Священная ночь

Небо заволокло красивыми облаками, оттенки которых варьировались от алого до темно синего. Первые звёзды вот вот начинали проявляться, медленно заполняя собой всё пространство. Самое лучшее время для начала. Накинув на себя чёрную накидку, напоминающую глубокую ночь, Руслан, как можно тише, отпер массивную дверь, которая противно заскрипела на всю залитую закатным солнцем церковь, и вошёл в подвал. — У тебя всё готово? — Подойдя со спины к Алине, сторого спросил парень, рассматривая стол перед ней. — Да, вот, смотри, — прочеканила черноволосая, подвигая ближе к тому несколько пирогов, приготовленных заранее. — Отлично, солнце уже заходит, время начинать. Паства вот-вот подойдёт. — Тушенцов перевёл свой взгляд с часов на девушку, что, как можно быстрее, завязывала свою белую, как пасмурное небо зимой, мантию. Вместе наспех выйдя из кладовки и подготовив зал к ритуалу, они подошли к входу в помещение и принялись ожидать, причитая о том, какие же все медлительные. Но остальные участники не заставили себя долго ждать и объявились буквально через минуту во главе с жрицей и стражем, который вел за собой, будто щенка, жреца. Подойдя к нему, Госпожа земли поцеловала в лоб Юлия, пока Мастер, достав из потайного кармана кристалл, читал молитву, вызывая дрожь у всех присутствующих. Запах ладана окутал дымкой весь зал, удушая всех, кто находился в нём. Скинув на некий алтарь брюнета, паства запела песню на латыни, обходя того по кругу пару раз. Запели также и Руслан с Алиной, только песню, отведённую специально для них, вместе с этим пристально наблюдая за всем происходящим в помещении. Тем временем ритуал начинался полностью — Никита подошёл к Онешко, своими сильными руками подняв того с пола и усадив на вершину их некого алтаря, подзывая к ним Дарью, чтобы та сняла с брюнета накидку. Когда пения закончились, девушка начала намазывать тело жреца ароматным маслом, который , хоть немного, но заглушал собой аромат благовоний, пока звуки не возобновились вновь. Однако, когда прозвучала третья песнь, всё вновь прекратилось, поэтому она, вместе с черноволосой, сняла свою мантию и примкнула к Юлию, начиная ублажать его своим ртом, не доводя до разрядки. Отпрянув от него, Добренко дала знак стражу снимать того с возвышения и, после, заставила встать на колени перед ней, приказывая чтобы также сделали и Мастер с Госпожой. — Я ищу защиты и соков твоего тела. — Как можно громче произнес Тушенцов, примкнув к бёдрам Алины, прямо как и Онешко, которого на это подталкивал сзади стоящий Гридин. — Испив, ты должен умереть! —Оттолкнув того, произнесла девушка, подходя к жрецу. — Возьми меня, ибо она есть я, и я твоя! — И, сняв с того повязку, черноволосая подтолкнула брюнета к Жрице, призывая их к совокуплению. — Ты посеял свое семя и, возможно, получишь их плоды! — Дождавшись, когда всё закончится, и, сняв пояс с мантии блондинки, она подошла к тому и начала завязывать его руки, вместе с этим опрокидывая на пол с нарисованной пентаграммой на нём и свечами вокруг. Поцеловав каждого присутствующего в лоб, Госпожа накрыла парня своей и Дарьи мантиями, смочив горло глотком вина. — Никакая вина не должна нас связывать, никакая мысль не должна ограничивать! Празднуйте все и наслаждайтесь, но пусть каждый помнит, что я Ветер, который охватит ваши души! Радуйтесь, пока есть шанс! — И, взяв в руки ярко горящую свечу, она кинула её в Юлия, наблюдая за тем, как постепенно все начинало разгораться. Казалось, душераздирающие вопли парня были слышны даже за пределами церкви. Благо, что в ней не оставалось людей, кроме них, что означало удачный исход ритуала. Дым, вместе с остальными запахами, душил всех присутствующих, содрогая их в кашле. Голову будто окутала пелена, отбирая