Вкус Малины

      Аккорды он начинает слышать ещё на подходе к студии. Мелодия незнакома, и Саша, на мгновение, спотыкается, удивлённо распахивая глаза. У них секретов друг от друга настолько мало, что творчества и не касаются вовсе. Оттого слышать что-то удивительно новое непривычно и странно.       Обычно Серёжа ему первым делом минусы с текстом тащит, сияя ярко, что любые небесные звёзды кажутся рядом с ним иллюзорными, почти фальшивыми. Деятельным становится: круги по общему дому наворачивает, создавая легкий хаос вокруг; приплясывает в такт, иногда и его в парный танец цепляя; мурлычет под нос готовый текст, пока заваривает кофе для них двоих.       И Саша волноваться начинает, не уверенный, что его ждут и хотят видеть на записи новой песни. В комнату прослушивания заходит аккуратно, мягко приоткрывая дверь, и сталкивается с хитрым взглядом Даши. Да и остальные смотрят так, словно знают какую-то красивую тайну. Только все молчат и переводят взгляды с него на Серёжу за стойкой с микрофоном.       Серёжа глядит на него цепко, пригвождая Сашу к полу какой-то невиданной силой и энергией. И у Саши ком в горле образуется от огня, разгорающегося на дне карих глаз, а сердце выстукивает сумасшедший ритм мелодии, совершенно ему незнакомой.       Обезличенный текст первого куплета в голове никак складываться не хочет — путает мысли, создавая клубок из недоверия и лёгкого отчаянья. Он знает не понаслышке — они проходили через попытки уйти и никогда больше не пересекаться, но каждый раз возвращались друг к другу, не в силах забыть и заглушить собственные чувства. Саша сам обезоружен — никогда не думал, что можно вот так прямо, без прикрас, говорить в текстах о самом сокровенном. К припеву он вздрагивает всем телом, осознаёт наконец, почему так и не слышал, как Серёжа напевает её дома.       Саша мало обращает внимания на всех остальных людей, находящихся в комнате, которые тихо переговариваются и посмеиваются рядом. Он вслушивается в каждую строчку, пристально следит за едва заметными изменениями и дрожью в голосе Серёжи, когда тот не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями. Они начинают снова и снова, пока всё не получается отточенным и идеальным. Прекрасным и красивым до невозможности.       Саша не может выговорить ни слова. Ему не хочется хохмить и балагурить, показывая свой непростой характер, не хочется расточать флюиды сумасшедшего флирта, которыми так часто он на Серёжу сыплет, не хочется соблазнительно выставлять свои лучшие стороны, которые неизменно похожи на прелюдию. Он сейчас сгусток энергии, он — беспомощный, до невозможности растерянный мальчишка, поглощённый эмоциями, придавленный ими.       У Саши внутри где-то между рёбрами щемить от невыносимой нежности начинает от осознания — она для него. В каждой строчке — маленькие пазлы истории, от самых первых боязливых прикосновений до полного принятия собственных чувств. Столь хрупких, как весенний ландыш под слоем снега, что Саша иногда боится наступить, потрогать неправильно и всё разрушить до основания. Они сейчас настолько крепко переплетены, что он и не представляет себя с кем-то ещё столь же близким, как Серёжа.       У Саши на обратной стороне век отпечатывается каждое мгновение сегодняшнего дня и вряд ли забыть получится хоть когда-нибудь. Он молчит, когда они выходят на улицу, под промозглый летний дождь, который тушит воспламенившийся ком разрозненных чувств внутри. Он продолжает молчать, когда они садятся в машину, оставаясь вдвоём в комфортной тишине собственного дыхания. Саше страшно сказать несусветную глупость, которая может только испортить столь важный для обоих момент своей несуразностью и ненужностью. Поэтому он предпочитает молчать, всем телом ощущая лёгкое напряжение, которое исходит от Серёжи.       Пытаясь успокоить, Саша берёт его руку в свою — медленно и осторожно, будто боится, что Серёжа тут же отпрянет и отгородится, скрывая за смешливыми комментариями собственное волнение. Но он не делает этого. Не отодвигается, сам тянется поближе и переплетает их пальцы, нежно поглаживая прохладную кожу рук. Они так и доезжают до дома в молчании.       Оказываются в темноте коридора и останавливаются, пристально вглядываясь друг в друга. Сашу током прошибает от осознания — такое уже было, несколько лет назад, когда они только встретились и каждый пытался оценить другого. Вот только сейчас Серёжа, напряжённый как струна, словно ждёт очередного удара от, итак не самой лёгкой судьбы, вгрызаясь зубами в губы до крови. Уют тишины превращается в дискомфортный вакуум. — Ты так ничего не скажешь? — Серёжа глаза отводит, стараясь не смотреть на него, пальцами мнёт мягкую ткань широких штанов, нетерпеливо притоптывая правой ногой.       