Tenderness.

По большому двухэтажному дому разносится свежесть и гуляет лёгкий ветерок, приподнимая лёгкие занавески. Чистый и сверкающий пол, пахнущий лимоном, и воздух в котором ветали смешаные гранат, сливочная малина и еле уловимые нотки вишни. Эхом разносилось глухое хихиканье, что исходило из спальни супругов. Омега лежал на кровати и извивался, пытаясь увернуться от цепких пальцев мужа, что щекатали нещадно и остервенело, не отлипая. — Всё, Чонгук, — Юнги попытался вдохнуть как можно больше воздуха в лёгкие, но из груди снова вырвался комок смеха, а на лице всплыла сладкая улыбка, отчего Чон припал губами к уголкам, мокро чмокая, тоже посмеиваясь, — Я больше не буду, правда, — продолжал отпихиваться младший. Чонгук отстранился от сладких уст и немного отодвинулся от мужа, смотря на него сверху. Пятимесячный животик было видно из-под задравшейся футболки, вздымаясь вместе с грудью, когда Юнги глубоко вдыхал. Порозовевшие щёчки, что за два месяца ещё больше распухли, потому что Юнги не отказывал себе ни в чем, (впрочем, Чонгук и сам его подкармливал, говоря, что так омега выглядит ещё обворожительнее.) Чон всем своим существом считал, что омеги бывают самыми красивыми и нежными именно в период беременности. Юнги и без этого таковым являлся, но сейчас набрал в весе, так, что бока стали более округлыми, а щеки, как альфа уже много раз подчëркивал, совсем мягкими. А ещё запах. У Юнги запах смешался с запахом их крохи, который пока что чувствовался совсем отдалённо. И это нельзя было сравнить ни с чем, потому что ту нежность, которая исходит от Юнги, нельзя было описать — можно только почувствовать. И только Чонгуку. Эта трепетность и бархатная кожа, пухлое лицо, круглый животик, изменчивое настроение, необычные желания и милое мурлыканье по вечерам. Юнги и вправду стал похож на кошку, ластясь к мужу, когда тот чесал тонкую шею. Сладкая омежья улыбка заставляла Чонгука плавиться и целовать без остановки, когда он уставший приходил домой с работы. Хотя, когда видел Юнги, который шагал к нему, придерживаясь руками за поясницу, немного кряхтя поднос, его усталость как рукой снимало, а вместо неё приходили силы на нежности и прилюдии в виде поцелуев. И, если Юнги просил, Чон с большим удовольствием гладил его и общался с малышом, целуя мягкую кожу животика. В прочем, Мину приносило удовольствие то, как старший общался с их ещё не рождённым чудом. Это и вправду убеждало в том, что Чон его любит. Если бы не любил, Юнги уверен, он бы не рассказывал об этом их малышу, думая, что омега в этот момент спит. Хотя с беременностью пришли и капризы, в виде внезапного плача и чувства отвращения к себе. Юнги мог часами плакать Чонгуку в плечо от того, что увидел по телевизору, что львы убивают потомство бывших важаков. И да, это грустно, но не весь день же плакать от этого? Но Чон понимал — впускал в свой кабинет, сажал к себе на колени, притягивал голову к груди, целовал тёмную макушку и убаюкивал. И Юнги засыпал, пуская на старшего слюни. Чонгук этому только улыбался, вставал и относил в спальню, садился рядом на кровати и работал в ноутбуке. А вот сегодня Юнги получил порцию наказания в виде щекотки за то, что снова наговорил на себя плохого. Старший уложил на спину и стал действовать, но аккуратно, чтобы не навредить. — Точно не будешь больше? — альфа хмурит брови, сводя их к переносице, и сложил руки на груди, всеми силами пытаясь подавить рвущуюся на свободу улыбку. — Точно-точно! — Юнги приподнялся, чмокнул Чонгука в влажные губы, а потом обвил руками шею, смотря прямо в блестящие глаза. Ярко и тепло, так уютно и по-домашнему, что Мин сам не смог сдержать улыбки. С момента, как они поженились, Юнги стал намного чаще улыбаться, освещая весь тёмный мир своей нежностью и любовью к одному единственному альфе и тому, кто сейчас жил у него под сердцем. Юнги выдыхает громко, и откидывается на большие мягкие подушки, расслабленно прикрывая глаза от