Когда мир был юным

— А после ужина и прогулки он пригласил меня остаться на ночь… — продолжает Шэнь Хэ, абсолютно не замечая ни как вытягивается лицо ее наставницы, ни молчания за накрытым столом посреди шатра Синьъюэ С очень прямой спиной Гань Юй прячет взгляд в своей тарелке с салатом, к облегчению всех малышка Шу Юй беззаботно играет с ребятней чуть поодаль. Подперев подбородок ладонью, Моракс — Чжун Ли, Чжун Ли, торопливо одергивает себя Сянь Юнь — внимательно слушает неприличные, неуместно откровенные речи ее ученицы. — Шэнь Хэ! — осторожно пытается остановить ее Сянь Юнь, хоть это, кажется, бесполезно. — Я отказалась, — так же флегматично продолжает та рассказ о неудачливом ухажере. — А когда стал уж слишком настаивать, у него немного сломалась рука… Кажется я снова сказала что-то не то, наставница? — запоздало понимает она. Сянь Юнь давится воздухом. С очень серьезным видом Моракс кивает, поднося к губам чай, и почему-то Хранительнице Облаков чудится в углах его рта намек на улыбку. — Все в порядке. Главное, если кто-нибудь из мужчин все же придется тебе по душе, не забывай пить те лекарства, что можно купить у господина Бай Чжу. Если, конечно, не хочешь в ближайшее время стать матерью. — Каждый ваш совет, господин Чжун Ли, словно чистое золото, — крайне почтительно кивает Шэнь Хэ. Сянь Юнь хочется спрятаться под стол от стыда, но усилием воли она сдерживает порыв, и лишь когда оставив девочек развлекаться, Моракс сам предлагает избавить ее от плутания по путаным улицам, пытается смягчить углы. — Шэнь Хэ… Если это дитя иногда и ведет себя недостаточно учтиво, то лишь от незнания, а не от непочтительности. Я поговорю с ней. — Твоя воспитанница очаровательна в своей непосредственности. Не жури ее слишком сурово, Сянь Юнь, — неслышно ступая рядом по вечерней улице, смеется Моракс, тихо и как будто совсем беззаботно даже. — Да и то, о чем она говорила — для людей совершенно естественно. Близость между ними — это не что-то запретное или дурное. И этот смех, которого она, кажется, не слышала с тех полузабытых пор когда мир еще был юным, жестоким и пламенным как они все тогда, отдается где-то внутри нее странным, таким же полузабытым давно трепетом. Тогда его взгляд теплел и светился мягким золотом, стоило лишь звонкому голосу Гуй Чжун, ее загадкам, улыбкам и мелодиям, просыпаться в мир лепестками глазурных лилий. Хранительница Облаков же и тогда помнилась себе отстраненной, скучной, откровенно замкнувшейся на своих механизмах, а позже — учениках. Как будто уже тогда она не была молода, укрывшись за образом просветленной, чуждой недостойным Адепта слабостям птицы. Тогда почему сейчас, когда груз прожитых столетий должен тяжестью повиснуть на крыльях, пригвоздя к возвышенной чистоте уже безвозвратно, ее сердце вздумало вспомнить как это — трепетать? Ее губы поджимаются строго. — Как Адепт, прожившая большую часть своих дней в достойном уединении и самосовершенствовании… — чопорно приподнимает она подбородок. — Вероятно, я не обладаю достаточным знанием в этой сфере чтобы судить. Бросив на нее странный взгляд, он вдруг смеется снова. Неловким движением на ровном месте вдруг слегка подворачивается нога — у нее, у той, кто может летать над облаками и горами или ступать грациозно и плавно, даже не касаясь ногами бренной земли, но он успевает ее поддержать. — Не сочти за обиду, — галантно подставляет он ей предплечье, позволяя опереться устойчиво. — После стольких лет человеческое тело, должно быть, кажется тебе непривычным. Сквозь тонкую словно перья ткань нового одеяния она отчетливо ощущает близость его человеческого тела, его тепло, надежную крепость мышц. Множество раз они уже проводили бок о бок — за пиршественным столом или даже в бою, но никогда еще эта близость не