Между Явью и сном

Глубокой ночью это было. Покуда все на деревне спали да сны ясные видели, колдун один лежал и все уснуть не мог. Ворочаясь в кровати с совестью боролся, а как бороться то, ежели совсем недалеко, чуть поодаль, плотно прижимаясть к ногам лежит чудо совестных мук? И забыть пытался и бранился даже на себя, да только бестолку все это. Кое-как уснул все таки, в забытие проваливаясь да только ненадолго. Проснулся от того, что настойчего прядь его волос дергают. Открыл глаз и обомлел. Склонившись близко-близко улыбалась краса, глаза свои щуря и за прядь его дергая. — Елена? Что ты... Но не дала она договорить ему, палец худенький к его губам приложила да оттянула нижнюю губу. Потемнели глаза колдуна и кровь в жилах борзо потекла. Но не для того он стены свои возводил, чтоб рухнуло это в миг один. Хотел было усмерить пыл юной девицы, да только та перепрыгнув ловко воссела на нем и к перине прижала. — С дуба рухнула али бошкой ударилась? — сложно Рогволоду было сдерживать себя, но держался он, пыл в груди унимая. — Не нравится так и скажи, — лаского прошептала она к губам его склоняясь, а после чуть слышно засмеялась. —А ежели нравится так чего сопротивляешься? Краса была Елена, понял это колдун еще в сарае том, любуясь большими зелеными глазами точно завараженный. А кудри черные как смоль, что свисали сейчас и придавали шарму, всегда любил колдун. То потрепает где за волосы, поощряя ученицу, то косу заплести поможет. Звонкий смех, что так грел душу его по ночам холодным, такой радостный и беззаботный,а глас ласковый и успокаивающий. Но разве можно это? Он ведь ей как отец, как наставник и учитель, но никак не любовник... А что коль сама она этого хочет? Неужто не боится и взаправду желает? Как на зло, ответа его не дождавшись, припадает Елена к губам Рогволода. И до чегож они сладки, словно в меду перепачканы. Чувствует колдун как стены его когда-то возведенные в миг рушатся, когда обеими руками он хватает ее личико и к себе притягивает. А она только и рада ближе льнется к телу его да поудобнее устраивается. Дрож по телу проходит, когда языки их меж собой переплетаются, стыдно колдуну, что моментом пользуется да вот только, разве не сама девица полезла? Один глаз, зрячий который, что в свете лампы переливается необыкновенно, словно редкий камень драгоценный упивается красотой Елены, а тот, что бел да слеп за спину старается не глядеть, тени не видеть. Ручки проворливые уже рубаху стянуть пытаются, в амулетах путаясь, чем смешат колдуна. Добрая улыбка лица его косается и шрамы разглаживает, подаренные Котом-Баюном. — Что ты смеешься!? Помог бы лучше, — дерзит девица, строя нахмуренную и обиженную мордашку, чем еще больше веселит Рогволода. Он тянет ткань вверх, освобождаясь от нее, из-за чего длинные волосы тоже слегка приподнимаются. Амулеты, что частично вплетены в седые пряди бьются друг о друга, звеня. Грудь прикрыта тряпками – последствие недавних ритуалов. Остальное же голое тело то тут то там испалосованно шрамами да мелкими садинами, подобными тем, что на лице. Однако Елена лишь улыбается хитро-хитро и касается губами одного из шрамов. В тот момент в Рогволоде что-то ломается. Какая-то важная деталь, что была с ним все это время, распадается на куски и превращается в прах. Его руки большие и сухие тянут красное платице вверх и оно поддатливо стягивается с юного тела. До чего красна была Елена. Груди, что почти одного размера вниз свисали и затвердевшими сосками да богряными ареолами манили. Тело подтянутое и свежее, давно Рогволод не зрел такого. Уста алые ниже склонились и вновь колдуна поцеловали, снова дрожь проклятую вызвав. Не выдержал Ладожскай, поднялся с перины кряхтя и повалил девицу на спину, а та в улыбке расплылась и глядит неотрывно, будто давно этого ждала. Ягодицы лишь приподняла, к себе коленки подтянув и взор тупит выжидающи. А Рогволод смотрит на это чудо, глазом зрячим да взор его туманится, не в силах сдерживать себя, взять ее алчет. В брюках тесно становится, кровь к паху приливается да разум отключается. Ткань льняную стягивает и к телу юному припадает. А пахнет так сладко, ягодами разными, травами да отварами, вдыхает колдун полной грудью. Жар нарастает и витает в воздухе, аки туман в утреннюю пору. Властно входит он в нутро и стона сдержать не может. До того узко, до того горячо, обхватывает она его. А та словно дразня его ножками захватывает да ближе прижимает, вновь губами припадая. Свисают обереги с шеи и на грудь Елены падают, колышась пока входит и выходит из нее колдун. Рычит и носом в волосы ее путается, пытаясь скрыть свою слабость перед ней, но видать поздно уже... Стонет Елена громко, сладко, точно жаваронок в лесу сосновом. Выгибается, то тут то там губами к рукам Рогволода припадает. А тому лестно, гордость берет да душа поет. Расцеловать девицу хочет, в объятья сгребсти и никогда боле не отпускать. Склоняется колдун к шее красавицы и кусает несильно, а опосля зализывает место укуса да сухими губами целует. До чего ж хорошо, давно колдун счастье такое не испытывал, теперь вот едва с телом может совладать, а Елена нежится и постанывает томно, еще больше заводя Рогволода. Весь сам уже трясется, еле видит что, и готов вот-вот семенем разрозиться да вот только не судьба видно... — Святослав! — громко стонет Елена, голову назад опрокидывая аки змея. — Святослав! Замедляется колдун, ушам своим не веря. Святослав? Неужто всеже его любит.... Сердце в груди ломит, на глазах слезы, еле держится смотря на красное личико возлюбленной. В раз картинка поплыла инно ненастоящее все это. Злыдень помахала ему рукой и тот час колдун проснулся. Весь в поту, со слезами в глазах, что пеленой ложатся, и стояком, который сквозь покрывало виден. Недалеко от него сложившись клубочком и накрывшись его накидкой лежала Елена да мирно посапывала. Чернавы волосы по всей кровати раскиданы, руки под ухо сложены, ноги под себя поджаты. — Значит все же сон... Больно колдуну было, ой как больно. Рвать и метать хотелось, разослать всем проклятий и прежде всему этому Святославу. Но не мог он вреда причинить Елене, только не ей. Любил страшно ее Рогволод и от того мучался днями и ночами, с совестью борясь и себя обвиняя. Он раз уже допустил ошибку, вторую допустить права не имеет. — Спи, Елена, спи, я посторожу...