***
За горло его держали боги. Они крепко сжимали пальцами его шею чуть ли не до хруста, пытаясь передвинуть по доске своей игры. Но маленькая фигура никогда не поддавалась нажиму. В начале всегда был слабый толчок, которого обычно хватало, чтобы переставить пешку на другую клетку. Потом всемогущее создание недоумевало, в чём дело. Сильнее сжимало фигуру парня, пытаясь оттянуть его туда, куда нужно. Потом, как правило, боги гневались: сжимали горло, что есть силы, будто пытаясь сломать шею, оторвать голову в попытке подчинить себе волю маленького человека. И когда уже складывалось ощущение, что всего миг, и фигура треснет, боги сдавались. Они брали другие пешки и уже с их помощью двигали нужную, непокорную. А Лололошке только и оставалось, что после этого падать на колени, хвататься за горло уже самому и судорожно, жадно вдыхать столь необходимый воздух, которого в прошлый момент было так мало. А потом вставать и идти дальше, по тому пути, по которому его провести можно было только хитростями. Но фантомное ощущение душащих его пальцев никуда не пропадало. Вплоть до момента, пока не закончилась игра на этой доске. Или ещё момент: на него, только-только оказавшегося в неизвестном для него месте, совершенно не понимающего, что и почему происходит, бросаются сразу двое вооружённых мужчин в бронебойных костюмах. Ни в руках, ни в карманах совершенно ничего, и тем более не находится даже банальной палки для самообороны. Мироходца хватают. Сначала за руки, за плечи. Он, естественно, напуганный такой внезапной агрессивностью в свою сторону, когда сам совершенно ничего не помнит и не понимает, пытается вырваться. Вырваться и убежать прочь. Но ничего не выходит. Встретив сопротивление, один из охранников хватает брыкающегося парня за горло и крепко сжимает. Его грубая перчатка больно впивается в кожу и частично перекрывает доступ к кислороду. Другой мужчина в это время скручивает руки юноши у него за спиной. В плечи тоже вонзаются твёрдые и местами даже острые элементы перчаток. И не остаётся больше ничего, кроме как утихнуть и просто пытаться хоть как-то дышать, попутно следуя туда, куда его ведут силой. Когда отпускают горло, лучше не становится. Дышать всё ещё сложно из-за страха и лёгкой паники, когда Лололошка обнаруживает себя на операционном столе в окружении...хирургов? Наверное... Это пугает. Очень. Его тело крепко держат специальные фиксаторы, что не помогает забыть ощущение такой же крепкой и даже болезненной хватки на горле. Когда на лицо надевают кислородную маску, то становится немного легче. А потом остаётся лишь уснуть под крики о том, что врачи теряют ещё одного своего пациента, последнего из возможных. Когда Лололошка просыпается уже в совершенно другом месте, то паника не покидает его. Он жив. Уже хорошо. Но что произошло? Было стойкое ощущение, что за ним следят. Не сводят взгляд и ждут подходящего момента, чтобы поудобнее вцепиться в горло и уже не отпускать, заставлять идти туда, куда будет ему велено. Впрочем, так и было. Империя постоянно пыталась удобнее взять необычного парня за шею, чтобы помыкать им так же, как и остальными. Радовало одно – из этой хватки постоянно удавалось выбраться. Но никогда...никогда не отстраниться. Руки незримого, но ощутимого контроля постоянно были рядом и в любой момент могли сделать резкий рывок, вновь впиваясь пальцами в горло. И делали это. До последнего. И лишь когда угроза была устранена окончательно, то лишь тогда девиант ощутил, как эти руки отдаляются от него. Вдруг он смог свободно вдохнуть. Полной грудью. И ещё раз. И ещё. А потом этот воздух волной безудержного смеха стал выбиваться из лёгких. Это... Такое облегчение... Это был настоящий смех, полный радости, счастья, будто бы впервые настолько искренний. А потом вновь