была такой сладко смущающей, и она точно знает что не нуждается в опеке Властелина камня и должна в деликатной и самой уважительной манере от нее отказаться. Склонив голову чуть набок, Моракс смотрит на нее очень серьезно, но в его непривычно темных глазах ей чудятся озорные, совершенно мальчишеские смешинки. Или это отражение мерцающих фонарей, которыми в избытке украшены улицы Ли Юэ, запутанные, пахнущие человеческой едой и пряностями, духами и свежепойманной рыбой с причалов… Неужели это человеческое тело делает ее такой вертихвосткой? Не дождавшись ответа, он мягко берет ее под руку, и Сянь Юнь глотает протест как рыбешку и лишь благодарит учтивым кивком. Да лишней пачкой чая Сунло, которого после некоторых событий у нее скопился изрядный избыток, и пока среди беспорядка своей кухни она ищет пачку посимпатичнее, он с любопытством разглядывает ее новое обиталище, к обустройству которого и сам приложил немало усилий и времени. — Не хочу сделаться для вас обузой, — вздыхает Сянь Юнь, вернувшись из кухни в гостиную, где оставила его. Предложить Властелину камня помяться на улице у порога, пока она ищет чай, у нее бы не повернулся язык. — Ты к себе слишком строга. — Возможно, это неуместно с моей стороны… Но кажется я уже много лет не видела вас таким. — Каким же? — откладывает Моракс полуразобранный до шестеренок механизм из Фонтейна обратно на полочку. На перчатках остаются следы ржавчины и смазки, но его это как будто ничуть не занимает. Сняв их, он смотрит на нее внимательно и любопытно, уголки губ скрывают тень улыбки, от которой на мгновение она снова смешалась. — Как будто… Как будто наш мир снова юн. Улыбка вдруг снова согревает его лицо, смягчив резкость красивых черт и жесткую линию рта. — Возможно, это твоя близость заставила меня вспомнить о тех полузабытых временах. Но поверь, и это новое время твоей жизни тоже еще может тебя удивить. — Удивить? — снисходительно усмехается Сянь Юнь с высоты прожитых лет и беспрестанного самосовершенствования. Наверное, она хотела что-то еще сказать, но его затянутые в перчатки ладони нежно, но властно сжимают ее щеки, и слова развеиваются как утренний туман над склонами горы Аоцан. Его взгляд устремлен на нее, необычно темный и жаркий. Так смотрят за мгновение до поцелуя — вдруг осознает она то, о чем прежде никогда не желала задумываться. Может потому что никто так не смотрел бесцеремонно и дерзко, никогда. Сердце в человеческом теле бьется часто, быстро, колени вдруг становятся слабыми словно мягкий воск в жару. Несколько бесконечно долгих мгновений он мягко касается большими пальцами ее щек и скул. — Мы же не должны?.. — шепчет она, и голос самой кажется каким-то слабым и неубедительно тонким. — Задай себе несколько самых простых вопросов, Сянь Юнь. Причиним ли мы кому-либо вред? — Я так не думаю, — качает она головой. Очки, в которых она по настоящему никогда не нуждалась, неудобно и глупо сползают на нос, и он поправляет их бережным, аккуратным жестом. — Ты этого хочешь? Привычное красноречие, уверенность и ясность ума как будто оставляет ее, уступив странному дурманящему туману, все прочнее охватывающему ее под взглядом его вновь мерцающих божественным золотом глаз. Сердце мечется в человеческом теле так же быстро как птичье, как будто вот-вот разорвется. Рука на ее плече тяжелая и теплая сквозь тонкую ткань ее одежд. Сянь Юнь сглатывает. — Я… Я, — глядит она на него беспомощно сквозь очки, как будто надеясь что он проявит прежнюю властность и закончит за нее. Хотя даже будучи Мораксом он никогда не навязывал Адептам своего слова без настоящей нужды. — Скажи, Сянь Юнь, — повторяет он терпеливо. — И если ты не уверена или не хочешь… Это все глупое человеческое тело, заставившее ее вспомнить мир, когда он еще был для них