усталости. Он стал очень много спать, даже не чувствуя противного покалывания в глазах и затекших мышц от пересыпа, наоборот, он чувствовал прилив сил, только вот энергия быстро кончалась, хотя он ничего и не делал толком. Чонгук целует мягкие розовые щёчки, нависнув сверху, на что Юнги довольно мычит, и когда старший хочет отстраниться, чтобы муж мог как слудует отдохнуть, он обхватывает его за плечи и сталкивается своими губами с его, сначала лишь прижимаясь, тихо хихикая. Этот момент был одним из редких, когда они целовались тихо, с еле слышными причмокиваниями, которые лишь в голове отдавались эхом. Альфа машинально укладывает руку на выпирающий животик, проникая под футболку, и начинает поглаживать кончиками пальцев. Язык совсем случаяно проводит по сладким губам омеги, что намазаны блеском, чему Чон мимолетно улыбается в ту секунду, когда Юнги набирает в лёгкие воздух. У Мина губы как всегда сладкие и мягкие, нежные и податливые, как он сам. Когда омега призывно выдыхает, оба отстраняются и замирают. Юнги улыбается, откидывая голову назад, нежно посмеиваясь, а Чонгук раскрывает рот, продолжая поглаживать животик, что бы почувствовать это снова. — Юнги, ты это почувствовал, да? — не отрывая взгляда от живота, спросил альфа. По факту, глупый вопрос. — Конечно я чувствовал, Чонгук, это всё-таки у меня в животе происходит, — Юнги посмеялся и положил свою ладонь поверх чонгуковой, сильно её сжимая. Ноги он расставил по сторонам, а вторую, свободную руку, уложил на макушку альфы, который спустился лицом к животу, расцеловывая через кожу их сына. Их малыш впервые толкнулся. И для Чонгука это событие будет отмечено в календаре, как первый отклик со стороны ребёнка на его нежные касания и поцелуи. Хотя, кто знает, может он требовал у родителей смирить пыл, который в миг разгорелся между ними. — Малыш, — снова начал беседу альфа, не обращая внимания на фырканье сверху, — Я так счастлив, что ты уже двигаешься. Делай это почаще, чтобы мы с папой видели, что ты здоров и с тобой все хорошо, — старший поцеловал чуть выше пупка, — Мы тебя с нетерпением ждём и надеемся, что ты чувствуешь, как сильно тебя уже любят, — Чон поднял свою серую макушку на Юнги и улыбнулся. Он ещё долго будет нежничать с ними. *** По дому разносится приятный запах еды, вот только чего именно, недавно проснувшийся Юнги понять не может, потому что, вроде как, ещё такого не ел. Или ел, но не помнит. Но он точно понимает, что это выпечка, ведь пахнет ванилью. Приоткрытое окно вносило в комнату свежий воздух и прохладу, а факт того, что окно находилось на солнечной стороне, немного раздражал, ведь омеге светит в глаза, отчего он жмурит их, как только приоткрывает. Юнги тянет руки и ноги, приходя в себя после сна, громко зевает, и машинально укладывает руку на другую половину кровати в попытке нащупать там любимое тёплое тело к которому он с большим удовольствием прижмётся, уткнется в грудь, на сколько это позволит животик и будет лежать, пока не прозвенит будильник. Но вместо любимого альфы, Юнги смог нащупать лишь сбитую за ночь простыню и холод, что значило, что старший проснулся уже давно, раз мето остыло. Так как с утра Юнги привык к двухчасовым обнимашкам, он снова недовольно щурится, откидывает тёплое одеяло в сторону и поднимается с кровати, надевая мягкие тапочки, заодно натягивая пижамную кофту ниже, прикрывая живот. Его волосы растрепаны, глаза ещё не до конца открыты, щеки с парочкой следов от подушки, а в голове было лишь одно желание: найти мягкого и тёплого Чонгука, к которому он прижмётся и будет вдыхать любимый запах, а второй, в свою очередь, будет гладить по макушке. Поэтому, подозревая, что любимый муж на кухне, приоткрывает дверь и спускается по лестнице, придерживаясь одной рукой за перила, а другой за низ бедного живота, который уже на шестом месяце тянул вниз. Очень сильно хотелось обнять кого нибудь, но когда в нос снова ударил запах чего-то сладкого, Юнги