остатки разума и заставляя слезиться глаза. Когда же через полчаса огонь потух, а на месте уже умершего парня вместо него остался лишь пепел, можно было начинать пир. Организму постепенно становилось лучше, но дверь в здание отворить все равно было нельзя, из-за чего приходилось вдыхать тяжёлый дымный воздух, от которого лёгкие содрогались в болезненных судорогах. Выставив стол посреди ритуального зала и поставив на него все ястное, все присутствующие уселись, начиная испивать вино и даже не вспоминая их почившего, только что, товарища, обсуждая только их счастливое будущее. От него осталась жалкая пыль, но кому какое было дело? Всех интересовало лишь одно — удача и благодать на ближайшие 17 лет, а на Онешко всем было так наплевать, что, по окончанию застолья, его прах никто не удосужился даже собрать. Руслан, подойдя к алтарю в середине пентаграммы, с некой долью грусти взглянул на то, что осталось от некогда бывшего друга. Но Юлий заслужил это. Он внаглую предал члена их секты, уйдя к другой и наплевав на все правила внутри их группы. В их кругах есть единогласное правило: предал кого-то одного — предал всех. Внезапно тело овеяло плохим предчувствием, выворачивая все внутренности наружу и принося вместе с собой тревогу. Брюнет не мог понять откуда оно взялось, весь всё идёт слишком идеально для такого. — Эй, ты идёшь? — Послышался голос сзади. Это была Алина и, по видимому, она хотела выйти вместе с ним, чтобы вместе пойти домой. Внутренний голос так и кричал, чтобы он шёл вместе с ней, но тело будто не слушалось, оставаясь на одном месте и не совершая ни единого действия. Даже его тело не могло согласоваться с самим собой. — Я ещё тут побуду, иди давай. — Хорошо, только не забудь выйти до рассвета, помнишь же правила. — И, помахав на прощание ему рукой, она скрылась за пределами подвала. Тяжело вздохнув и ещё пару-тройку минут походив по помещению, всё также не лишаясь непонятных чувств, кареглазый дрожащими руками кое-как собрал свои вещи и вышел из подвала, закрывая дверь массивным ключом. — О, Руслан, ты что-ли? — С широкой улыбкой спросил Данила возле выхода из церкви, который, кажется, сюда только зашёл. — Э-э.. Да, я, привет, — со ступором ответил тот, молча протягивая руку для рукопожатия, абсолютно не понимая, что тут может делать его старый знакомый, пути с которым, до это, абсолютно не пересекались. Предчувствие накрыло тело ещё сильнее, крича о том, что надо бежать отсюда как можно быстрее. — Ты какими судьбами, то? Что так рано в церкви забыл, а то не помню просто, чтобы ты православным был. — С укором в голосе проговорил Кашин, пристально осматривая Руслана. — Ну...Вот решил просвещаться, так сказать, даже на служение пришёл, — Тушенцов во время слов смотрел куда угодно, делая вид будто заинтересован атрибутами церкви, лишь бы не на собеседника, пока все таки не опустил свой взор на него, моментально поняв, что тот так внимательно оглядывал. А именно чёрную ёбанную мантию на нём, которую тот забыл снять. "Конечно, на его месте я бы тоже не понимал, что ночью, посреди церкви, делает какой-то хер в странной одежде," — фыркнул про себя брюнет, вместе с этим тревожно придумывая отмазку, если вдруг спросят про его одеяния. Но, погрузившись в свои мысли, он и не заметил, как рыжий напротив внезапно исчез, освободив его от тяжкого груза на плечах, как бы, в случае чего, выкрутиться. Казалось, даже тревога отошла на другое место, освобождая место облегчению. Однако, как только Руслан вновь подошёл к двери, его сразу же остановили, прижав к стене рядом. — Ты думал уйдёшь от меня? Я сразу догадался, чем на самом деле ты тут занимался, ну же, не строй из себя дурачка, — хищно облизнувшись, словно хищник, он навис на парнем, ожидая его дальнейших