тьма... Дальше это было самое настоящее удушье. Юный мироходец спокойно занимался своими делами, пока постепенно, очень слабо ощущал, что ему начинает становится хуже. Сначала он не обращает внимания на головокружение и резкую, но кратковременную тьму в глазах, что голова как-то побаливает. А потом слышит тихий шёпот сзади. Тело пробирает дрожь, и ему страшно обернуться. Он уже знает, что у него за спиной. В глазах вдруг вновь темнеет, и в этот момент уже отовсюду, вокруг, да будто бы изнутри слышен нечеловеческий вопль. Лололошка не видит. Не видит, но чувствует, что их становится всё больше. Тени окружают его. Пальцы почти что рефлекторно хватаются за рукоять меча. И только тот был поднят пред собой, как сзади за его шею хватается тень, дёргая на себя. Игнорируя взмах парня оружием, быстро приближаются ещё две тени. Они тоже хватаются за шею, сжимают внизу, у самых ключиц, прямо под подбородком и посередине. Сжимают, впиваются когтями в кожу и душат. Меч выпадает из рук контрабандиста. И это будто бы служило сигналом для остальных: ту же на теле ощущаются с два десятка рук. Они везде, они повсюду. Сжимают, царапают и душат. Когтями будто пытаются прорыть себе путь внутрь, к плоти, костям и крови, к сердцу и горлу изнутри, чтобы вырвать их, а напоследок истерзать и так уже почти не дышащие лёгкие. Всё это постепенно прекращается. Руки у грудной клетки, так отчаянно терзающие плоть в попытках добраться до лёгких и сердца, пропадают. Сквозь пелену чрезвычайно громкого шёпота и собственных хриплых попыток крика еле слышится чужой голос, человеческий. И стоило сознанию зацепиться за него, как этот шум начинает пропадать. Тени довольно быстро рассеиваются, отпуская шею, их шёпот сменяет обеспокоенным громким голосом Седрика, а сквозь тьму, порождённую безумием и кислородным голоданием, наконец-то пробивается свет солнца, находящегося сейчас прямо в зените. И вновь возвращаются настоящие ощущения, позволяющие понять, что горло сидящего на коленях парня теперь сжимают лишь собственные руки, которые учёный с таким упорством пытается отодрать от искалеченной кожи друга. Его горло постоянно сжимали человеческие руки, и не важно, в действительности или лишь метафорически. От бандитов в подворотне до Даны и самой Кнефмтити, хоть и последняя человеком давно не является. Постоянно. Лололошка к этому даже привык было в какой-то момент, хоть и неприятный осадок оставался. Ему не нравилось, что братство То'Ифэтуна постоянно тащило его за горло, куда им угодно, но противится не мог: его сначало за горло вместе с Окетрой притащили на Совет То'Ифэтуна, а потом вонзили самые надёжные оковы в спины, гарантируя для себя то, что из их хватки мироходцы теперь не вырвутся. Поэтому, будучи уверенными в том, что пленники будут оставаться под контролем, хватка на горле ослабла, но рука оставалась, грозясь в любой момент вновь вонзиться пальцами и перекрыть дыхательные пути за малейшее непослушание. И с этим приходилось мириться, потому что помимо оков в виде скарабеев у братства были отличные рычаги давления в виде друзей. Шею грозились сломать сразу несколько рук. И часть из них была даже не на шее Лололошки. Он видел, чётко видел, как слабо, но надёжно То'Ифэтун держал пальцы на шеях друзей. И знал, с какой лёгкостью эти шеи будут переломаны. Так что не рисковал ни своей, ни чужими. Но его собственную сжимали куда охотнее. С особым удовольствием это делала Дана, словно именно этот абд и убил её отца. Или является родственником этого убийцы. Она, в отличии от того же Салика, так часто не грозилась убить кого-то, но не отказывала себе в удовольствии немного придушить всех и каждого, да одновременно или в порядке очереди. И она лучше всех знала, на какие точки нажимать, с какой силой и как долго держать. Душить она