О детях без имен и со знакомыми глазами

Это случайная деревня на пути к Хуашань, когда он сбежал один в соседний город; это случайная дорога; это случайность, что он услышал, как какие-то уроды решают избить ребенка. Это не должно быть его делом, но Чхон Мён на дух не переносит подобное, когда видит, как ничтожество, которое смеет зваться мужчиной, пинает лежащего ребенка. — Эй вы, — начинает Чхон Мён, его голос спокоен, а меч обнажён; солнце отражается от белизны лезвия; — не хотите найти себе кого-то своего размера? — это не совсем правда, его телу едва ли есть восемнадцать, и он намного ниже, чем в прошлой жизни в том же возрасте. Впрочем, эти ублюдки даже не были достойны, чтобы он доставал ради них меч. Однако, как он рассказывал ребёнку Чжуннаня: меч в его руках обнажен только для тех, кого он хочет убить. Уродов трое, и Чхон Мён даже слабо может представить, чем им мог насолить избитый ребёнок, который, шатаясь, садиться на земле; Чхон Мён только сейчас понимает, что не слышал всхлипов. Это каштановые волосы, спутанные, грязные, слегка окровавленные, и тёмные синяки покрывающее детское лицо без капли страха или запуганности. У избитого ребёнка перед ним зелёные глаза семьи Тан. Чужая кровь проливается раньше, чем Чхон Мён даже понимает, что делает его тело.

***

— Я не просил помощи, — говорит мальчишка, пытаясь встать, и падая, морщась; его кость сломана. — Но я знаю, что значит быть благодарным, — ребёнок кивает, словно ведет обычный диалог. — Спасибо. Чхон Мён не думает дважды, когда похищает этого ребёнка с улиц.

***

Чхон Мён знает, что это не может быть Тан Бо. Даже, если у десятилетнего ребенка взгляда Тан Бо было в десять раз больше, чем у всей его семьи; что тогда, что сейчас. Ребёнок сквернословит о нём всю дорогу, кусая его руки и даже шею, как дикий зверёк — Тан Бо бы никогда не смог быть таким невоспитанным, не с тем из какой он семьи. Даже если это не Тан Бо, думает Чхон Мён, видя исключительно непокорный вызов судьбе в тёмно-зелёных глазах — этот мальчик может быть только частью семьи Тан.

***

(— Не хочешь пойти со мной? — И зачем мне это? — Думаю… я знаю тебя. — Что же, это невзаимно.)

***

Тан Сосо, как и Тан Гунак в последствии, который даже нашел время, чтобы приехать и посмотреть на ребенка (у тебя есть имя?; даже если бы и было, я бы не сказал его похитителю, я не идиот); каждый из них теперь также уверен, что этот мальчик Тан, они просто пока не понимают откуда и почему. Вернее, на что им потребовалось еще несколько недель, пока Тан Сосо не сказала ему, что это не дикий мальчишка, а девочка… (что самаэ узнала только путем уговоров осмотреть все раны и тело упрямца) стало проще понять, чей это ребенок. В семье Тан не жалуют девочек. И девочек бастардов, тем более. Та часть истории семьи, о которой никто из детей Тан не желал ему говорить. Ему также не стали говорить, чей конкретно этот ребенок, кому принадлежит этот проступок — выбросить собственное дитя на голодную смерть и холод улиц. Наверное, они опасаются, что он убьет этого человека. Ох, эти дети уже так хорошо его знают. Тан Бо ребёнок смотрит на него с огнём (ей дали другое имя; фамилию Тан, но её имя… не то, что он считает правильным); у девочки ни капли благодарности, но она не уходит из места, где есть крыша над головой и еда; она не доверяет никому, и это нормально. Однажды весной, в цветении слив, она без причины называет его хён, вместо сахёнг, все еще без капли тепла к нему, моргая в непонимании, почему так назвала его, и Чхон Мён уверен, что видит призрака.