Зима в сердце

      Эта зима выжала из Чана все соки. Аномально низкие температуры - скажут они, рекордное количество осадков - скажут они; три слоя одежды и беззвучная истерика на автобусной остановке - скажет вам Чан. Кажется, что пронизывающий до костей, влажный ветер выдул из чанова сердца всё хорошее, что только в нём находилось. Мыслей нет, сил нет. Хочется забиться в кротовую нору и в анабиозе прождать там до весны.              Вечно промокшие кроссовки, натирающие пятки во влажных носках, больное белое небо над головой, что давит своей тяжестью на и так сгорбленные от бессилия плечи, и не перестающий течь и шмыгать нос - всё это уже второй месяц, кажется, пытается добить Бана.       Ну и ещё одиночество. Липкое, такое же белое, как и это чёртово небо. Оно пробирается под кожу и в самые потаённые уголки его раздражённого мозга. Чан вечерами тупит в телефоне, проходя уровень за уровнем дефолтной игрушки три в ряд, не в силах сдвинуться с места, а потом и ложится спать, толком не поняв, как прошел ещё один день. Он даже на зал забил - сил осталось совсем на донышке: только на тридцать отжиманий с утра, когда сонный мозг ещё не успел разочароваться в грядущем дне.       Выползать же из дома на однообразную работу в офис Чану приходится заставлять себя едва ли не под дулом пистолета. В особенно серые дни он добрых пятнадцать минут после пробуждения от раздражающе громкого будильника хнычет, уткнувшись носом в подушку, сжимая в пальцах её мягкие углы.       "Нужно просто потерпеть," - уговаривает он себя, запихивая в рот безвкусные бутерброды и запивая их отвратительно горьким и крепким кофе - молоко скисло ещё позавчера, а в магазин тащиться не было ни сил, ни желания. Ещё чуть-чуть и настанет весна. Ещё чуть-чуть и можно будет начать снова жить.       Чану тошно от себя. - Может у тебя дефицит витамина Д в организме? - спросил у него на днях Минхо. Он смотрел так участливо и сочувствующе, что Чан едва не разревелся прямо у кофемашины. - Я его каждое утро пью, - сдавленно ответил он, а после паузы, шмыгнув носом, добавил. - У меня дефицит желания жить в организме. - Может тебе... - Ли абстрактно махнул рукой в воздухе, - ну, знаешь... обратиться к специалисту?       Бан на это лишь скривил губы в подобии улыбки: - Это было бы слишком хлопотно, - и спешно ретировался, ссылаясь на неотложные дела.       Да, некрасиво. Да, абсолютно неправильно по отношению к одному из немногих людей, кому действительно на него, Чана, не плевать, но продолжать этот бессмысленный разговор он не имеет никакого желания. Лучше потом извинится. Ну, когда силы будут.       Однако даже спустя почти неделю, силы появляются только на то, чтобы в гордом одиночестве вечером пятницы после рабочего дня засесть с бутылочкой соджу в тесной, пропахшей рамёном забегаловке. Алкоголь - депрессант. Чан знает, что назавтра придётся сполна расплатиться за крохи хорошего настроения, но он убьётся, если хоть немного не облегчит голову.       Бан заказывает у милого мальчика-официанта солонтан, надеясь, что суп поможет отогреть его заледенелое сердце. Чонин - так написано на бейджике - улыбается ему ярко, щурит глаза так, что они становятся похожими на две крошечные щёлочки. Чану кажется, что впервые за долгое время солнце наконец-то вышло из-за туч.       Впервые за долгое время внутри ворочается что-то похожее на интерес. Крису забавно наблюдать за чужими неловкими действиями - кажется, пацан только-только вышел на работу. Чонин умудряется рассыпать стопку салфеток, накапать соусом на стол и вписаться, наверняка больно, в угол этого самого стола. И все это меньше чем за пятнадцать минут. Всем бы такой тайм-менеджмент.        Вершиной же вечера безусловно становится чанова обожженная ляжка. Бедный парень, кое-как успевающий разносить заказы от посетителя к посетителю, запнулся о собственные ноги буквально в двух шагах от Бана, грохнулся коленями на кафельный пол, опрокинув поднос с полной миской ароматного солонтана. Супом окатило всё левое бедро. Чану, как он и надеялся, в одночасье стало жарко. А ещё больно.       А ещё немного смешно от звука умирающего лося, который издал Чонин. - Чёрт! Простите-простите-простите!       Перепуганный парень подрывается к нему так, словно это на него вылили пол-литра чертовски горячего супа. Чонин трясущимися руками хватается за салфетки, нервно стараясь убрать за собой беспорядок. Не рассчитав силу, он ладонью шлёпает по воспалённому бедру, и Чан шипит от боли.       А затем его распирает смех. Точно пузыри в газировке, он щекочет горло Бана, и из его рта вырывается сначала робкое хихиканье. А затем он взглядом находит чужие ошалелые глаза и начинает смеяться словно умалишённый. Как же нелепо! - Да перестань, прекрати, - еле давит он сквозь хохот, отталкивая чужие изящные руки от мокрой ткани брюк. - Я-я... - Чонин хочет что-то сказать, но мнётся, растерянно озираясь по сторонам. - Ты-ты, - Чану бы разозлиться, закатить скандал, но всё, что он может - с глупой улыбкой смотреть на парнишку перед собой. - Я заплачу за... - он оглядывает Бана с головы до ног, взглядом цепляясь за несколько зелёных луковых колечек в окружении брызгов бульона, разбросанных по белой рубашке, - всё. - Дай мне свой номер, угости кофе, и мы в расчете, - выпаливает он, не думая ни секунды.       Чонин на это лишь покорно кивает.       Ян Чонину двадцать один год. Он учится на педагогическом, живет с родителями и подрабатывает, где может, желая поскорее съехать из отчего дома и начать взрослую жизнь. Ян Чонин любит животных, детей и, кажется, целый мир. Ян Чонин улыбается по поводу и без: чтобы поприветствовать, чтобы сгладить неловкость, чтобы поблагодарить. Это Чан узнает во время извинительного кофе.       Как и то, что губы у него тёплые и влажные от постоянных облизываний, что Ян, точно испуганный зверёк, дёргается от щекотки, стоит только крепким рукам обвить его талию, и что почти полное отсутствие опыта он с лихвой заменяет энтузиазмом.       Чонин улыбается, скромно отводя глаза, а Чану кажется, что его персональная весна глубоко поселилась в начавшем оттаивать сердце.