захотелось ещё и кушать, отчего в глазах сразу влага, ведь столько всего хочется, а возможности сделать в эту же секунду нет. Поэтому, встав посреди лестницы, Юнги нашёл элементарный выход из ситуации: не можешь сделать что-то сам, пусть это сделают за тебя. Омега сначала громко всхлипывает, вспоминая, что ещё и тело у него отвратительное, и взрывается громким плачем, надеясь, что альфа его услышит. Стало досадно и стыдно за свои действия в один момент, а потом Юнги понял, что у него нет лимит на подобное ещё как минимум на три с половиной месяца, и продолжил плакать, дергая плечами. В коридор сразуже выбегает старший с фартуком спереди, а так-же сквозь пелену слез, из-за которых все вокруг плыло, Юнги смог разглядеть на одной руке руковицу. Мин пару секунд стоит, так-же как и Чонгук, молча, а потом вспоминает о своих намериниях, взрываясь плачем, от которого его щеки и уши краснеют ещё больше, а глаза распухают. И это шло ему только на руку. Заплаканый Юнги с розовыми щечками и распухшими глазами — чонгукова слабость. Старший подходит ближе, откидывая руковицу на тумбочку, поднимается к Юнги на лестницу и обнимает, прижимая к себе, отчего футболка в этом районе сразу намокает. Он несколько секунд гладит мужа по макушке, а потом отстраняется, смотря в красные глазки. Чонгук уверен, что Юнги даже не проснулся толком, а уже плачет. И он снова корит себя, потому что допустил эти «невинные» слезы — Что случилось? — стирая указательным пальцем слезы с мокрой щеки, улыбаясь слегка, совсем незаметно. — Я кушать хочу, а до кухни идти долго, — еле как, сквозь всхлипы, сказал Юнги, расслабив шею, отчего голова бессильно падает на крепкое альфье плечо. Чонгук такому ответу лишь хмыкает. Он немного наклоняется, подхватывает мужа под колени и охватывает в районе лопаток, поднимая на руки так, чтобы он сильно не сжимался и не придавил животик. Юнги резко перестаёт плакать и его лица касается нежная улыбка, которую Чон замечает, и тот сразу её прячет в изгибе сильной шеи, концентрируясь на мужском запахе. От альфы как обычно пахло гранатом. Таким сладким, свежим и сочным гранатом с вязкой, горькой шкуркой, но такими сладкими зернышками. И Юнги на секунду кажется, что Чонгуку вполне можно было дать такое описание, ведь в самом начале он тоже казался грубым и «горьким», но со временем, раскрывшись, позволил узнать, что на деле он нежный и «сладкий». — Так ты не плакал по-настоящему, хитрая задница, — Чон аккуратно донёс мужа к дивану, что находился в зале, уложил его на спину и моментально навис сверху. Щекотно поцеловал в шею, отчего омега впился пальцами в его плечи мёртвой хваткой, откидывая голову назад, посмеиваясь. Как обычно и как любит Чонгук: глухо, но так нежно, дергая аккуратными, хрупкими плечами. — Мне было досадно, — оправдывается Мин, смотря прямо в глаза. Сынок снова поднял бунт, принимаясь толкать своего нежного папу, как-бы странно это не звучало. Чонгук опустил голову вниз, смотря на происходящее, и улыбался, наблюдая как под кожей пердвигались маленькие ножки и кулачки, пиная непослушного папу за такие выходки. Альфа улыбается, понимая, что с этого дня малыш на его стороне. — Так не честно, кроха, мне больно, — смеётся Юнги, поглаживая живот, а вместе с ним и своего малыша, который никак не хотел прекращать свои игры, причиняя омеге небольшой дискомфорт. — Малыш тебя наказывает, не видишь? — Чон накрывает красные щеки мужа своими ладонями, поглаживая большим пальцем маленький носик, который резко сморщился, а глазки прищурились, хитро наблюдая, — Что ты так смотришь? Я просто наслаждаюсь своим красивым мужем, который, по-моему, очень сильно хочет кушать, — старший заиграл бровями, отстраняясь и ретируясь на кухню, подходя к плите. Там его ждали уже оставшиеся кексы с малиной и вишней. Он потел над ними около часа, желая сделать для мужа что нибудь такое, что тот редко ел, и что ему понравится. И когда Чонгук порхал над выбором, он