А у Саши в голове только белый шум с тёмными вкраплениями линий расплывается, да тянущее ощущение внутри, которое и слово вымолвить не даёт. Он не знает, что сказать, чтоб ненароком не обидеть неаккуратным словом или глупой шуткой. Разговоры об искренних чувствах сейчас ощущаются самым тяжёлым, но до болезненной искренности правильным. Видеть, как Серёжа, в приступе собственной неуверенности, нетерпеливо дёргает мизинец знакомым жестом кажется таким лишним, что Саша тут же хочет вывалить на него весь шквал мыслей, которые рвутся из него весь день. — Почему? — враз пересохшими от волнения губами спрашивает Саша, мягко опираясь спиной о стену. Ноги плохо слушаются, а на виски давит осознание: «Такое. В эфир. На все площадки». — Сам не понимаешь? — Серёжа в ответ только светит ярким взглядом карих глаз и мягким изгибом красивых губ улыбается.       Подходит близко-близко, пальцами правой руки касается так, что вздрагивать впору. Они давно вместе, но сейчас у Саши ощущение, что встретились вот только недавно, глазами щемяще нежно скрестились, не расцепить, ведь сами не в силах оторваться друг от друга. И от одного лёгкого прикосновения током насквозь прошибает, дыхание напрочь сбивая.       Саша не знает, что сказать: в горле ком стоит, что впору слёзы пускать от обуревающих чувств, а губы не слушаются, высыхают за мгновение, неприятной корочкой покрываются так, что облизывать часто приходится. И Серёжа взглядом прикипает, за языком следит влажными от эмоций глазами, пальцами продолжая теребить чувствительную кожу.       Волнуется, с каким-то детским восторгом понимает Саша. Волнуется до такой степени, что эмоции рвутся из-под бравады уверенного в себе человека. Саша знает, осознаёт где-то внутри себя, что Серёже важно знать, что он правильно понимает посыл и смысл песни. Широкий жест, сказал бы сам Серёжа. Сумасшедший, ответил бы ему Саша. Но сам знает, что это невыразимое безумие на двоих.       Саша берёт влажную ладонь Серёжи в свою руку, губами к пальцам прикасается, ощущая едва заметную ответную дрожь. Надтреснутым, хриплым голосом шепчет ему «спасибо» много раз, не узнавая самого себя, и покрывает лёгкими поцелуями огрубевшую кожу ладони. Под рёбрами расползается щемящее чувство благодарности, пока с языка срываются невнятные глупости, которые в здравом сознании он произнёс бы только в шутку.       Влюбляться в Серёжу с каждым днём, месяцем, годом всё больше и больше, ощущая внутри расплывающуюся разноцветными пятнами нежность, кажется таким правильным и нужным, что сердце пропускает очередной короткий удар.       Он не думает, протягивает руку и мягко дотрагивается до влажной щеки Серёжи, и внутри испытывает щемящий восторг от контраста их кожи. Саша сам сейчас — сплошной жар, концентрация оголённых чувств, с душой нараспашку. И Серёжа — мягкая гладкая прохлада, пленительная тихая волна благодарности и спокойствия. Саша только покалывание в пальцах чувствует от малейшего контакта кожи с кожей и мурашки по всему телу от кончиков пальцев ног до светлой макушки.       Он сейчас всесильный. Залюбленный до невозможности.       Кто кого целует первым, он вспомнить при большом желании не сможет. В голове кадрами отпечатывается только мягкое прикосновение чужой ладони к загривку и тёплые искусанные губы, которые прижимаются к его. Серёжа крепко обхватывает его широкую спину руками, к себе прижимая так, словно боится, что Саша сейчас оттолкнёт и выйдет за порог дома, чтобы никогда не вернуться.       Разговаривать не хочется, тело скажет за него лучше любых примитивных слов. Саша ведёт ладонью по крепким плечам, мягко прикасается к вздрагивающему горлу и наконец-то кладёт трясущуюся руку на щетинистую щёку, ощущая, как под пальцами разгорается тепло чужой кожи. Губами чувствует каждую ранку и впадинку, когда поцелуй становится интенсивнее. Бережно языком обводит верхнюю губу, чувствуя мягкий вдох всем своим естеством.       Рукой Саша водит по покрасневшей коже, чувствуя, как Серёжа жмётся ближе, ластится и тянется за прикосновением, выгибая красивую загорелую шею. Саша себя остановить не может, оглаживает каждый миллиметр красивого горла длинными пальцами, ловит губами каждый тихий стон, наслаждаясь крепкими объятьями любимого человека.       В их поцелуе так мало страсти — только бережная нежность и мягкая чувственность. Они целуются неторопливо, смакуя каждое влажное соприкосновение языков и истерзанных губ. Оторваться от Серёжи сил никаких нет, хочется и дальше трогать, губами нежно водить по разгорячённой коже, оставляя красные следы. Но они останавливаются.       Серёжа тяжело дышит и закрывает глаза, прижимаясь влажным, горячим лбом к его. Саша молчит, смотрит на длинные ресницы Серёжи, которые трепещут и отбрасывают мягкую тень, и его тело скручивает от запоздалого понимания — он пропал навсегда. С самой первой встречи. И менять ничего в своей жизни не планирует, сколько бы им ещё ни выпало испытаний и проблем.