— Ты говорил мне, что я не упаду! — нахмурившись пыхтит омега и стряхивает песок со своей рубашки успокаивающего сливочного цвета, — еще и обещал поймать, прохвост! Омега скрещивает руки на груди и смотрит на него с поддельной злобой, ногой притопывает и хмурит брови. Да только спустя уже через полминуты он не выдерживает и уголки его губ тянутся вверх. — Ты прекрасен даже в тот момент, когда злишься, — усмехается альфа и влюбленно, безотрывно глядит в очи напротив, возгорающиеся подобным ему огоньком, — и, если бы тебе подвернулся булыжник, ты бы не пошатнулся и бросил его в меня. Ты смелый омега. Хотя мы ведь оба знаем и то, что ты этого не сделаешь лишь по одной простой причине. — Да ты что, — сузившимися глазами усмехается омега, искрясь от переполняющих и бушующих в его сердце эмоций, — и по какой же причине я не смогу воздать тебе по заслугам? — Мы всё друг для друга.
Трель будильника слышна на весь дом семьи Пак. Она добавляет раздражение остальным молодым членам семьи, которые из-за бессонной ночи не планировали покидать свои спальни так скоро. Доносится этот неприятнейший звук конкретно из крайней комнаты младшего внука. Сонха со стопкой полотенец поднимается по двухмаршевой лестнице на второй этаж. Весь коридор оформлен в цветах майской зелени в силу того, что приносил собой успокоение и умиротворение жителям этого дома. Повсюду были расположены горшки с геранью и другими полезными растениями. Миновав комнаты старших детей, омега без стука врывается в комнату своего любимого младшенького сына. — Утро доброе, пора вставать, Хару, — мелодично пропевает он и распахивает шторы, отчего резко вся комната освещается ярким солнечным светом, — столько дел надо переделать! Хорошо, что Чонгук-ки приехал, вдвоем вы управитесь еще быстрее! Навоза вам там точно на двоих хватит! Хару в полудреме начинает стенать лицом в подушку о своей незавидной участи в этом доме. Большинство обязанностей выпало именно на его плечи, когда братья уехали учиться в университет. Пасти, кормить, убирать, собирать, сажать и многое другое теперь делал он в одиночку. На сегодняшний день все студенты-беженцы находились дома, так как сдали последние экзамены в уходящем семестре и заслуженно отдыхали. Хару надеялся, что час расплаты за подставу близок. Он думал, что их, в конце концов, папа тоже заставит поработать, но все неизменно оставалось также на его плечах. Изредка братья помогали, но не выходили за границы домашних хлопот. Искренне его радовал лишь приезд Чонгука из университета. Альфа с детства всегда разделял с ним последствия его авантюр и тяготы жизни. — Папа-а! Рано же! Сделал бы хоть исключение в честь приезда Чонгука, — возмущенно, но вяло и не особо внятно произносит парень. Он прячется под одеяло, пока омега проходит к тумбочке у кровати и отключает будильник, — Он даже отдохнуть не успел после приезда, бедолага. Чонгук, укрытый одеялом из верблюжьей шерсти от пят до переносицы, дремлет так, словно был на взводе трое суток и сейчас ничто не в силах его разбудить. — Пускай Чонгук-и спит, а ты вставай, милый, — Сонха откидывает чужое одеяло, любовно гладит сына по макушке и продолжает, — Дел много, а мы с отцом уезжаем в город к твоей тетушке Самчхоль. Ей нужна наша помощь в подготовке праздника. У нее внук родился. Думаю, что вернемся поздно. — С каких пор рождаемость у наших родственников настолько повысилась, — тихо стонет Хару и полностью зарывается под одеяло. Так он пролежал еще долгих семь минут под нотации папы, а затем двинулся умываться.***