вспомнил, что ни разу Юнги при нем кексы не ел. А малина и вишня просто ассациировались с любимыми, один из которых ещё даже белый свет не видел. К сожалению с гранатом кексов не испечь, поэтому альфа сделал свежевыжатый из них. Скольких усилий ему стоило их почистить? Лучше даже е спрашивать. Но ему все равно, потому что делает он это для Юнги. Он ставит на поднос стакан с соком, тарелку с кексами, и маленькую высокую вазачку с одной большой ромашкой, кстати, их Юнги тоже любил. Альфа берет поднос и топает к залу. Мин, задумавшись о чем-то, выводил на животе узоры, уже привыкну к пинкам. Чонгук кашлянул, чтобы обозначить свое присутствие, и Юнги сразу же сел, осматривая довольного мужа, что держал поднос. Сказать, что омеге приятно — ничего не сказать. Для него это действие со стороны Чонгука напоминало их утро после брачной ночи, и не прослезиться он не мог. — Ги, ты чего? — спросил старший, кладя поднос на столик, пододвигаясь к омеге, сцеловывая слезинки, — Чего хочешь? Мороженого? — альфа забеспокоился, смотря с упорством и полной серьёзностью, ожидая ответа, надеясь, что Юнги просто хочет чего нибудь другого. — Нет, просто, — начал омега, сглатывая ком, — Это так мило, ты в наш первый день, как мужей, так сделал, — Юнги всхлипнул и обнял альфу, целуя в щеку. Этот жест был безумно смущающим, ведь Юнги альфу в щечку не целовал почти, считая, что это его должны так целовать. А тут такое. Мин знает, что это всё повышенная чувствительность во время беременности, но будь это обычный день и обычный Юнги, без всяких бушующих гормонов, было бы так же. Чонгук лишь смеётся заливисто, заражая и мужа, обнимаясь. Юнги — это самое лучшее, что могло случиться с ним в этой жизни. *** Чон лежит на расстеленой кровати и ждёт, когда же из ванной выйдет Юнги, что бы наконец сгрести его в свои пламенные объятья, прижать к себе, насколько это позволяет животик, и целовать в макушку до самой смерти до самого утра. И, что-бы убить время, он смотрит в потолок, вспоминая самый первый день их знакомства. Чонгук пытался выглядеть недосягаемым, недоступным и холодным. Держал осанку, задирал подбородок и смотрел на тонсена с высока, в то время как тот пытался аккуратно и незаметно на него пялиться. Чон помнит, как в первый день Юнги задали смущающий вопрос и у него из-за волнения случился приступ, а потом он упал в обморок, засыпая на коленях хозяина дома Чон, а проснулся неожиданно на коленях Чонгука. И он спал бы до прихода врача, вообще-то, но альфа его спалил за притворством. А ещё вспоминается первый поход в кинотеатр, который Чонгук удосужился называть первым свиданием. Юнги был тогда безумно красив. Хотя о чём это он? Юнги красив всегда и при любых обстоятельствах. И даже сейчас, когда входит в комнату уже в пижаме, с неснятой повязкой для умывания. Юнги почему-то фыркнул, укладываясь рядом с мужем. Полностью погрузившись под одеяло, стал нежно мурчать под нос от расслабления. Малыш сегодня был буйным, как Юнги понял, как раз сейчас уснул, раз больше не пинал во все стороны. — О чем думаешь? — Юнги заметил, как альфа сконцентрированно смотрит в потолок, — Не поделишься? — омега надул губки. Он всегда так делал, если нужно было что-то узнать. Всё же его обояние сводило Чонгука с ума, и это было в плюс младшему. — Да, конечно. Я вспоминаю наши первые дни. Пытаюсь понять, когда именно я влюбился в тебя, — Чон резко поворачивается, смотря прямо в чёрные глаза мужа. — И когда же? — у Юнги был заинтересованный тон. Конечно ему было любопытно узнать, когда альфа понял, что любит его. — Когда увидел, как ты принимаешь душ, — с несходительной улыбкой пропел альфа, на что получил рукой по лицу. Как же ожидаемо. — Ужас, забудь об этом случае, пожалуйста! Это ты виноват во всём. Ужасная ситуация! Дай я забуду о ней, пожалуйста! — Юнги игриво куснул Чона в ключицу от досады, на что тот прошипел. — Ты же прекрасно понимаешь, что это именно та ситуация, которую ты