосредоточено столько власти, что Аластору оставалось лишь глотать слюну, чтобы не подавиться не то от жадности, не то от болезненного азарта, но все же и их ему удавалось держать в неведении. Зестиал определенно испытывал к Радио Демону нечто сродни уважительного любопытства, но вот Кармайн... Аластор отказывался признаться в этом даже самому себе, но её «Нам не особо интересно, где ты был, но, в любом случае, добро пожаловать обратно» задело его до самого глубинного ядра его личности. И все же эта взбалмошная, нелепая девочка, Вельветт, в чем-то была права. Они неотвратимо отставали от «VVV», телевидение и интернет занимали свою нишу, стремительно, как лесной пожар, распространяясь и подчиняя себе всё больше душ, и, что несравнимо хуже — все больше умов, капля за каплей разлагая их. Аластор осознавал, что он не успевает. Пик его могущества ещё не достигнут, ему нужно время, которого у него нет. Ему нужно освободиться, чтобы вернуть себе силу, о которой напуганные бедолаги насочиняли столько жутких легенд. Посредственных, на его скромный вкус, но пока ему удавалось держать в страхе одних, для других — подливать масла в пламя любопытства, он не имел ничего против слухов и народного творчества. Аластор был так хорош в том, чтобы притворяться кому-то другом. Так Хаск, некогда не самый слабый из владык, оказался покладистым котёнком у него на поводке. Так он вынуждал других делать то, что ему нужно. Страх — незаменимый инструмент, но с доверием и жестами доброй воли ему всё же не сравниться. Чарли Морнингстар поддалась без сопротивления. Её подружка-ангел, безусловно, создавала шумы и помехи, но Аластора это искренне забавляло. Чарли была в его руках с самого первого дня, едва ему позволили вторгнуться в пространство её отеля. С её увлеченностью делом — всё равно что в личное пространство, которое принцесса совершенно не в состоянии была защищать. Радио Демон контролировал всякий её шаг, он знал, как заставить каждого в этом отеле ослабить свою бессмысленную смешную оборону, но Чарли — о, эта наивная душа! — так самозабвенно желала видеть в нём лучшее, что ему почти не приходилось стараться. Коснуться плеча, подбодрить, разорвать названных гостей, починить ту стену, что в очередной раз пострадала от недружественного визита какого-нибудь неудачника — всё было так просто, как по учебнику. Аластору даже хватало терпения выносить постоянные омерзительные попытки Энджела Даста залезть ему в штаны, настолько всё шло по его единственно верному плану. И лишь на волоске от смерти Аластор осознал, насколько он на самом деле преуспел в искусстве обмана. Безрассудство, чистейшее безрассудство. Если что и повергнет Радио Демона в забытье насовсем, так это его гордыня. Впрочем, мысль о том, чтобы быть забытым, вызывала у Аластора даже меньше отвращения, чем идея запомниться в преисподней альтруистом, отдавшим жизнь за своих драгоценных друзей. Принцесса Морнингстар должна была увязнуть в его лжи — сладкой липкой карамели. Аластор не рассчитывал, что зайдет так далеко, чтобы прыгнуть туда за ней. Ради чего — проклятие! — ради чего он поставил свою жизнь на кон? Убить первого человека — заманчиво, и все же не настолько, чтобы встать щитом между любимым первенцем Бога и дочерью Дьявола. Чарли неизбежно его должница, они заключили сделку, а коротышка Морнингстар не позволил бы его принцессе пострадать. В конце концов, экзорцисты нарушили условия договора, и Люцифер имел полное право вмешаться. Но свежий багровый шрам от ангельской секиры на теле время от времени напоминал о себе, отзывался ноющей болью. Недопустимо. Аластор просчитался. Это ошибка, которую необходимо исправить. Он думал об этом, и образ Чарли оживал в его сознании, точно она стояла перед ним сейчас. Аластор видел, как Чарли глотает слезы от обиды. Никогда прежде он не встречал кого-то, кто был бы так искренне счастлив узнать, что Радио Демон жив. Она верила ему, потому что желала верить. Он видел её разочарование, видел, как все её существо отрицает происходящее. Славно. Чужие страдания занимали отдельное место в сердце великого Аластора, но Чарли ему было, пожалуй, даже жаль. Его улыбка — всё шире, не улыбка даже, а оскал. Он слышал, как она сломлена, как Аластор из козыря в рукаве обернулся неоспоримым доказательством, что некоторым просто не дано стать чем-то большим, чем они есть, не дано быть выше безумного дерьма в своей голове. Люцифер был прав. И если ангелы вырежут всех до единого грешников, она будет защищать Радио Демона до последнего лишь затем, чтобы оставить его одного править в пустом городе кучей разлагающихся трупов. Он хорошо знал, что произнесли бы эти до белизны поджатые губы — она жалела лишь о том, что пустила его на порог, что успела привязаться к нему. ...и Аластор кривился, понимая, что эта боль в его груди будто и не от шрама вовсе. Чарли пустила корни в его душе, ведь он верил, что у неё есть шанс растрясти застоявшиеся порядки в аду и на небесах, верил в её умение вдохновлять толпу — разве это не его собственные слова? Чарли скармливала его извечно голодному самолюбию уважение к его авторитету, восхищение его силой — хуже и не придумаешь. Аластор таял, привыкал, расслаблялся. И злился на себя. Радио Демон жаждал свободы от всех оков. И теплые чувства к Чарли — ещё одна цепь на его шее в чужих руках, он не мог себе этого позволить. Он должен найти в себе силы вырвать её из сердца. Чарли Морнингстар выполнит свою часть сделки, выбора он ей не оставил. И после ему не придется слушать её надоедливые речи. Не придется скрывать раздражение, когда её тонкие длинные руки сжимают его в объятиях. Улыбка никогда не покидала лицо Радио Демона, но ритмично подрагивающее нижнее веко выдавало его тревогу. Он шёл по коридору, и лампы с трепетом подбирали лучи с его пути. Он замер, обернувшись на едва различимые шаги. Свет мгновенно прекратил припадочно пульсировать, и коридор теперь казался уютным и безопасным. — Эй, Ал! Постой, — колокольчиком прозвенела Чарли. — Да-да, моя дорогая? — сдержанно отозвался он, проклиная свой голос за нотки неподдельной доброжелательности. — Что-то случилось? Глаза Чарли искрились ужасом, и вместе с тем — пьянящим энтузиазмом, и от крепкого коктейля эмоций ее трясло, как тугую пружину на взводе. — Э-э... Там, в общем... Адам у дверей, — принцесса нервно улыбалась, сбивчиво дыша от волнения, совсем как ее отец. — Что мне с ним делать?! Аластор скрипнул невольно, и где-то в конце коридора лопнула лампочка. Он тенью проскользнул к Чарли, обнял ее за плечи. — Ха, ну и дела! Вот это я понимаю, сенсация! Солнце, ну что за вопрос? — хищно улыбнулся он, потрепав девочку по голове. — Пусть войдёт. Представь, что в газетах напишут, если мы лишим первого человека его заслуженного второго шанса? Я присмотрю за ним лично. И если Адам посмеет ещё хоть раз кому-нибудь здесь навредить, я̴ р̴а̶з̶о̴р҉в̵у̴ е̴г҉о̸ г̸р̷я̴з҉н̶у̶ю̴ р̴а҈с̵п̸у̷щ̶е̴н̵н҉у҉ю҈ ду͡ш͠у͝ в͝ к͡л͡очьͅя͝ и... О, нет-нет, не стоит раньше времени переживать! Ты этого не допустишь. Я уверен.