действий. И только в этот момент Тушенцов понял, что попал в ловушку. Причём слишком тупо. Предчувствие вновь вернулось, накрывая с ещё большей силой, причём такой, что у него, чуть ли, не случилась судорога. Смелость внутри, из-за других чувств, скрылась где-то в недрах сознания, никак не находясь, как бы того не хотелось, слишком утрудняя его положение. Никак не сумея подобрать нужных слов, единственное на что его смогло хватить — лишь осмотр Дани, стоящего слишком близко. Но ничего так сильно не привлекло внимания кареглазого, как огромный крест на груди рыжего. Вот сука. Он оказался в слишком огромной жопе. Перед ним прямо сейчас самый настоящий священник, которых он всю жизнь презирал. Руслан ожидал от жизни всякого, но не этого. Парень и знать не мог того, что бывший приятель окажется священником. Тушенцов будто оказался в каком-то ёбанном клише, отчего все внутренности скрутило так, что хотелось вычистить организм. Сейчас он был готов на всё угодно, лишь бы выбраться из слишком неприятной ситуации. — Ну же, малыш, не молчи, скажи хоть что-то в свое оправдание, — но внутри, помимо всего, будто весь воздух вышибли, не давая не то что слова сказать, но и вновь просто совершить какого-то движения. — И как же ты обо всём догадался? — Единственное, что смогло хоть как-то выбраться снаружу. — В первую очередь по твоей накидке. Я наслышан о мантиях сатанистов... — Он принялся говорить что-то ещё, но брюнет этого уже не слышал, охватимый сильным ужасом. Однако ещё больший страх на него нагонял Кашин, медленно приближавшийся всё ближе и, как показалось его нетрезвому разуму, томно смотрящий на него. На радость через несколько мгновений он отстранился, предусмотрительно запер вход в церковь и куда-то ушёл, оставив парня наедине. Выхода больше не было. Приступы, так и рвущиеся наружу было сложно держать, но раз кареглазый оказался в такой ситуации, то должен выйти из неё с достоинством. Если вообще выйдет. Идти обратно в зал было слишком опасно, поэтому, дабы хоть как-то справиться с тревогой, он принялся разглядывать иконы, всё время про себя подмечая то, насколько же они были ужасны. Да даже сказки про того же Вельзевула или Люцифера звучали куда убедительнее, чем Библия. И, чтобы убедиться в этом, он пролистал пару страниц этой книги, в итоге плюнув на неё, считая прочитанное только что полным бредом. — Я смотрю, ты тут не скучаешь без меня, — рассматривая писание перед ним, проговорил рыжий. — Держи, отпей вина. Он поможет тебе расслабиться и успокоить приступы. Не обратив особого внимания на то, откуда Кашин знает про его болезни и взяв золотой бокал из его рук, Руслан принюхался к напитку, но, не учуяв чего-то криминального, отпил. На лице Данилы сразу появилась хитрая улыбка, когда тот все же допил и отставил от себя алкоголь. — Я давно подозревал о том, что за той дверью находится далеко не подвал. — Зловещим, как показалось брюнету, голосом проговорил голубоглазый, медленным шагом приближаясь к нему. Идти было некуда, из-за чего приходилось лишь отступать назад, заводя самого себя в ловушку и, будто добровольно, отдаваясь на растерзание хищнику. — Кажется, мои догадки оказались верны. Я слышал вопли бедного Жреца. Можно так сказать, даже видел. — Послышалась усмешка. Слова священника вводили Тушенцова в ступор, из-за которого даже ноги отказывали слушаться, хоть он уже и был вжатым в алтарь. — Откуда ты... — Кашин рассмеялся на всю церковь, перебивая парня. — Это, совсем не важная информация для тебя, поверь. — Улыбаясь, уверенно сказал Даня, вновь прижимая того к стенке. — Ты, вместе с остальными, совершил ужасный поступок, отступив от Иисуса Христа, — прошептал парню на ухо рыжий, прислонившись слишком близко к нему и, как бы невзначай, прикусив