никогда в жизни не забудешь, Юни, — и альфа прав. Самые смущающие ситуации в развитии отношений — это, в первую очередь, те самые ситуации, которые откладываются на дальней полочке воспоминаний. Их зачастую хочется забыть, но нельзя, ведь они дополняют всю картину до идеала. — Ну, а если честно? Когда ты понял, что любишь меня? — продолжил стоять на своём младший, поглаживая место недавнего укуса, которое слегка опухло и покраснело. Нет, альфа заслужил, да и не больно было ведь. — Когда мы ходили в кино в первый раз, — начал, ложась на бок, что сделал и Юнги, не забывая придерживать животик, — Именно в тот момент, когда мы зашли в туалет и ты обнял меня. Сердце, — он глубоко и шумно сглотнул, показывая рукой, что сердце сильно билось, — Оно было готово выпрыгнуть, пробив в моих ребрах решётку. Ты был таким тёплым и доступным, нежным и напуганным, что я понял: да, я нужен ему, я должен его защищать и беречь, — Чонгук всхлипнул, но слез не было. Скорее всего, он пытался на максимуме их подавить, что получалось хорошо. А Юнги, как только альфа закончил, чуть расплакался. Кажется, его сердце сейчас вытворяло то же самое. Оно стучало так, что каждый удар отдавался в висках небольшой пульсацией, а голову будто сжали. В животе, оказывается, кроме сыночка жили ещё и бабочки, что на время уснули, просыпаясь именно сейчас. — Юнги, все хорошо? — Да, просто. знаешь, я прямо сейчас чувствую, как моё сердце бьет по ребрам, — в подтверждение своих слов, Юнги взял кисть мужа в свои длиные пальцы и прислонил к груди. Чонгук чувствовал, как-то быстро и сильно бьёт, и улыбается, потому что рядом с Юнги всегда так. Хочется улыбаться, хочется целовать, хочется проявлять нежность и заботу. Юнги хочется любить, ухаживать и утопить в ласке, так же, как и того, кто резко пробудился, начиная бить папу, проходясь маленьким кулачном по животу. Юнги посмеивается, в один момент сумев словить своими губами губы мужа, непринужденно проведя по ним языком, так, что Чонгук резко оказывается над ним, а он сам на спине с разведенными ногами. И да, может быть они сейчас позволят себе немного ласки, несмотря на протесты сына, но для них обоих это необходимо, как завершение очередного прекрасного дня в компании друг друга. *** Юнги лежит на кровати на боку, и не может понять, когда в жизни всё пошло под откос. Ему кажется, что она стала не такой, как только он родился. Ему не уделяли должного внимания, что продолжается и по сей день. Его родители приезжали вчера вечером, а до этого он их не видел от слова вообще, не считая скайпа. Не было таких разговоров на свободные темы, как должно быть, ведь у родителей никогда не было времени. От этого даже немного обидно. Или же всё пошло под откос, когда он приехал в особняк семьи Чон и увидел Чонгука? Когда они пересеклись взглядами и сердца одновременно пропустили удар. Когда они остались впервые наедине и поговорили, когда обнялись и обменялись невмнными касаниями. Когда они стали ближе, чем обычные друзья, свободно лежали на одной кровати, и тот день, когда Чонгук позволил прикоснуться к нему, поцеловать в шею, забраться на бедра, но дальше не заходить. Тот день был судьбоносным, ведь именно тогда Юнги почувствовал разряд тока по телу, который пробудил спящих до того дня бабочек, что задевали своими хрупкими крыльями его сердце. Или же когда они поженились и Юнги забеременел? Когда они стали целоваться по сто раз в день, щекотать друг друга и проявлять максимум знаков внимания и нежности. Когда следили за каждым шагом, понимали с полуслова и много смеялись, показывая свои настоящие улыбки. Время, когда Юнги был беременным, стало самым лучшим, нежным и самым запоминающимся. Юнги от воспоминаний щурится и улыбается, сжимаясь от досады. Ему сейчас немного холодно из-за утренней прохлады и открытого окна, но чего он не был готов сделать ради того, чтобы улучшить свое дыхание. В голове всплыл момент, как Чонгук впервые заговорил с его