умела хорошо, как и отпускать вовремя, чтобы продлить своё удовольствие от чужих страданий как можно на дольше. Дана в этом талантлива, отрицать нельзя. Но приятного от этого мало. Разве что в моменты, когда кому-то удаётся удачно вцепиться в горло уже ей самой. Сам Лололошка делать этого не желал. Он не любил душить. Мог, но не хотел. Намного проще даже морально было ранить мечом. Но лучше Даны, определённо, душил JDH. Он аккуратно сжимал горло, заставляя вдыхать всё меньше воздуха по мере его представления, а потом резко сжимал до конца, заставляя задыхаться при виде, с какой же лёгкостью он уничтожает их главную проблему и как высокомерно смотрит в глаза самому, чёрт его возьми, богу. Потом отпускает, заставляя выдохнуть и подумать, что всё теперь будет хорошо. И впивается в горло сотней игл, когда выкидывает местную версию себя в свою реальность, а сам берёт свой меч и исчезает в жёлтых искрах. Это было краткое сжатие для всех, после которого некоторые продолжали душить себя уже сами. И лишь горло Лололошки было сжато до самого конца. Он не дышал. Он падал, не дышал и не понимал, почему не задыхается. Потребность в воздухе будто пропала, пока он преодолевал расстояние между мультивселенными. И, тем не менее, вдохнуть хотелось. Отчаянно хотелось вдохнуть и закричать, но воздуха будто бы не было вокруг для этого. Словно это были самые настоящие глубины космоса. Хотя, если так подумать, так оно и есть. И дышать нельзя, а хочется, до боли в горле хочется, до дрожания в груди. Сама пустота теперь сжимала грудную клетку, впервые за долгое время не трогая шею. Но это не сильно обнадёживало. Лололошка больно ударяется спиной об камень при падении, и этот удар выбивает из его лёгких воздух, которого, как казалось, там уже не было. А потом следует судорожный вдох. И снова, вдох-выдох, вдох-выдох... Постепенно жжение в груди пропадает, но горло всё ещё болит. Нужна вода... Всего один глоток. А лучше литр сразу. Но это чувство на время удаётся подавить и наконец-то встать. Осознание ситуации вновь выбивает воздух из груди, начиная слабо, но душить. Лололошка дышит, громко и часто, пытаясь выровнять это беспокойное дыхание. Люди, много людей кругом и огромное здание впереди. Он пытается встать, что выходит, к счастью, сразу. Паника быстро отступает, позволяя вновь дышать. И юноша снова начинает исследовать мир вокруг. Но расслабится не даёт стойкое ощущение холодных рук, которые не отпускают шею и готовятся сжать... Так и происходит. Они часто слегка надавливали на кожу парня, вызывая у него большее напряжение от соответствующих ситуаций. А потом он словил галлюцинации. В момент, когда вместо соседа по комнате перед глазами оказался однорукий старик, руки, будто только того и ждавшие, с триумфом, с упоением сжимают горло Лололошки. Он успел вдохнуть. Но не успел воздух вырваться наружу, как его протолкнули обратно этой крепкой хваткой. Иностранец тут же через окно покинул комнату, не желая, чтобы сосед видел, что с ним происходит. Сочтёт странным, будет относиться с большим презрением или, чего ещё хуже, добьётся, чтобы этого сумасшедшего выселили. Последнее, конечно, звучит как бред, но мало ли, всякое бывает... Дерево у окна стало спасением. Парень кое-как залез на него, борясь с головокружением, из-за которого чуть не свалился. А холодные руки судьбы будто дёргали его в сторону земли, так и готовясь уронить и убить. Но не хотелось умирать, чувствуя это удушье на шее. Не хотелось сдаваться на милость этим рукам, только не им. Хуже того, чтобы постоянно чувствовать их на себе, может быть лишь смерть от них, такая глупая и жалкая. Устроившись на одной из веток и крепче схватившись за ствол, иностранец позволил себе закрыть глаза, которые и так уже почти не видели. Воздух еле-еле пробивался