Чонгук выходит на поле к Хару только спустя полтора часа с момента его пробуждения. Пак там весь изжарился словно уж на сковородке. Чон же выглядел бодрым и отдохнувшим в отличие от Хана. На улице было самое пекло и работать в такую погоду было еще неохотнее чем обычно, но Чонгуку всегда все было по силам. В отдохнувшем виде он был настроен на работу с энтузиазмом. Хару же хоть и выполнял работу, возложенную на него, но азартом никогда не горел. — Припозднился ты, работник, — Хару вытирает выступивший пот со лба и из-за солнца щурится в сторону подошедшего альфы, — я почти закончил здесь, можешь пока пойти и покормить свою любимицу. — Хару, я говорил тебе насколько ты хорош, когда работаешь? — по-товарищески усмехается Чон и треплет младшего по голове. — И вправду, я очень соскучился по Юрим, надо сходить к ней. Кстати куда все подевались? Никого не было, когда я спустился. — Все спят, предки уехали в город помогать тете. Сдается мне, что в наследство я получу лишь этот навоз, который убираю. — Не ной, скоро поступишь в университет и будешь жить бедной студенческой жизнью. Вкусишь счастливую нищую жизнь. — И лишь тогда, после моего ухода, родители наймут себе работников, очень воодушевляет, — кривится Хару, но тут же получает оплеуху от старшего. Они с секунду переглядываются и смеются. В честности говоря, между Хару и Чонгуком было много отличий. Первый рос импульсивным ребенком — был непоседлив и частенько влезал в разного рода ситуации. Второй был спокойным и вдумчивым, но внутри все равно был довольно-таки своенравным ребенком. Однако он не по-детски умел сдерживаться, когда это требовалось. Этим Чонгук был похож на папу. Инхо именно своей твердой аурой покоя привлек внимание его отца, который в череде вечных дел потерял его. Но с возрастом, под воздействием дружбы, характеры детей изменились. Под влиянием Чонгука Хару стал вдумываться в то, что он собирается сказать или сделать, осознавать последствия своих безрассудных идей. Чонгук же из-за проделок Хару стал относиться к жизни более проще. Альфа перестал вечно сдерживаться и постоянно анализировать происходящее вокруг него. Они не изменились кардинально, но приобрели необходимые им качества и навыки, дополнили друг друга. Со старшими братьями Хару он тоже поддерживал связь, но близок все равно был именно с младшим. — Вот блин, родители написали, чтобы мы чердак убрали, — обреченно вздыхает альфа, решивший проверить на телефоне время и наличие сообщений. — Вечером отправлюсь к тебе, а то не мешало бы и Чону' с Чимином поработать. — Вот выполним все дела и отправимся к Юрим кататься, а сейчас не ной. Альфы отправились убирать чердак после еще одного часа работы на улице. За год там накопилось полно всяких вещей: нужных и, вполне себе, ненужных, поэтому они и отправились его убирать. Начали парни с передвижения старого скарификатора и тяжелых ящиков с различными садовыми инструментами, об которые позже Хару умудрился пораниться. Так и пролетело еще полтора часа их жизни, и они решили прерваться на перекус. Внизу как раз обедал Джиа — средний ребенок семьи Пак. Он сообщил им о том, что Чону' и Чимин в спешке уехали в город на подработку. — Спорим, они просто решили сбежать, — закатывает глаза Хару и ставит свою тарелку в посудомойку. — Сдается мне, у тебя еще не совсем все мозги отсохли на поле, братик, — смеется Джиа и уходит на веранду почитать книгу, — удачи в уборке, господа кроманьонцы! После перекуса Чонгук с Хару возвращаются на чердак и продолжают уборку. Чонгук принимается убирать полки, на которых хранится, мягко говоря, хлам какой-то. Разные маленькие коробочки с ключами, гвоздями, старыми игрушками и фонарики с непонятными приспособлениями, названия которых Чон даже не знает. Из важного здесь хранились только фотоальбомы. — Хару, что это? — кричит Чонгук альфе, который возится со шлангами в другом углу чердака, — Здесь здоровенная коробка с какими-то старыми вещами. Может они нужные и твой папа