животиком, и это разлилось по хрупкому тельцу тёплой волной. В большом доме пока что тихо. Юнги лежит на боку и тянет руку вперёд, пряча серую прядь любимого за ухо. Чон спал спакойно, дышал ровно, приоткрыв губы и сложив руки под щеками. Но для Юнги эта картина бала самой сладкой из всех, что он видел. Потому что Чонгук сейчас с ним. Младший поджимает ноги к груди и думает о том, что их малыш, спящий в своей большой кроватке в соседней комнате, скоро может проснуться и начать требовать внимания, ласки и любви от своих молодых родителей. К слову о маленьком омеге, который приятно пах свежей вишней. Соджун был ещё совсем маленьким, три недели от роду, но Юнги с такой внимательностью рассматривал его личико, отмечая, что у того папин маленький нос и узенькие глазки, что еле открывались. А вот уши отцовские. Чонгук порой смеялся с этого, ведь так сразу не определить, на кого кроха похож, но Юнги на это хмурился. Он каждый день переодевал малыша и щекотал второй подбородок, улыбаясь сыну, а тот лишь корчился и надувал слюнявые пузырьки. Для Юнги и такой отклик от малыша был большой радостью, про которую он мог рассказывать Чонгуку пол ночи. Когда Мина увезли в родильное отделение, альфа не мог найти себе места на протяжении долгих пяти часов, почти вырывая серые волосы с головы. Врачь говорил им о том, что пациентам с астмой рожать намного сложнее, ведь есть вероятность начатия приступов прямо во время родов. Но Юнги эта новость не останавливала, в то время как Чонгук был напуган и взволнован. Как только альфе сказали, что он может войти, тот сразу забежал в палату и нервно смотрел по сторонам, натыкаясь на небольшую люльку, в которой происходило медленное копошение. Тогда Чонгук расцеловал покрасневшего и слабого Юнги абсолютно везде, где можно было, и даже затылок, оправдываясь тем, что Мин сделал его самым счастливым человеком в Мире. Чон к сыну относится, как к сокровищу, хотя по другому этот розовый комочек с маленькими ручкам и ножками называть было нельзя. Альфа очень часто ходил с ним по дому, пел разные песенки и чмокал везде, на что омега тихо фыркал. И старшему в такие моменты становилось смешно, потому что эта привычка ему сто процентов передалась от папы, несмотря на то, что ему всего то пара недель от роду. Чонгук сейчас немного морщится, потому что чувствует на своих губах тёплые пальцы мужа, и даже не открыв глаз, чтобы точно в этом убедиться, расцеловывает их, улыбаясь глухому и хриплому смеху. Юнги счастлив, что смог понаблюдать за хëном, пока тот спал. В такие моменты он был по своему домашним и красивым, уютным и тёплым. Хотя. Он же всегда такой. — Доброе утро, — шепчет альфа, притягивая Юнги к себе за шею, целуя в тёмную макушку, пряди которой наконец-то покрасили в синий. Юнги жмется к сильной груди, утыкается носом в ключицы и вдыхает полной грудью. Обнюхивать мужа для него было чем-то запредельно приятным, оставляя на нем ещё и свой запах, хоть тот и не сходил из-за метки. И больше ничего делать не хотелось. Хотелось лишь лежать вместе, обниматься и обмениваться немыми фразами, которые можно услышать просто посмотрев в глаза друг друга. У них очень редко получалось так полежать, но если удавалось, то они вкладывали в прикосновения всю нежность и тепло, показывая, насколько они любят. Но атмосферу тишины и покоя, ветающей в комнате, разрушает тихий плачь ребёнка из соседней комнаты. Юнги быстро реагирует, подрывается и хочет встать, отлипая от шеи мужа, но Чонгук кладёт свою ладонь на его грудь, укладывая на подушки. — Я сам, отдыхай. Альфа встал с тёплой кровати, из которой вылезать совсем не хотелось, и направился прямиком в комнату маленького Соджуна, чтобы взять его на руки, расцеловать в мягкие щеки, а потом поменять пелёнку. Что он и делает, когда входит и обнаруживает, что у малыша закончилась кашка в бутылочке. Сначала он подумал, что стоит отнести его Юнги, чтобы тот покормил молоком, но вспомнив, что омега явно