сквозь душащие пальцы, и он громко дышал, глубоко вдыхал и с силой выдыхал. Медленно, очень медленно руки отпускали его, позволяя расслабить лёгкие и горло. В глазах наконец-то всё прояснилось. И снова, словно ничего не произошло, юноша пошёл дальше по своим делам. Он не помнит, но настолько внутренне привык к этому удушью, что сразу забывает про него, как только оно отступает. Лололошка не думает. Обычно он не думает о произошедших ситуациях, которые побуждают пальцы на горле сжаться. Не думает, потому что знает, что иначе будет хуже. Отвлекается на что угодно, лишь бы не думать. И это...даже неплохо получалось. То, что подобные приступы галлюцинаций происходили в чьей-то компании, в окружении людей, даже помогало. Это заставляло держать себя в руках, а мозг быстро отвлекался от холода вокруг шеи и пульсации в груди. Жаль только, что отгородиться от мыслей, которые приносят эти крошечные фрагменты памяти, полностью не выходило. Когда они пробьют дверь его сознания и разом набросятся на бедного парня – лишь вопрос времени. И это вскоре произошло.***
На часах около восьми вечера. В это время Дженна как раз возвращается из университета. Безусловно, ей хоть и нравится быть в центре событий и играть важную роль в жизни универа, но нельзя отрицать, что это её сильно выматывает. Так что, довольная собой, но уставшая, она с автобусной остановки сразу направляется к женскому корпусу общежития. Уставшая, но счастливая улыбка замирает на её лице, пока глаза искрятся, отражая самые светлые мысли о том, чтобы прийти в свою комнату, разобрать вещи и наконец-то отдохнуть. Но стоило ей сделать всего пару шагов, как откуда-то далеко сзади громко кричит птица. Естественно, такая неожиданность в моменте испугала девушку, но животное и само от чего-то было напугано, стремительно отлетая дальше от леса по направлению к общежитию. А в душе Дженны почему-то засело очень плохое предчувствие. Оно уже недавно проявляло себя, как раз на последнем субботнике. Всякий раз, когда возникала мысль об уборке в мастерской, нутро кричало о том, что не стоит лезть в то здание, но девушка, естественно, спихнула это на обычные опасения из-за недавно обвалившейся там крыши. Но починили же? Починили! Значит, там должно было быть безопасно. Так думалось. А в итоге... Страшно представить, что было бы, не окажись Лололошка рядом. Учитывая, как ровно она упала в его руки, падение пришлось бы на спину, а там перелом позвоночника и инвалидность в лучшем случае... Брр! Даже думать не хочется об этом. Кстати, про Лололошку... Всё это время встревоженный взгляд Дженны был направлен в сторону леса. И в какой-то момент показалось, что глазам удалось уловить отражение света, будто на ярких атрибутах этого иностранца. Чутьё подсказывало, что что-то случилось. Или могло случиться. Что-то плохое. И в этот раз активистка решила довериться ему. В конце концов, вдруг там действительно есть человек, нуждающийся в помощи? Лучше лишний раз сходить проверить и убедиться, что всё в порядке, чем потом весь вечер волноваться за то, что вдруг там кто-то был, а в худшем случае на утро обнаружить новость о том, что кто-то серьёзно пострадал или даже умер. Совесть же в таком случае загрызёт! Знала ведь, что что-то не так, могла помочь, но..! Но сейчас Дженна пробирается сквозь колючие кустарники, ища место, где было бы легче пройти. Казалось бы, она уже отсюда видит место, из которого исходили те кратковременные блики. Там никого. И только она думала, что только зря ноги исцарапала, как за деревьями послышался тихий хрип, явно человеческий. Это заставило увереннее зашагать сквозь кусты, подсвечивая себе фонариком на телефоне. Человек, попавший в беду, явно намеренно отошёл чуть глубже в лес, чтобы не бросаться в глаза. Зачем? Вот и Дженне не ясно, но