Сказка с хорошим концом

      Антифлоренсен подскочила на платформе и отбросила изолетик в сторону, когда дверь в отсек открылась. После целого цикла в одиночестве видеть наставника было для юной Смайт настоящим счастьем.       — Сиди, — Фло хотела соскочить и сделать реверанс. — Как сейчас себя чувствуешь? — Оптимус обеспокоенно смотрел на юнгфем.       — Жить буду, все нор’мально.              Пару декаротаций назад ученица Прайма подружилась с одним из подопечных близкого друга правителя, сенатора Шоквейва. Между ней и аутлайером сложилось то особенное взаимопонимание, какое случается между юнлингами, когда они одержимы общей идеей и ищут способ развлечься. Воспользовавшись отсутствием старших, молодежь не придумала ничего лучше, кроме как бесцельно бродить по столице, шутить и совать любопытные носоконусы повсюду. Юнлинги увлеклись догонялками, и в один момент Флора не заметила, как оказалась у края дороги. Не удержав равновесие, колесная упала на что-то острое и сильно повредила сервопривод. Её приятель ужаснулся и догадался дотащить подругу до ближайшего медицинского пункта. Пока Флоре проводили операцию, аутлайер по комлинку оправдывался, почему Шоквейв, вернувшись в академию, не обнаружил воспитанника, который был наказан. Джету пришлось вмешаться, и остаток выходного цикла прошел в суматохе. Оба юнлинга остались обязаны сенатору. Когда Прайм узнал, почему не смог связаться с подопечной, и увидел, к чему привела её тайная вылазка, мех был готов очень строго отругать обоих молодых ботов. Присутствие Шоквейва стало для них громоотводом.       Два цикла Флоре рекомендовалось беречь повреждённый сервопривод. Просто лежать и ничего не делать — худшая пытка. Нет, читать и рисовать разрешалось. На тумбочке у платформы лежала толстая стопка датападов — тут и учебники, и художественные произведения. Но Рен равноискрово отворачивалась. Что в жизни, что в литературе — несчастье, грусть, проблемы. Метод исправлять подобное подобным отказался функционировать. Ближайшее будущее выглядело безрадостным: наказание. Теперь контроль над ней усилится. И — Антифлоренсен верила, что так будет — на их дружбе с аутлайером можно поставить крест. Оптимус недолюбливал юнлинга за серию случаев, когда тот создавал проблемы Шоквейву. А тут дело до травмы дошло.       — Порой неприятно удивляешь и огорчаешь своими поступками, — Оптимус пододвинул стул к платформе и сел рядом с грустным видом. Флора стыдливо перевела фокус линз на пол. — Ты ведь могла подойти и попросить, пока я не ушел, и гуляла бы спокойно. Мало того, что втихомолку, так ещё и с тем субъектом ходила в том районе, где тебе запретил появляться.       — Я понимала, что вы скор’ее всего не отпустите меня с ним, и не спр’осясь убежала. Я поступила непр’авильно и заставила вас беспокоиться. Пр’остите, сат Пр’айм…       — Я ведь несу ответственность за тебя, — крупная, слегка грубоватая ладонь опустилась на наплечник юнгфем. — Флора, нужно бережно относиться к своей жизни. Я надеюсь, ты сделала выводы. — мех приобнял подопечную в знак прощения.       В гостиную Флора доковыляла на здоровом сервоприводе, схватившись за Прайма. Закатные лучи, освещавшие дальнюю стену комнаты, вызвали в искре юнгфем восторг и боль. Красота мелочей вроде приятного рыжеватого оттенка на мебели помогала Рен любоваться миром вокруг и получать удовольствие. Негативные эмоции были связаны с отсутствием возможности выйти хотя бы на балкон этажами ниже — далеко ли на одном серво уйдешь?       — Хор’ошая погода была, вер’но? — с горечью уточнила Рен. Какого Юникрона тогда понесло бегать!       — Благоприятная, — подтвердил Оптимус. — Когда поправишься, будем по вечерам выбираться в аллею Тринадцати.       «Смягчение наказания?» — задумалась Смайт. За чтением её посещали разные идеи насчёт последствий. Бурная фантазия подкидывала максимально строгие варианты. Но Оптимус и вполовину не так строг. Точнее, его цель — помочь исправить содеянное, а не запугать. На основе этой мысли Рен предположила, что какое-то время ей нельзя будет покидать дворец. Занятий в университете не было, родственники не звали домой погостить, а никаких других официальных причин не было. Ну и скорее всего Оптимус будет давать больше заданий, чем обычно.       — Давай попробуем провести вечер по-другому, — предложил автобот, видя, что Флора тоскливо повернула шлем в сторону окон. — Может быть у тебя будут пожелания?       — Я хочу хор’ошую истор’ию, — попросила Рен. — Чтобы было светло и уютно.       Оптимус призадумался. За свою долгую жизнь мех прочитал невероятное количество произведений. Захватывающие детективы, глубокие исторические романы, философские трактаты, политические сочинения, научная и учебная литература… Всё не то. Со сказками дороги разошлись.       — Признаться, дитя… — Оптимус снова помог воспитаннице дойти до её отсека. — Я едва ли смогу связно рассказать хотя бы одну из историй. Отрывки помню, и те небольшие… — вдруг правителя озарило: — Как насчёт придумать свою? — Антифлоренсен с нескрываемым любопытством смотрела, как Оптимус расставляет стулья у рабочего стола и освобождает пространство перед монитором от датападов.       — Чур' с хор’ошим концом!        — Безусловно, — доковылять от платформы до стола было проще. Смайт слегка не рассчитала сил и плюхнулась на стул. Посадка вышла не самой приятной.       — Про кого истор’ия? — Рен задумалась и сама же ответила: — А может пр’о нас? Ну, то есть, гер’ои будут похожи на нас статусом и отношениями… — Смайт смутил слегка удивленный взгляд Оптимуса. Однако на экране отобразились первые две строчки документа.       — Сначала нужно написать много-много р’азмышлений на темы «Почему я сикер’ом не активир’овался» и «Жизнь безр’адостна, пр’освета нет и не пр’едвидится» стр’аниц на десять, а затем от др’амы пер’еходить к началу истор’ии, где пока все ещё хор’ошо пер’ед кучей пр’иключений, котор’ые закончатся хор’ошо.       Оптимус ещё более выразительно уставился на подопечную. Кажется, процессор начинал отключаться.       — Ренсен, за один вечер столько не придумаем и не запишем. История должна быть короткой, да и сочиняем мы её для себя, чтобы получить удовольствие от процесса.       Флора приуныла. Она в силу особенностей характера восприняла идею как вполне серьезное решение написать сказку. Но печать прошла легко и незаметно: факт того, что ей уделяли внимание, грел искру. В семье ее особо не баловали и в основном отправляли учиться. Поэтому предложения Оптимуса о совместном времяпрепровождении юнгфем принимала всегда охотно.       Крепкие пальцы замелькали, касаясь панели. Флора чуть прикрыла линзы, наслаждаясь этим звуком. На экране высветилось:       «Жил-был… один правитель. Функционировал он долго и многим наукам обучился. И вот однажды правитель захотел передать накопленный опыт молодому боту, что продолжит его дело. Стал мех искать себе преемника. Собрал мех своих приближенных и повелел им найти того, кто мог бы удостоиться такой чести. Но достойный кандидат не находился. С каждым циклом правитель наблюдал, как угасает огонь его надежды. Вдруг — удача! Его десница обнаружил, что в семье одного из его приближенных есть умная не по ворнам фем. Узнав о ней, правитель вначале засомневался: слишком маленькая, будет проказничать и обучение из-за нагрузки не выдержит. Посему последовал приказ провести испытания, посмотреть, какова из себя юная леди».       — Что скажете, коллега-писатель? — юнгфем удовлетворённо улыбнулась и дала понять, что завязка истории хороша.       — Она же пр’ойдет испытание? — Оптимус дал положительный ответ и добавил: — Начало должно быть хорошим.       «Задавали ей вопросы разные, лёгкие и заковыристые. Пусть юнгфем ответила не на все вопросы, но с большей частью справилась. Всё же правитель, терзаемый сомнениями, спросил: «Готова ли ты покинуть дом родной? Обучение будет долгим, трудным, вряд ли получится отказаться, преодолев полпути». Смелая юнгфем уверенно, насколько могла, заявила о своей готовности»       Флора, не отрываясь от экрана, потянулась за бокалом, сделала глоток и… сморщилась, с трудом проглотила энергон и забарахлила. Горько! Клик назад все хорошо было же, и вдруг вкус испортился. Быстрый взгляд на стол помог понять: она схватила бокал Прайма.       — Праймусе… Осторожнее пожалуйста, — от греха подальше бокал с неприятным для Рен напитком переставили подальше.       — А что это? — вместо ответа автобот сходил за лекарством и протянул его подопечной. Неизвестно, как её система усвоения энергона отреагирует на крепкую настойку.       Оптимус отодвинулся, чтобы Рен могла занять место у панели. Высунув кончик глоссы набок, юнгфем напечатала следующее:       «Вопреки сомнениям юная леди проявляла себя достойно. Она уверенно и легко справлялась с заданиями…»       И задумалась: а что было дальше? Воображение подбрасывало насыщенные варианты развития событий: разоблачение назревавшего заговора, захватывающее сражение, в котором подопечная сыграла бы ключевую роль, загадка, связанная с происхождением героини, которую бы персонажи распутывали бы на протяжении всей истории… Флора записывала все подряд, едва поспевая за мыслями. Они проворными турболисами убегали от ловко набирающих текст пальчиков. Обрывки красочных фантазий теряли половину той привлекательности, которую разглядела в них юнгфем.        Защитные пластины меха скрыли улыбку, а вокалайзер был предусмотрительно отключен. Прайм очень хорошо понимал: юнлинги в большинстве своем хотят, чтобы все получалось идеально, при этом было бы затрачено минимум усилий. Он поджидал момент, когда подопечная закончит печатать. Надо было править текст, но какой сюжет заменит запутанные и банальные варианты?       Случайный взгляд на юнгфем навёл его на мысль. Рен — ходячий перфекционист: был период, когда глубокую печаль вызывала любая мелочь, которая испортила работу. Если не было «отлично» и восторга, Смайт могла джоорами психовать и тщетно искать в себе причину. Слава Праймусу, стало заметно, что перфекционизм постепенно пропадал. Флора могла возвращаться к тому состоянию, но продолжала работать над собой.       — Нор’мально? — Антифлоренсен утомилась.       — Перебор. Исправлять придётся. Ренсен, вспомни себя, — хмыкнул наставник. — Сказка хоть и является вымыслом, но сюжет все же строится на логике. Помнишь, сколько времени ушло на освоение базовых приёмов самообороны? Сколько привыкала к основам древнекибертронского? — послышались фырканье и хмурый шелест вентиляции. — То-то. А здесь у тебя малое создание разбирается в политике и раскрывает заговоры…       — …А я полвор’на не могла обсуждать с вами истор’ические события, повлиявшие на политику Кибер’тр’она хотя бы без пятнадцати замечаний минимум, — признавая правоту наставника, без настроения констатировала Смайт. — И так далее по косячному списку.       — Ренсен, ты заметно улучшила свои способности с того времени, — заметил Оптимус. — На мой взгляд, это достойно уважения, — мех умолчал, что для своего возраста воспитанница была очень умной и способной и уж очень серьезно воспринимала мир вокруг. Это шло вразрез с молодой натурой, жаждавшей приключений и проказ. — Знаешь, спасибо за идею. Сейчас переделаем.       Пришлось удалять написанное и заново продолжать историю:       «Стала она осваивать разные дисциплины. Вот один квартекс, другой проходит. Одна четверть сменилась следующей… Поубавилось пылу у юной леди. Ведь пришла она с мыслью, что с легкостью добьется высоких результатов. А не тут-то было! Юнгфем растерянно разводит манипуляторами и говорит: «Что же это получается? Я же должна быть идеальной во всём! Я же ученица самого правителя! Что со мной не так?».        — Вот теперь правдоподобно. А то получается, что святого шарктикона, одним взглядом будоражащего галактику, изобразили.       Бумс! Настала очередь Антифлоренсен хохотать. Прижавшись шлемом к наплечнику колёсного, она тряслась, смеясь. Затем откинулась, разразившись новой волной смеха. Пришлось ухватиться за стол, иначе корпус рисковал больно встретиться с полом. Воспитанница правителя провентилировала и… Прайм невозмутимо допил остатки настойки, пока дитя опять не захотело попробовать «экзотику».       — И она ср’азу найдет ответ и все будет хор’ошо? — не унималась колёсная.       — Быстро хочешь, — Оптимус немного растолковал свой замысел. Антифлоренсен наполовину слушала про схемы и варианты развития героев и сюжета. Её внимание привлек киберпес меха, устало развалившийся у двери и перевернувшийся на другой бок. Да и Прайм куда лучше объяснял что-то по истории, социологии или политологии.       — Это вам Номинус р’ассказывал? — Рен вспомнила, что один из знакомых автобота преподавал литературу в университете.       Фейсплейт меха принял вид сорванца, пойманного во время осуществления безбашенной затеи.       — Честно говоря, если Номинус увидит мои приземлённые методы объяснения теории литературы, у него искра сколлапсирует. Я не претендую на специалиста в области литературы.       «И ради идеального результата воспитанница вступила на путь бесконечных самоистязаний. С выхода в онлайн и до времени модуляций маленькая леди не знала других занятий, только учеба занимала неокрепший процессор. Первые два цикла она оставалась в бодром состоянии. На третий силы неторопливой мифриловой рекой начали покидать подопечную. Медленно тускнели небесные линзы, знания совершенно не укладывались в процессоре. Лишая себя возможности восстановиться, юнгфем наполнялась раздражением, вспыльчивостью и не испытывала удовольствие от жизни».       — А я говор’и-и-ила, — проскрипела Смайт. — Сюжет из сер’ии «Надо было сикер’ом активир’оваться». Р’азве это сказка?       — Сказки разные бывают, — сказал Прайм. — Эта будет реалистичная и поучительная.       — Может быть, хоть капельку загадочности добавим? Ар’тефактик, легендочку там…       — Нет.       — Пожа-а-алуйста, — Фло изобразила невинную моську. — Договор’имся о чем-нибудь там… — Оптимус и оптогранью не пошевелил.       «И тогда, одержимая мрачными мыслями, она заключила, что не готова дальше идти. После долгой и упорной работы её умения улучшились. Недаром говорят — на ошибках учатся, опыт — лучший учитель. Однако воспитаннице казалось, что правитель достоин более талантливого ученика.       На тринадцатый цикл подопечная правителя не выдержала. Начиная с утра, юная леди грубила всем вокруг, выплескивая накопившийся в ней гнев. Всё валилось из манипуляторов: даже простейшие упражнения получались хуже, чем в начале обучения. Чем больше наставник поправлял её и спокойными речами призывал успокоиться, тем прочнее становилась броня злости, в которую облачилась юнгфем.       Не желая видеть никого, подопечная выждала, когда правитель уйдет, и собралась убежать из дворца. Новая порция неудач сломила юную искру. Юнгфем злилась на себя за то, что якобы снова опозорилась и подвела всех. Под всеми подразумевался наставник, чье мнение отличалось. План побега провалился и закончился ссорой с гвардейцами. «Надоели все!» — с этими словами сердитая на весь мир юная леди убежала в покои».       — Р’адостного тут мало, — сомнительно покосилась юнгфем. Новые абзацы её не устраивали.       — Я всегда держу свое слово. Продолжишь?       — Что-то вдохновение ко мне бампер’ом повер’нулось… — Рен произнесла это вполголоса и все равно получила замечание от наставника за выбор непристойного выражения.       «И тогда обиженная на весь свет малышка убежала в свой отсек, громко хлопнув дверью и заблокировав замок. Там она почувствовала себя в безопасности и разревелась. Крохотную искру терзало чувство обиды, злости и стыда. Ведь юнгфем трижды, как она считала, опозорилась перед своим наставником.       «Открой дверь. Мне надо поговорить с тобой» — юная леди повиновалась. Правитель вошел в комнату; фейсплейт его показался скорее печальным, чем гневным. Воспитанница ещё больше ощутила себя виноватой и залилась статикой.       «Присядь,» — для правителя было нормальным находиться с собеседником на одном уровне. Он не желал вести разговор, если собеседник находился с ним не на равных. «Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Понимаю, почему. Однако позволь мне кое-что растолковать. Мне не нравится, что ты поддаешься паническим мыслям и решаешь за других, как реагировать на ситуацию. Твоё своенравие, вымещение раздражения на непричастных, сердитые речи, неповиновение — всё это могло быть уместно дома. Здесь — во дворце — они смотрятся по-другому. Пора взрослеть».       Напряженное сопение мгновенно отвлекло его. Глифы потеряли четкость, и Рен видела перед собой размытые черты текста странной конструкции, собиравшейся на её оптике. «Не надо дальше. Я знаю…» — эмоции вернули её в злополучный цикл. Не плакать! Не отрывая шлем от экрана, Антифлоренсен нащупала манипулятор автобота и намертво вцепилась в него. Чем больше предложений отрывка она читала, тем плотнее сжимались её тонкие губы. Оптимус осторожно подтянул колёсную к себе и крепко и успокаивающе обнял.       — Ты выросла, Флось, — шепнул автобот. — И продолжаешь расти.       — Я вер’ю вам… Оптимус… — после бесконечного использования формального обращения меху было непривычно слышать свой позывной. Флора преодолела смущение. Пододвинувшись к панели, она напечатала, проговаривая текст:       «Я вырасту, — искренне пообещала воспитанница. В этот момент она как никогда любила своего наставника. — Я умею быть сильной, я могу быть сильной и докажу это не один раз».       Усталость потихоньку одолевала ботов. Палец Антифлоренсен так и остался на одной из кнопок панели, и один символ продолжал многократно повторяться на экране. Юная Смайт сонно прижалась к Прайму, державшему её. Процессор Оптимуса постепенно переходил в режим модуляций. Понимая, что надо доделать некоторые вещи, Прайм мотнул шлемом, отодвинул воспитанницу от экрана, удалил повторяющийся символ и завершил рассказ.              — Вот и сказка готова, — Оптимус обратился к Рен, однако его слова остались не услышаны. Пришлось доставлять модулирующее создание в спальню на манипуляторах. Жалко будить. А если разбудить, не уснет потом и собьёт режим.       Вечерний ритуал был проделан: изолетик плотно укрывал юнгфем, светодиоды на стене у платформы мерцали словно звёзды, около изголовья на тумбочке сидел игрушечный предакон. Флора перевернулась во сне на другой бок и пробормотала несколько слов, из которых Оптимус выловил нечто похожее на «опи». Нагретая огромная ладонь коснулась прохладной щеки. Почувствовав тепло, Рени замерла и ушла в оффлайн настолько, что прибытие Юникрона не заставило бы юнгфем проснуться.       Списанную с событий минувшего ворна историю Рен перечитывала целую декаротацию. В сказке Прайма не было головокружительных боёв или предметов, наделённых мистической мощью. Но глифы сплетались в красивые слова, а они, цепляясь друг за друга, дарили опору и любовь.       «И юная леди сдержала свое слово. Она перестала гнаться за оценками и задавала себе вопросы: понятна ли тема? Что получилось, а что требует доработки? Сложно было менять настройки, прочно закрепившиеся за долгие ворны. Однако теперь, когда в жизни наступала черная полоса, юнгфем повторяла простое заклинание: «В конце все будет хорошо, а если всё плохо, то это не конец. На ошибках учатся. Я справлюсь, я сильнее страхов». Когда подопечная правителя повзрослела, она трансформировалась в невозмутимую мудрую добрую фем, способную продолжить дело учителя».