устал после вчерашней суматохи в виде его родителей, а потом и плачущего сына, что никак не хотел засыпать ночью, просто потянулся к тумбочке и взял вторую бутылочку, в которой была вода, откупорил крышечку и дал сыночку, что причмокивал пухлыми отцовскими (как говорил Юнги) губками. Альфа всегда, когда кормил его, вытягивал губы трубочкой по привычке, наблюдая за тем, как у того подрагивают и медленно опускаются веки. Пока что Соджун спал очень много, ведь ещё совсем маленький. Он просыпался, родители меняли ему одежду, купали, и он снова засыпал. И всегда, когда альфа проделывал эти манипуляции, он целовал розовенькие пяточки. — Малыш, хочешь, пойдём поспим с папой? — спросил старший, прислоняясь своим лбом ко лбу сына, продолжая держать маленькую бутылочку, воду с которой малыш активно пил. Тот ему, конечно, не ответит, но присмотревшись, Чон увидел подобие детской улыбки, и сразу направился к двери, проходя уже в их спальню. Юнги не спал. Он лежал на кровати, смотря в потолок, поглаживая плоский живот кончиками пальцев, отчего тот вздрагивал. Чонгуку нравилась эта привычка, приобретенная с самого первого месяца беременности. Альфа замечает, что кожа на животе слегка растянута, да и не совсем уж он и плоский. Младший приподнимает голову и смотрит в бок, лицезрея своего мужа с маленьким комочком их общей радости в руках. И он сладко улыбается, протягивая руки вперёд, чтобы взять сына на руки и нормально покормить. Тем более, он недавно съел банку сгущёнки и молоко должно быть сладким. Чонгук подходит ближе к кровати и протягивает Соджуна омеге на руки, а тот прижимает его к груди, отбирая бутылочку с водой, на что получает отрыжку. — Весь в отца, — смеётся Юнги, вспоминая, как Чон посылал приветы после того, как пил воду. Старший хихикает на это, отмечая, что сейчас в доме очень тихо и уютно. Юнги садится, спускает рукав большой футболки и приподнимает сына, помогая ему схватить дëсенками сосок. Мин до сих пор краснеет и пытается отвести взгляд в сторону, когда кормит сына, но то, как мило тот причмокивал и пытался вытащить ручки из пелёнок, заставляло улыбаться. Альфа просто стоит у стены, опираясь о левое плечо, заметно радуясь такой картине. Юнги выглядел счастливым, и для него это самое главное. Потому что теперь для него нет ничего важнее семьи. А что может быть важнее? Он же не сможет без них и дня прожить спокойно. — Уснул, — через время хрипит Юнги, укладывая сына рядом с собой. Омега ложится на бок, располагает руки под щекой и смотрит на сына, любуясь его глазками, носиком и надутыми губками. Он никогда не мог даже подумать о том, что сможет лежать вот так, что у него будет любимый муж и маленькое чудо. Никогда. Чонгук медленно ложится рядом, в такую же позу, и приподнимает голову мужа за подбородок, заглядывая в любимые глаза, что светились в темноте, отражая свет из окон. — Я тебя люблю, — шепчет Юнги, протягивая руку к лицу мужа, отвечая на его прикосновения. Длиные пальцы обводят контур губ, оттягивая нижнюю, и альфа улыбается нежным касаниям, что отдаются в теле приятными мурашками. — Ты знаешь, — отвечает старший, обнимая мужа за талию, прихватывая и маленького сына, который мило сопел, пуская слюни. — Я знаю, — выдыхает Мин и прикрывает глаза, оставляя руку на мягкой щеке альфы. В комнате темно и приятно пахнет миксом из трех ароматных ягод. Ветает тёплой атмосферой счастливой семьи и слышно тихие посапывания. Ещё два года назад Юнги и Чонгук не думали о том, что смогут узнать, что такое счастье. Но судьба предоставила им хорошую возможность, чтобы они встретили друг друга: таких разных, со своими причудами и минусами, своими болезнями и странностями. Но именно эти различия между собой притянули друг к другу, заставили влюбиться до беспамятства, делать всё, лишь бы второй улыбнулся и посмеялся. А сейчас они оба спят, скрестив руки в крепкий замочек, расположив их на маленьком запеленованном сынишке. Это ли не счастье?