она, ориентируясь на звук, быстро приближалась. И вот, картина маслом: за очередным деревом в свете её фонарика сидел именно её недавний спаситель, о котором и подумалось в тот момент, и теперь в помощи явно нуждался он сам, облокачиваясь спиной на дерево. Очки спали с лица и теперь лежали рядом на траве, шарф оттянут, почти развязан, а голова задрана, открывая шею. Глаза его незряче устремились вверх, узкими зрачками будто в душу Богу заглядывая, лицо бледнее обычного и будто бы начинает синеть. Рот приоткрыт в отчаянных попытках вдохнуть хоть немного воздуха, тут же выплёвывая его обратно очень слабым кашлем, от которого дёргает почти всё тело. Но при этом руки душат. Его собственные руки крепко сжимают горло, вцепившись в него мёртвой хваткой. И одна будто бы пытается оторвать другую. Или сильнее надавливает. Руки дрожат, но душат, да кожу царапают, пока парень пытается хоть как-то вдохнуть. Где-то рядом лежит топор, на котором, как кажется, есть даже застывшая кровь... Но сейчас вообще не до этого! Девушка ужаснулась этой картине, но столбом не стояла: тут же подскочила к другу, почти что бросая телефон рядом фонариком вверх. Её ладони тут же легли на руки первокурсника в попытке отодрать его пальцы от горла. А те вцепились крепко, с невероятной силой. Дженна даже удивилась когда смогла наконец-то слегка отодвинуть эти пальцы и схватиться за них, после этого уже чуть легче оттаскивая их от истерзанной кожи. Стало чуть легче. Юноша тут же закашлял, резко и сильно, будто что-то застрявшее глубоко в горле мгновенно вылетело наружу. Глаза шире, словно в удивлении расширились, взгляд будто бы начал проясняться. Руки тряслись, сильно напрягаясь и зависнув в воздухе. Ладони Дженны сжимали их, дабы не дать парню в случае чего вновь начать душить себя. И всё таки, одна её рука тянется к голове Лололошки, осторожно возвращая её в вертикальное положение. Глаза иностранца с животным страхом смотрят пред собой, а сам он весь дрожит. И всё ещё куда-то мимо. Но явно цепляются за лицо человека перед собой. Силуэт из-за пелены перед глазами размытый, но хоть что-то видит, уже хорошо. И некоторое время он смотрит на подругу, вглядывается, тяжело дыша. Стоит отдать должное – дышит хоть и не ровно, но вдыхает уже почти полностью, и выдыхает судорожно, но без особых препятствий. Зрачки цепляются за примерное место, где должны находиться чужие глаза. – Дженна?.. – хрипло, еле слышно шепчет юноша, разглядывая в силуэте знакомую палитру цветов. – Тихо-тихо, не говори, просто дыши, – чуть громче, чем друг, говорит та, продолжая придерживать его голову. – Давай, вдох... Выдох... Вдох... Выдох... Лололошка повинуется и начинает глубже дышать, следуя указаниям. Холод у шеи отступает, позволяя вдыхать спокойнее. Но всё ещё почему-то сложно делать это полностью нормально. Словно... Словно горло само как-то сжалось изнутри, словно что-то там застряло. Это заставило прервать синхронные вдохи и выдохи двоих студентов от того, что один из них вновь закашлял. Но это чувство не пропадало. Кашель лишь раздражал и так повреждённые стенки горла, но и не помогал вытолкнуть что-то оттуда, ни вперёд, ни назад. Дженна тут же реагирует, довольно скоро догадывается, в чём дело, и достаёт из своего рюкзачка полупустую бутылку с водой, после чего открывает её и протягивает иностранцу, придерживая и помогая сделать пару небольших глотков. Это немного помогло, пусть и глотать было сложно, а неприятное ощущение никуда не делось. И пока парень пытается отдышаться и прийти в норму, что даётся ему куда сложнее, чем в предыдущие разы, девушка потянулась к своему телефону, выключила фонарик и уже кому-то позвонила. Сквозь шум собственных дыхания и сердцебиение сложно было вникнуть в слова и понять хоть что-то, поэтому Лололошка просто продолжал безвольно лежать, вновь откинув голову назад, но уже не задирая. Вскоре подруга вновь дёргает его. Подмечает, что состояние юноши уже куда лучше, и помогает встать, а потом и отводит неспеша в сторону общежития.***