свеж и юн, это все оно. Почтительность, восхищение, уважение… даже давняя, припорошенная пылью веков дружба — все сливается в что-то новое, пугающее, приправленное этим трепетом в груди, от которого она чувствует себя легкомысленной, наивной как девчонка не многим старше своих учениц. Слишком сладко, чтобы противиться. С дерзостью, которую прежде невозможно было даже представить, она сама тянется к его губам коротким, невесомым как касание перышка поцелуем. Тонкая, чувствительная кожа губ вместо привычного клюва вспыхивает, ноет, соблазняя на большее. Легкая улыбка освещает лицо Моракса. — Хорошо. Пальцы, с мягкой силой сжавшие ее подборок, как прежде поражают божественной гармонией темного и золота, и Сянь Юнь почему-то всегда казалось что его поцелуй должен быть церемонным, сдержанным и чистым, как небесное благословение первого из Адептов, но вместо этого он больше похож на головокружительное падение с просветленной, незамутненной низменными страстями высоты. Губы на ее губах. Властное объятие рук, веками на ее глазах повергавших чудовищ и богов в пыль смертоносными копьями камня, и все равно удивительно нежных. Ее растерявшие ловкость пальцы на застежках его сюртука и жилета. Горячее ощущение кожи к коже, тела к телу, которым так тяжело насытиться. Сбитое как бывает лишь у людей дыхание. Царапины ее по-птичьи острых черных ногтей на его спине и плечах. Обжигающее золото его глаз. Сломанная в щепы новенькая кровать из прочного песчаного дерева. Ничего чистого и возвышенного — только страсть, слишком похожая на человеческую. Сила, страсть — и нежность, от которой ее падение, кажется, лишь еще более сладким. Это ужасное, ужасное тело. Легкомысленное и бесстыдное, как и сами люди. На что еще оно способно?.. Это тело и сердце. Как ученой-естествоиспытательнице и влюбленной до головокружения женщине Сянь Юнь теперь страстно хочется знать. И, кажется, теперь у них найдется на это еще несколько сотен лет. А кровать? Что ж, в следующий раз она будет намного более прочной. ****** Из дома доносится грохот и сухой треск дерева — а следом смех, мужской и женский, совершенно несвойственный ни строгой Хранительнице Облаков, ни Властелину камня в обычные дни. Сначала Гань Юй хмурится настороженно и думает о ледяных стрелах, но этот смех… И треск, как будто бы под кем-то сломалась прочная мебель. Он наводит на некоторые мысли, от которых у нее совершенно несолидно для Адепта заливает краской лицо. И пусть мысли эти кажутся невероятными для прежних времен, все же… Что-то безвозвратно проходит, что-то меняется, как сам мир вокруг не остается прежним. — Это же голос наставницы, — любопытно вертит головой малышка Шу Юй. — И господина Чжун Ли? — Думаю, нам стоит погулять еще часок хоть время и позднее, — бросает Шэнь Хэ сосредоточенно-задумчивый взгляд в сторону двери. — Сходим в Народный выбор. Сян Лин сегодня как раз на кухне. — А что наставница делает? Как назло малышка Шу Юй никак не уймется в своем невинном любопытстве — и Гань Юй точно хочет чтобы таким же невинным оно и осталось еще лет на десять уж точно. — Разговаривает! — необычно оживленно вскрикивает Гань Юй, прежде чем Шэнь Хэ успевает снова открыть рот, и как стрелы бросает на нее выразительные взгляды, призывая молчать. — Они разговаривают на очень скучные взрослые темы, — и на всякий случай зажимает девчушке уши ладонями, не доверяя ее языку. — и будут разговаривать еще целый час. Какое-то время Шэнь Хэ благословенно молчит, точно что-то взвешивая в уме, пока Гань Юй тихо молится за ее благоразумие, которого нет и никогда не было. — Может часа будет и недостаточно… — вздыхает она, наконец, устраивая смеющуюся Шу Юй высоко на своем плече. — Столетия безупречного просветления даже наставнице будет не так легко наверстать.