его. — За этим всегда следует наказание. Раскайся, иначе ждёт тебя лишь смерть! Оттолкнув его, священник истерически засмеялся. Тело Руслана было полностью парализовано животным страхом, а голову заполняли различного вида мысли, пока парень напротив зачем-то начинал читать какую-то молитву, каждые несколько секунд целуя крест на своей груди. Один лишь вид мрачного священного здания вселял ужас внутрь него, не говоря об всей ситуации, что сейчас происходила с ним. Если бы сатанист только знал тогда, что будет из-за этих лишних минут возле мертвого товарища, он бы мигом ушёл с Алиной, не задерживаясь ни на секунду, доверившись своему предчувствию. — Иисус гневен на все твои поступки. Твои грехи надо отмыть, либо не видать тебе покоя более в этой жизни! — Вновь подойдя ближе к нему, воскликнул Кашин. Приказав тому немедленно встать, он, не без применения силы, завязал руки противостоящему этому Тушенцову поясом, который откуда-то достал и хищно улыбнулся, приблизившись к нему. — Позволь мне, как священнику, лично отмыть твой самый страшный грех. — И, с хищной улыбкой, Даниил моментально припал к губам брюнета, потянув его подбородок вниз, дабы тот приоткрыл рот и смог впустить его язык внутрь. О сатана, какие же необъяснимые чувства испытывал Руслан прямо сейчас! Вроде и хотелось ответить на поцелуй, как бы это не было запрещено, но и в тоже время страх держал его при себе, не отпуская от себя, сохраняя у него хоть какие-то остатки здорового разума. А он ведь даже отпор дать не может из-за завязанных рук! А ногами то он мало что сможет сделать, в особенности, когда те со всей силой прижали к стене. Во всех необъяснимых действиях Кашина точно есть какой-то подвох. Только какой? В этом предчувствие не могло помочь, лишь преподнеся мысль, сказанную ранее. Понимая, что никакого выхода из его ситуации нет, через несколько мгновений, Тушенцов все таки сдался, разочаровавшись в самом себе, так как ничего не предусмотрел, и начал слабо отвечать тому, окончательно не обладев контролем над, пока что, всем своим телом. Внезапно его подняли над полом, не разрывая поцелуй, и усадили на алтарь, теперь уже с большей усердностью цепляясь в его губы. Под мантию заползли руки рыжего, шершавыми пальцами очерчивая какие-то узоры на теле кареглазого. Когда же те притронулись к соскам, брюнет рвано издал стон в губы того, которому, кажется, всё происходящее, даже до этого, приносило удовольствие. Губы голубоглазого спустились к шее, начиная грубо ее расцеловывать, пока кисти рук постепенно спускались всё ниже и ниже. Волна возбуждения резко прокатилась по парню, даже не вызвав у него вопросов по происходящему. Ему хотелось лишь чего-то большего, тело так и требовало этого, только вот Даня, кажется, к этому и не спешил. Он медленно покрывал всю поверхность поцелуями и поглаживаниями, пока полностью не дошёл до низа. Но, кажется, его долгое изнуряющее терпение всё же закончилось, отчего Кашин резко встал и начал расстёгивать свою рясу, доходя лишь до пояса. Подойдя к Руслану, который, будто щенок, смотрел на него своими огромными чёрными, как бездна, глазами и, сидя на алтаре, был слишком низким, как раз доходя своим ростом до нужного места, он не мог себя больше сдерживать. Вцепившись в волосы и придвинув его ближе, рыжий начал ожидать действий от того, которые не заставили себя долго ждать. Стянув с того боксёры, сатанист ещё несколько секунд осматривал всё, что предстало перед ним, но, как назло, все выпитое вино дало знать о себе лишь сейчас, отчего тот, опьяненный, быстро припал к члену, начиная посасывать головку. Он ни разу ни занимался подобным, хоть и состоял в секте. Лишь видел, но всегда презирал. Кажется, как раз сейчас, кареглазый и стал одним из тех. Как