– Зачем я здесь? – тихо, столь же хрипло спрашивает Лололошка, замечая, что находится в уже знакомой ему палате. А напротив стоит Дженна, обеспокоенно глядя на друга. Уже у самой автобусной остановки он потерял сознание, хорошенько тем самым испугав. Скорая, благо, уже была вызвана и его быстро доставили в больницу. Конечно, было стойкое ощущение, что он ничем физически не болен, но зато присутствовали опасения, что иностранец мог серьёзно навредить себе. На его шее оставалось множество синяков и царапин от собственных рук, что свидетельствовало том, что подобный случай происходил явно не впервые. Это удручало и волновало. А ещё активистка не могла поверить в то, что не заметила очевидных вещей! Ладно, шея, она то постоянно была укутана в шарф... Но голос! Голос ведь определённо с каждым разом становился всё более хриплым. И Дженна заметила, честно заметила в какой-то момент, но осознала и обратила внимание только сейчас. Как же часто на самом деле парень задыхался? Ужасное чувство. И очень пугающее. И внешне тоже. – Лололошка, ты пару часов назад буквально задыхался! А потом потерял сознание! – воскликнула Дженна, не пряча своего волнения по этому поводу. Но потом выдохнула, складывая руки на груди и отворачивая голову в сторону. Она выглядела очень печально, встревоженно. Глаза в никуда и губы сжаты в тонкую полоску. Она вновь заговорила, но уже тише: – Врач сказал, что ничего критичного, благо, произойти не успело, так что ты уже утром можешь выписываться... Но что, если бы я не успела?! Если бы не заметила?! Она вновь переводит полный страха взгляд на излишне спокойного юношу. Даже не спокойного, а... Апатического. Но с какой-то тоской в опущенном взгляде. Ответ на её вопрос есть – случилось бы непоправимое. Скорее всего, ситуация действительно грозилась закончиться смертью иностранца, учитывая, что к той части леса редко кто подходит, зато иногда бродить могут животные, среди которых и хищники есть. И если сам себя не задушил бы, то безвольное тело легко могли сожрать. Как представишь – так в дрожь бросает. Что ж, Лололошка, 1:1... А он молчит, заставляя девушку выдохнуть и уже спокойнее продолжить: – Я приду завтра утром и заберу тебя... – не успевает она договорить, как юноша резко вставляет свои слова. – Я и сам могу... – Нет, – взаимно перебивает его Дженна. – Нет, я приеду за тобой. А потом мы будем разбираться с твоими паническими атаками, – тут первокурсник удивлённо смотрит на неё, будто впервые слыша такое. Хотя, кто ж его знает... – Вместе. Я помогу тебе. Такого от жизни Лололошка явно не ожидал, что отображается в его взгляде. Он привык оказывать помощь в любом её виде, но не принимать. Так что для него такая ситуация была... Странной? Неожиданной? И, наверное, приятной, но неловкой. – Я... – было начал парень, не зная, что и сказать. Если так подумать, то Дженна явно предлагает какого-нибудь...психолога или психотерапевта. Он не разбирается, точно сказать не может. Но уверен, ибо вся его проблема уже была, как на ладони. – Я не думаю, что у меня есть средства для этого... – Лололошка, – практически перебивает его девушка, твёрдым тоном голоса заставляя замолчать. – Вместе. Я помогу. Твою проблему так просто оставлять нельзя. И мы её не оставим. И вновь повисло молчание. Дженна уверенно смотрит на иностранца, явно не планируя отступать. Она уже поставила перед собой цель помочь ему, и она это сделает. А Лололошка долго вглядывался в глаза подруги, пытаясь понять, что ему стоит говорить. Но решает остановиться на самом простом. – Спасибо...