Отвратительный

Люцифер возненавидел Аластора почти сразу. Весь напыщенный, гордый, слишком в себе уверенный; одет с иголочки; так и блещет нарциссизмом. Он был в аду лишь мелкой сошкой, но вёл себя так, будто силами не уступал смертным грехам, или, того лучше, самому Люциферу. Как его можно было не ненавидеть? Он раздражал Люцифера одним лишь присутствием, заставляя в чистой ярости содрогаться каждую частичку его тела. Люцифер терпеть его не мог и готов был в клочья разорвать при первой же возможности. Однако было в этом незамысловатом плане одно пренеприятнейшее “но”: этот гадкий паразит был другом его ненаглядной Чарли, готовой до последнего отстаивать перед собственным отцом таких как этот Аластор. Странным, но другом. И Люцифер вынужден был терпеть его присутствие, давя в душе собственные порывы раздражения, чего Аластор не делал и делать, видимо, не собирался, расхаживая перед королём ада с перекошенной донельзя рожей. Однако даже безграничного терпения Люцифера надолго не хватило. Подумать только, этот нахал смел дразнить его, причём выбрав для этого самый действенный, однако притом весьма опасный, метод: он нацепил на себя рясу с перевернутым крестом и принялся активно раздражать Люцифера бесконечным мельтешением перед глазами. Знал ведь на что давить, гад. Для Люцифера это было оскорблением высшей степени, мириться с которым он не стал, и прямо во время их спора, быстро и незаметно для дочери, утащил Аластора в одну из комнат отеля для приватной беседы. – Ты!… – Люцифер окинул Аластора совершенно раздраженным взглядом, схватил его за грудки и потянул на себя, – Посмотри на себя! Во что ты вырядился?! – Морнингстар резко толкнул его к стене, схватил за шею, – Смешно тебе?! Чёртов безбожник! Вздумал так поиздеваться над моей дочерью?! Глаза Аластора сузились, в них мелькнул яркий отблеск. – Ну что вы, Ваше Величество, – прошипел грешник; голос его исказился помехами, – Я бы не посмел. Зачем бы мне пытаться делать такое с очаровательной Чарли? Он бросил на Люцифера говорящий взгляд: самодовольный, ехидный. В нем чётко читалось: “Ведь моей целью была не она”. Люцифер побагровел от такой наглости. – Ах ты!... – он вцепился в ворот отвратительно чистого – будто совершенно нового – пиджака, и несколько раз встряхнул Аластора, едва не приложив его при этом головой об стену. От таких резких, энергичных действий улыбка радио-демона подкосилась – дрогнула, притом очень заметно. На лице его наконец показалось раздражение. Аластор терпеть не мог когда кто-то вторгался в его личное пространство, а уж таким беспардонным способом – особенно. Но что мог он, обычный оверлорд, поставить против господа всея преисподней. Ничего. Абсолютное, всепоглощающее. И осознание этого разъедало Аластора изнутри, делало совершенно безоружным, бессильным, потерянным. Он ненавидел. Ненавидел всё: абсолютную всесильность этого идиота Люцифера, не способного нормально распоряжаться даже своими силами, и… Беспомощность. Свою собственную, да и Морнингстар – тоже. Аластор не мог прикончить Люцифера из-за собственной никчёмности, а он его – из-за трепетного отношения и чувствительной натуры Чарли. Вот и остались они заперты в одной клетке, вынужденные терпеть друг друга, а теперь, когда юная принцесса решила, что хорошим решением будет сделать их друзьями, – вероятно, надолго. Аластор зашипел; Люцифер в ответ – зарычал, его губа дёрнулась в чистой ярости. Он сжал было ладонь, сомкнул пальцы, почти раздавил этому грешнику шею, почти закончил с ним, почти… Убил. Но нет, Люцифер не смог. Не смог сжать, закончить, убить. Глаза побледнели, начинающие отрастать рога втянулись обратно. Несмотря на всю его отвратительную самовлюбленность, высокомерие и слишком высокое для грешника эго, было в Аласторе что-то такое… Отчего убить его хотелось ещё сильней. Сильный, красивый, воспитанный, умный – идеал, не меньше. О дьявол, как же Люциферу хотелось прикончить его. Его абсолютная ненависть к этому грешнику граничила с какой-то странной одержимостью. К тому же этот засранец: своенравный, непокорный, очень горделивый, он был так похож на Лилит. С таким же совершенно сложным характером, по крутости едва уступающим его прекрасной жене, ныне, к сожалению, бывшей. Он тоже хотел быть главным, хотел доминировать, подчинять. Но что-то подсказывало Люциферу, что, раз Аластор был так похож на Лилит, то в делах амурных, как это обычно бывает, совершенно обратно своему обычному поведению, предпочитал не вести, а быть ведомым – подчиняться, проще говоря. Тайно, где-то в глубине своего извращенного сознания. Сам того не понимал просто, но Люцифер знал – он хотел. Знал, потому что для того, кто пережил весь род людской, обычный грешник был открытой книгой, прочесть которую не составило труда. Этого морального урода, который в