Последний бокал вина

      Рукхаликс никогда прежде не доводилось видеть Бога виноделия Диониса. Да и что бы могло свести их пути?       До недавнего времени она и не знала, что такой Бог вообще существовал. Он для нее едва ли выделялся на фоне остальных, да что уж там - за спинами могучих Зевса и Ареса, за всегда заметной для нее, слабой и скрюченной, но все равно крупной фигурой Гефеста, за тонкокостными Гермесом и Эросом, за нежной Афродитой, озорным Аполлоном и серьёзной Артемидой незнакомый худой силуэт бога виноделия терялся. Его образ смазывался взглядом, мельтешил на периферии зрения, возможно, раздражая время от времени, но никогда он не был в определённой мере заметен или навязчив, а имя же его в свою очередь - недостаточно громкое, чтобы долететь до нее, и уж тем более запомниться.       Тем не менее прежде, даже знай она о нем или будь с ним знакома, Рукхаликс была бы уверена лишь в одном.        Благословляй верующих. Карай отступников.        Такова ее доктрина. Ее смысл. Смысл каждого божества.       И несокрушимый принцип справедливости. Которого - до недавнего времени она была абсолютно и безоговорочно в этом уверена, - придерживался каждый верховный бог, как минимум потому, что это достойно, а каждый низжий - потому что иначе нельзя.       Но в день, когда Рукхаликс впервые увидела невинно погибших по одной только прихоти их бога-покровителя, она впервые засомневалась.       Не в правильности своих взглядов, нет, вовсе нет, но в совершенстве богов, этих взглядов, видимо, не разделяющих.       Возможно, мысли те были высокомерны. Тем не менее, в ее собственных глазах единственно справедливы. Пусть и не в ее праве осуждать богов Олимпа. В конце концов, поверхность - не ее территория, а они (в большинстве своем) всего лишь великовозрастные дети, мнящие себя всезнающими.       Пускай и небезосновательно.       Тогда ещё Рукхаликс казалось, что при встрече она Диониса поколотит. Вот наверняка и обязательно!       Потому что так нельзя!       Но на деле у неё едва ли хватило сил ответить благодарностью на поздравление со вступлением в должность. Да и на Олимпе каждый такой - всем свою позицию не докажешь.        Рукхаликс никогда не описывали Диониса. Он никогда не спускался в подземный мир и никто из её окружения, даже если и был с ним знаком, не поднимал о нём речь. Он почитался среди людей, но являлся никем, безликим призраком и любопытной сказкой для жителей Подземного мира. Что, впрочем, и неудивительно: даже любящие поболтать о прошедшей жизни мертвецы остерегались упоминать богов Олимпа, пускай никто им этого и не запрещал. Но и словесно дозволять подобные разговоры не спешили. В конце концов, более ни один из людей, попавших в Царство Мертвых, не был во власти божеств зевесовых небес.       Одним словом, Рукхаликс в иных обстоятельствах только к празднеству узнала бы, что такой бог вообще есть, и то потому лишь, что ее заставляли заучивать имена и направление влияния каждого олимпийца. Ну, тем не менее, распознать Диониса в толпе оказалось несложно: чего только стоили винно-красные волосы да пьяный румянец и блеск в глазах, направленных на окружающих его допущенных до празднества людей с вечно полными кубками в руках.       Встреча та была неожиданной. Сбившей с мысли, воплотившей и укрепившей в сознании неприятный, уже понятый ею, но пока не принятый факт: боги Олимпа из тех, кто может и любит играть с людскими жизнями и распоряжаться ими в зависимости от своих сиюминутных прихотей, совершенно закрывая глаза на характер деяний этих людей.       Рукхаликс не боится смерти - самой маленькой богине крылатое ее площение периодический нудит над ухом, - в конце концов с ней оканчивается лишь жизненный путь на Земле и начинается новый-в Подземном мире. Но люди, как, впрочем, и многие боги думают иначе. Казнь для них на поверхности - высшая мера наказания. А потому неприемлима к невиновным.       Неприятно было осознавать, что образ идеального и величественного божества в ее глазах с каждым годом теряет почти что каждый. Только фигура отца, - самого Аида, - незыблимо возвышается над всеми недостойными на пьедестале совершенства.       Тем не менее, тот случай - с развеселыми девицами в Подземном царстве, - и та встреча - в день ее инициации как новой богини, - заставили ее посмотреть на мир несколько иначе. Как и на влияние богов на быт людей.       Ей тогда казалось, что с Дионисом, бесконечно заинтересованом лишь в гулянке и человеческом внимании, ей больше не доведётся встречаться. Рукхаликс не возненавидела его, но не видела причин их дальнейших встреч и не представляла тем для разговоров. Но смешны могут быть пути, сплетенные им великими Мойрами.       Тесей казался ей приятным и красивым. Глуповатым, наивным, возможно трусоватым, но даже хорошим. Рукхаликс знала, что он герой - она подобных, вообще-то, коллекционирует, - но в подробности его жизни никогда не вникала. Да и зачем было? С ним самим поговорить она не могла - тот был приклеплен к Трону Забвения. А собирать историю по кусочкам из слухов всегда казалось ей непередаваемой глупостью. Всегда приятнее слушать их из уст свидетелей и очевидцев.       Тем не менее, о наличии у него бывшей возлюбленной она узнала. Случайно, когда еще сама была не пронзена стрелой проклятого Эроса. И заинтересовалась. Пускай и не на долго.       А потом случилась ее собственная первая любовь.

Рубео

      И её моментальное взросление.       Было непривычно смотреть на мир с иного ракурса. Тем не менее, изменения ее тела на тот момент Рукхаликс мало интересовали.       Только любовь.       А потом в ее покоях, нарушая тревожное единение с любимым ею Рубео, оказались двое: та, чье прекрасное лицо окрасил вкус божественного вина, и тот, для кого это ничтожное вино было смыслом и основной идеей его существования.       Дионис впервые спустился в Подземный мир. Не просто так - за девушкой, что вяло отталкивала его дрожащие руки.       Рукхаликс догадалась, что она та самая, стоило услышать знакомое имя.       Даже хорошо, что Тесей остался на поверхности. Не пришлось бы оправдываться перед несправедливо брошенной девушкой.       Этот хилый герой определенно не обрадовался бы встрече.       Ариадна то улыбалась, то плакала, то хохотала, то умолкала. Но Рукхаликс было неинтересно. Они отнимали ее время. А ведь недалеко еще ждет Рубео!       И юная богиня посмотрела в глаза отчаянного юноши, отыскавшего на просторах ее земель эту девушку. Учитывая его болезненный вид, этакое воссоединение ему дорого обошлось - как никак попал он сюда без приглашения или предупреждения. А к таким - тем более богам с Олимпа, - в последнее время здесь крайне сурово относятся.       А молодой бог, убивший сотни подобных собственной возлюбленной, стоял перед Рукхаликс на коленях и молил о возрождении им же и погубленной.       Глупый и странный.       Жалкий и бессильный.       Рукхаликс сравнивает его с собой и растягивает потрескавшиеся губы в страшном оскале. — Если бы и в самом деле любил, пожелал бы остаться с ней. Здесь.