же иронична судьба. К удивлению, сейчас он не чувствовал никакого отвращения, лишь как можно изощеренее и усерднее засасывал половой орган, видя одобрение сверху, о котором говорили глухие стоны. Внезапная солоноватая жидкость заполнила весь рот, напоминая по вкусу яичный белок, которую захотелось моментально выплюнуть, но этого сделать, конечно же, не дали. Ну что же, всё бывает впервые. Кажется, подобные действия веселили Кашина, от чего тот вытер капли вытекающей спермы и раздвинул бедра Тушенцова шире, словно сдирая остатки его одежды. Вставив, для начала, один палец внутрь того, предугадая, что это его первый раз с парнем, рыжий вновь прислонился к его шее, оставляя багрово-красные засосы. Из уст кареглазого послышались стоны, которые слишком сильно понравились Даниле. Он бы мог слушать их вечность, только вот, это никак не представлялось возможным. Растянув брюнета, как показалось ему, предостаточно, священник придвинул его к себе поближе, медленно вводя член внутрь. Из уст Кашина раздался животный рык. Они словно животные — хищник и жертва, загнанная в угол, только вот она о своей роли, пока что, не догадывалась. Вся церковь заполнилась стонами, такими порою такими громкими, что, казалось, их можно было услышать даже снаружи. Иконы, будто осуждающе, смотрели на них со всех сторон и как же было хорошо, что они не умеют говорить. Луна из прозрачного купола ярко освещала, будто бы, только их, предавая ситуации некий шарм. В помещении, наполненном всем святом, ночью было слишком жутко оставаться, чувствуя чье-то вечное присутствие, но сейчас, единственное, что можно было почувствовать — это член внутри и вдалбливающееся тело рядом. В экстазе Руслана абсолютно не волновало ничего, ведь сейчас он был сосредоточен лишь на одном, не обращая внимания ни на что. С рваным вдохом кончив и, почувствовав всю ту же жидкость вновь внутри себя, весь потный кареглазый откинулся на алтарь, пытавши отдышаться. — Подожди, а разве гомосексуальные отношения в библии не грех? — Внезапно протрезвев, спросил Тушенцов, впав в ступор после окончательного осознания всей ситуации. — Грех. Только, знаешь ли, богослужителей это не касается,— щёлкнув по носу того, ответил голубоглазый, застегивая пуговицы на своём одеянии. — По правде говоря, я давно знаю о вашей секте, только вот никак вас вычислить не мог. Понимаешь, негоже в святом здании устраивать сатанинские непотребства. — То есть, по твоему, то что сейчас было это потребство и в святом здании это делать можно? - Презрительно фыркнул брюнет, рассматривая луну, которая завораживала его, пока не обнаружил кромку начинающегося рассвета, которая моментально охватила ужасом парня. Кажется, он понял, что случится дальше. — Может быть. Знаешь, пророк Иезекииль говорил, что если праведник отступит от правды своей и поступит беззаконн, то он умрет за грех свой, и не припомнятся ему праведные дела его, какие делал он и взыщет он его кровь. — Хитро улыбнувшись, проговорил Кашин, попровляя складки на рясе. — Так что можешь считать, что я твой личный пророк Иезекииль. Внезапно он достал нож, будто бы из неоткуда, и, кокетливо подмигнув парню, воткнул его в живот того. Кровь моментально хлынула во все стороны, пачкая чистый пол и золотистый алтарь собой. Как же красиво, для Дани, это всё выглядело! — Такая судьба ждёт всех твоих товарищей. Иисус не терпит предательства. Ухмыльнувшись и дождавшись, пока жизнь полностью уйдёт из тела Тушенцова, Данила перетащил его в тот самый зал, уложив в центр пентаграммы. Тихонько рассмеявшись над всей ситуацией, он убрал все следы своего присутствия и вышел из церкви, рассматривая начинающийся рассвет и не жалея о своём прекрасном вечере ни на секунду. Всё было слишком предсказуемо для них обоих.