детстве, очень вероятно, отрезал утятам лапы, кидал обратно в пруд и наблюдал, как те беспомощно барахтаются в воде, хотелось бросить на пол, прижать к земле, хорошенько избить и, возможно, самую малость трахнуть. Люцифер ослабляет хватку на шее, а Аластор смотрит на него… Разъярённо, совершенно вызывающе, отчаянно. Он дышит часто, яростно прожигает его взглядом, сверху вниз – пытаясь казаться более угрожающе; губы дрожат; и даже улыбка почти сползает с его лица, обнажая какую-то новую, иную эмоцию, доселе незнакомую даже самому Люциферу. Чистый страх, вызов, совершенно дикий. “Давай, прикончи уже меня!” – такой чёткости на лице Аластора Люцифер ещё не видел. То же безразличие или злорадство всегда всплывали скорее невнятным, мутным силуэтом в его глазах, но это… Эмоции чётче Люцифер не видел никогда. У Аластора в жизни был до смешного простой принцип: либо ты, либо тебя, сразу, без любезностей. Люцифер унизил его, обнажил силу, и ей же его оскорбил. Не публично – и на том спасибо, но репутация Аластора была подорвана, окончательно и бесповоротно, и он с этим смириться уже не смог. Дальше Люцифер должен был убить его, как поступал Аластор со всеми своими жертвами, но он решил… Что? Пощадить его? Неужели некогда сильнейший оверлорд был для него настолько жалок, что не заслуживал даже быстрой смерти от его руки? Или, того хуже, Люцифер просто его жалел?! От одной только мысли об этом в Аласторе забурлила ярость. Он был не чёртовой сошкой, а великим, мать его радио-демоном, добрые полвека наводившим шороху на весь чёртов ад! Аура вокруг Аластора медленно сгустилась тёмным облаком – он собирался показать этому идиоту, видимо даже не знающему, что такое честь, чего он стоит. А Аластор стоил многого. На Люцифера нахлынуло наиприятнейшее дежавю – его Лилит также порой заводилась на пустом месте. Но Аластор не был Лилит, а поэтому вместе с кратким всплеском тёплых воспоминаний Люцифер почувствовал ещё и легкий укол раздражения. Не желая более стоять тут просто так, он, ухватив покрепче, дёрнул на себя Аластора и впился в его губы поцелуем: грубым, резким, совершенно неожиданным. Люцифер вёл, а Аластор, у которого элементарно не хватало в этом вопросе практических знаний, почему-то даже поддался на встречу. Поцелуй затянулся. Они пару раз стукнулись зубами и Люцифер, прикусив, едва не оторвал Аластору язык. По подбородку потекла кровь; Аластор подкосился в его руках, качнулся в сторону. Тогда Люцифер и понял: всё, достаточно. Ещё немного и разум поплывёт у обоих. Он отпустил Аластора, который, находясь в неком оцепенении, отстранился не сразу, а когда всё же отступил назад – тупо уставился на Люцифера. Это его действие обескуражило. Люцифер показывал Аластору будто… Теперь, пощадив, не собирался пользоваться им до конца жизни? Не хотел заполучить его душу? Но он ведь проиграл, так что? Всё таки… Жалость? Аластор уже открыл рот, собираясь что-то спросить, когда его совершенно бесцеремонно перебили: – Ещё раз выкинешь такое – малой кровью не отделаешься, – Люцифер утер рот рукавом пиджака, отстранился, и резким движением своей трости пригвоздил Аластора к стене, – Понял? А тот так и остался стоять с широко открытыми глазами. Несмотря на всё неизмеримое возмущение, Люцифер всё же сделал нечто с Аластором, что-то в нем сломал. Ведь этот… Совершенно инфантильный идиот только что был таким… Таким!… У Аластора почти подкосились колени. Он терпеть не мог, когда кто-то ему указывал, но Люцифер… Это вызвало у него волну… Не возбуждения, совсем нет. То было нечто иное: интерес, неутолимый, живой, бурлящий под кожей и готовый в любую секунду вырваться наружу, обрушившись на Морнингстар волной… А волной чего? Аластор, к своему стыду, и сам не знал, чего ожидать, ведь такое с ним происходило впервые. – Oui Monsieur*, – выдохнул он скорее машинально, чем осознанно. Люцифер, однако, его понял, или, по крайней мере, сделал вид. Аластор уже не удивился бы, знай он все известные человечеству языки. – Что же, тогда… – протянул он, скорчив одну из этих своих гримас и совершенно незаметно подбираясь к двери, – Увидимся. Не сходи с ума, mon cher**! – и словно по волшебству исчез за поворотом в коридор. Аластор простоял на месте ещё некоторое время, а после, будто очнувшись, коснулся кончиками пальцев своего лица. Раны зажили, но кровь осталась. Он провёл языком по губам, слизывая очаровательную на вкус вязкость. Люцифер, он ведь только что… Ооо… Аластора осенило. Лицо его растянулось в хитрейшей улыбке, полной жаждой скорой наживы, глаза вновь заблестели азартом. Что же, это было очень интересно. И ещё интереснее было посмотреть, к чему это приведёт. Жизнь, она ведь как шахматы, а Люцифер был игроком опытным и просто так точно не сдался бы. Но ничего, Аластор тоже чего-то да стоит, осталось выяснить – чего.