разберет ее сам? Не то выбросим и получится как с пирогом Джиа. Хару борется со шлангами и по итогу выигрывает: разматывает их и распределяет какой из них надо выбросить. После этого подходит к Чонгуку, отряхивая ладони от пыли. — Да уж, тот пирог я никогда в своей жизни не забуду, брр, — вздрагивает альфа от воспоминаний и вытаскивает вещи из коробки по одному, — а, это вроде бы вещи еще моих дедушек или даже прадедушек. Не знаю зачем они их хранят, я бы давно выбросил. — На память, наверное, — хмыкает Чон и натыкается взглядом на выглядывающую стопку книг. Отбросив вещи сверху, он увидел, что одна из них была отдельна перемотана рваными полосками старой одежды в несколько слоев, — ужас, зачем так книгу перемотали? — Без понятия, я ее впервые вижу. Чонгук берет книгу в руки и замечает, что она полностью на английском языке. Об этом говорит её обложка. Чон не силен в английском, но название книги прочитать может, — Анна Каренина. Антикварная книга, да еще и на английском, ничего себе находка. Хару смотрит на приятно удивленный взгляд друга скептично, так как не разделял его любви и радости при виде книг. — Неужели все это надо хранить, какие же они скопидомы, — Пак отходит обратно к уборке стола напротив них. — В университете ты не так заговоришь, дружище. Он просит Хару дать ему нож и перерезает ткань бледно-розового цвета, перематывающая книгу. Когда он закончил, то осторожно открыл её. Для книги, изданной в одна тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, она выглядела замечательно. Было трудно поверить, что книга просуществовала больше века и осталась в таком хорошем состоянии. Страницы были пожелтевшими и слегка порванными. Неспешно листая её страницы, в один момент он увидел в середине книги небольшое прорезанное квадратное отверстие, в котором точно по размеру лежала металлическая коробочка. — Эй, Хару, смотри, — загорается интересом Чонгук. Альфа откликается на его заинтересованный голос и замечает в руках Чона неизвестную ему коробку. — Ого, — тут же оживляется он и подходит к нему, — ничего себе находочка, давай откроем и посмотрим, вдруг там что-то интересное и ценное. Коробка, размером с половину человеческой ладони, была плотно закрыта, словно ее крышку несколько раз ударили молотком, чтобы при нахождения ее никто не смог открыть с первого раза и вернули обратно. Парням пришлось поискать пассатижи, чтобы попытаться ее открыть. Спустя пару минут попыток они смогли добраться до содержимого. Внутри лежала ветхая, сложенная в три раза, старая бумага. Под бумагой лежало классическое золотое кольцо маленького размера с поблескивающим камнем. Оно было похоже на помолвочное. Больше там ничего не было. Бумагу Чонгук аккуратно развернул, пока Хару разглядывал кольцо. То было письмом, написанным от руки, на английском языке и датировано одна тысяча девятьсот тридцать первым годом. — Кольцо определенно из золота. Никакой маркировки нет, но может оно сделано в какой-нибудь крутой мастерской того времени? Камень такой еще… Не разбираюсь в этом, но думаю на тот момент оно стояло довольно-таки внушительную сумму, если не окажется подделкой, — отчитывается Хару, присвистывая, — а что там в письме? Может инструкция какая есть. О, или чек от кольца. Было бы удобно. — На английском, — игнорирует его глупые россказни Чон, — благо хоть почерк понятный, думаю сможем перевести его. Твои родители об этом тайнике точно не знали? — Сто процентов, — отсеивает Пак, — я бы запомнил. Так что надеюсь мы станем богатыми и не будем проклятыми за то, что вскрыли чужое письмо из прошлого. Все-таки это же не гробница с мумиями. Я бы предпочел отдать эту привилегию старшим детям в нашей семье, если это подтвердится. Чонгук на это лишь неодобрительно качает головой.